В добавление к списку кораблей носящих имя Святого Георгия.
Святой Георгий (Сант-Иорий)
Заложен в 10.1697 на Воронежской верфи, спущен в 1701, вошел в состав АзФ.
41,2х11,3х . м; 66 ор.; 430 человек.
В 1702 переведен из Воронежа в Устье и отправлен в Азов. В 1703 перешел в Таганрог. В 6–8.1706 ходил в урочище Берды за солью. В 1709 пришел в Азов для ремонта. При передаче Азова туркам в 1711 стоял на берегу в ремонте. (?)
А ведь верно, что слово или маленькая ошибка могут и до ракетно-ядерной довести...Боже, дай ума дипломатам!
-Викторыч, спать ложиться нельзя. Не встанешь. -Иваныч, отстань… -А я тебе говорю, нельзя!Уже 5.30! В висках гулкий отсчет секунд, во рту «кака», глаза закрываются сами. Тяжелая ночь. Голова кружится. Я проиграл три рубля. В «тысячу». Денег не жалко, здоровья нет…Тошнит…Болит не только кора головного мозга, но и древесина. Подушка-подружка, где ты? Уронить голову и забыться… А тут этот противный Иваныч…Нет, не друг, сволочь, тормошит…Блин, как тошнит… Мы не в базе, в Петропавловске, вернее, в Завойко. Лодка в док собралась, постановка завтра. Пусть механик отдувается. …Спать…А я думал, старпом, ты мне друг…Сука ты, не тормоши… - Викторыч, подъем Флага через 20 минут. Пойдем. Подъем! - Блин, друг называется. Да не сплю я. Я просто на все глаза закрыл. А какая мягкая подушка…Что? Подъем Флага? Встать, встать…Елы-палы, встал! Удивительно…Хотя, только мертвый моряк имеет право не выйти…А я жив. Лучше бы вчера умер. -Иваныч, вперед, на подъем Флага! - Вот и молодцом, Викторыч, вот и молодцом. Говорил я тебе- спать нельзя! Вскарабкались. Построение. Доклад командиру. -Флаг поднять! Лапы к уху! Вольно! - Слушай суточный план…Командирам боевых частей начать развод на работы. Ну старпом, ну, зверь…Железный он, что ли? -А вот теперь, Викторыч, и передремлем пару часиков. Командир тоже спать идет, но нам встать надо чуть раньше… Друг. Опытный, умный. Здравствуй, долгожданная подушка! А как хорошо все начиналось. После «адмиральского часа», раздачи очередных пирогов , кнутов и пряников на построении, командир подошел ко мне и задумчиво сказал, посмотрев на лес, начинавшийся прямо за пирсом: - Зам, а ведь грибы пошли…Пойдем, проверим? Собирал? Пошли. Ну, я –то грибы в лесах под Владиком собирал. С детства, крупные. Заросли папоротника увидел, прилег. Среди тонких зелено-красных стеблей столбики потолще. И-вперед. Корзина-сковородка. В последний раз по грибы ходил уже здесь, на Камчатке. Друг пригласил. На склоны вулкана Авача. Идем втроем, с соседом друга. Навстречу люди полные корзины прут, а у нас- ноль. Поганок даже нет. И не видели. Друг говорит: - Мужики, лес, хорошо. А вот рябина. Собирайте, собирайте ягоды, я вас варенье варить научу. Собрали. Грибов нет. Да и ягоды сомнительные, для варенья. Километра через три, вверх по склону, наткнулись –таки на грузди. Рябину выкинули, грузди в кульки. А народ сверху спускаясь, все белые тащит. Обидно. Идем дальше. О! Пеньки! А на пеньках-опята! Облепили пенек, как бедные родственники богатого племянника. Пришлось выкинуть грузди, опят много. Режем. Ноги болят с непривычки пещих походов в гору, но настроение улучшается. Сосед друга говорит: -Ну что, не зря я вас в лес вывел? Опята! Научу вас готовить. А сверху народ с белыми…Очень обидно. Хотя ладно, опенок -тоже гриб… А потом выходим на огромную поляну, на самой вершине. Плато. На плато трава, а среди травы- белые. Тысячи…И шляпки коричневые - размером с бескозырку. Стоят, красавцы, толстенькие, высокие. И- до горизонта….А на грани видимости- кратер дымится, в снежной шапке. Там, в конце плато. Тепло грибочкам. Ну, здравствуйте! Понятно, сначала выкинули опята… Кульков не хватило. Сняли рубашки, завязали на манер мешков, и режем, режем… А когда вниз спускались, пригибаясь под тяжестью, опять видим грибы. То слева от тропы, то справа. А взять уже некуда…
Командир носится по кустам, кулек почти полный, а у меня-ноль. Хотя ищу внимательно. Гриб-он открыться должен. Мне- не хочет. -Ну что, нашел что-то? -Нет, Александр Иванович. Нет грибов. -Искать нужно уметь! Что, зрение слабое? А ты очки купи! Доволен командир, издевается. -А я…а я…а я белый ищу! В кустах демонический смех, от земли несется, значит, опять нашел, срезает. Расстроенный, выхожу на полянку, присаживаюсь на толстый ствол упавшей березы, закуриваю. Поднимаю глаза- вот оно, чудо совершенное! В двух шагах!Тусклый глянец шляпки, снизу -плотный бархат, толстая крепкая ножка, толщиной в руку. Крепыш такой, тридцати сантиметров ростом. Прежде, чем срезать- любуюсь. А теперь аккуратно, левой рукой придерживая…Ух,ты, охватил только часть «ноги» , толстенькая. Режу ближе к земле, грибницу не нарушаю. Курю, жду. Из кустов, довольным лосем, с треском, на поляну вылетает командир. Кулек полный, опята, сыроежки, прочий сор. -Ну что, нашел, студе... Студент-слово не обидное, покровительно-снисходительное. Слова замирают на губах, глаза округлились. Увидел. Шок. Пришел в себя. Две секунды. Он и в море, в самой сложной обстановке, через пару секунд решение верное выдает. Счастливая улыбка превращается в жесткую волевую прорезь рта. -Я не понял, товарищ замполит! Вы чего расселись? Вы тут по лесу бродите, а на лодке личный состав, как безотцовщина, сам себе предоставлен? Старпом с механиком уже в мыле, языки на плече, служатт Родине , как пудели, а Вы курите. И без разрешения, в присутствии старшего! Развернулся, кулек приподнял, но не выбросил, передумал, унесся. У меня столбняк закончился, тоже бегу служить. Ума хватило гриб в кулек спрятать, хорошо- непрозрачный. Командир уже метрах в ста впереди. Пролетел как вихрь по пирсу, оставляя за собой обезглавленные и рассеченные до пояса тела, подвернувшиеся под разящий палаш командирского гнева. Кровь, кровь, брызги багровые, сталь клинка дымится… Последний удар снес бы голову старпому, но тот щит успел подставить, отскочил. Лодка качнулась, приняв на борт командира. Из верхнего рубочного слышны крики, стоны, рыдания, Наверное, по отсекам пошел… На пирс выползает тяжело раненный механик, молча проползает мимо нас со старпомом, кровоточа ниже пояса, оставляя широкий красный след, и ну добивать кувалдой агонизирующие на пирсе тела! Боже, как бьет! Жестокий человек, но справедливый. Не вмешиваюсь. Картина Верещагина «Апофеоз войны».Ну, с горой черепов. Или не так называется? -Викторыч, что произошло? -это старпом. Усы дыбом от незаслуженной обиды и удивления. Молча показываю старпому ГРИБ. Тот аж приседает: - Писец, приехали…Это ж, минимум, на два дня мясорубки. И угораздило тебя найти. -А я чо, виноват? Да иди ты... Сообща ищем выход. А командир дока- мой хороший знакомый. Я до лодки в ВИСе служил. Вооружение и судоремонт. В том числе ПМ-ки и доки. ТПД. Обговорили, нашли. Выход. Договорились с гонцом-миротворцем. Лавровую ветвь дали. Вари, сволочь! К вечеру чтоб было готово. И к командиру сходи сам. Нас не примет. Спускаюсь , иду в каюту. За переборкой-командир. Ревет: -А заму передайте, завтра постановка в док, а у него в «Боевых листках» это историческое событие не отражено! Блин, Александр Иваныч, обижаете. Со вчера висят, чего я «бычков» вечером поимел? Выпустили. Это мысли в ответ.И что такое «Боевой листок»? Бумажка. Ах, да, да, правила игры… -А с кем командир разговаривает? А и нет никого. Знает, что слышу. Через переборку. Избегает. Общаться не хочет.Стул в переборку, периодически, кидает. Чу, дверь каюты хлопнула. Старпом. Шепчет что-то. Командир унесся куда-то. Не, криков не слышно. И куда? И пошто обидел? С «листками»?Да нет, командир человек не мелочный. Глубже надо копать. И что я не так сделал? В каюту заходит старпом. -Викторыч, что с грибом делать будешь? -Порежу на кусочки и посушу. Здесь, в каюте. -Ты что, в каюте нельзя. Только дома, здесь он столько дерьма наберется… Это мы дышать можем, а гриб-животное нежное. Вонять лодкой будет. Ты сваришь, а жрать не сможешь. Понюхай свой дипломат с чистым бельем. Ну, чем пахнет? -Лодкой. -Вот, видишь.А домой не скоро попадем. Ну, ты думай, а я пошел. -Личному составу- отбой.Дежурный. Лежу, не спится. Ни старпома, ни командира… Дверь отъезжает на роликах.Старпом. -Викторыч, ты гриб еще не резал? На сушку? -Да нет.Ты ж сказал, вонять будет.Где Вы? -Ты, это, вот что. Командир дока поляну накрыл. То-се, но главное блюдо-картошка с грибами и жареным луком. Только вот беда, у опят дух есть, а вкуса нет, корешки. Отдай ГРИБ, блин, я тебе говорю! -Да бери. Ну и сука, ну и дипломат! Сидим в каюте командира дока, шильцо, картошка с грибами бесподобная. В «тысячу» играем. На над[водном корабле в «преф» играли, во время «большого Сида», с пятницы до понедельника. Вист по полкопейки. Но и «тыща» тоже ничего. Командир издевается: -Зам, ну и где твой ГРИБ? История, переваривается уже, Здорово я тебя обул? Сушить, сушить…Придумал, тоже мне… Я проигрываю. Злой. -Александр Иванович, я завтра еще один найду. Больше. Тот и засушу. Пыхнул командир глазом, а потом засмеялся. -Удачи тебе, зам. Такие грибы- редкость. Сожрали уже. Забудь. Успокойся. С тебя трояк. Завтра отдашь? Ты что делаешь, с чего зашел? Ну, твое дело. Карты, они счет любят…Ты считай, студент. А то без штанов останешься. А зачем мне зам голозадый? Опять выиграл. Счастливый. Аобещание или угрозу я выполнил. В свой адмиральский час, святой, на следующий день, в лесу ще большего нашел. Не срезал. Ну его на фиг. Ну что такое ГРИБ? Пусть растет. Только рукой погладил.
Оба родились в 1895 году, Благодарев 16 февраля, а Муравьев 7 ноября. В 1915 году закончили Морской кадетский корпус и 30 июля были произведены в звание мичманов. И тот, и другой служили сначала в Российским императорском, затем в Рабоче-Крестьянском Красном, советском флоте. Каждый по-своему внес достойный вклад в становление Ленинградского Нахимовского училища, в создание системы воспитания и образования юных моряков. Оба, как следует из фундаментального труда Владимира Константиновича Грабаря "Нахимовское училище. История. Традиции. Судьбы", из воспоминаний нахимовцев разных лет, остались в памяти благодарных воспитанников.
Муравьев Сергей Александрович.
Удивительный человек, удивительная судьба, удивительная родословная. Однако обо всем по порядку. Приведем результаты тщательного и скрупулезного изучения Владимиром Константиновичем Грабарем этапов жизненного пути Муравьева С.А. и его родословной.
"21 февраля 1946 года на должность преподавателя рисования и черчения с окладом 850 рублей принят гражданин Муравьев Сергей Александрович. 1 октября ему, пятидесятилетнему, было присвоено звание капитан-лейтенант, а в 1948 присвоено очередное звание капитан 3 ранга. Сергей Александрович тоже из дворян, причем из тех самых. Матвей Муравьев принимал выпускные экзамены у Павла Нахимова, Павел Матвеевич Муравьев участвовал с Нахимовым в кругосветном плавании на фрегате «Крейсер». В декабре 1825 года семь Муравьевых вышло на Сенатскую площадь. Наш Муравьев, Сергей Александрович, окончил (Александровский) кадетский корпус (1913) и Морской корпус вместе с Благодаревым в 1915 году. Его дед - двоюродный брат В гражданскую Сергей Александрович - на борту линкора «Марат» (вместе с писателем ), который обстреливал и и восставших на форту затем служил на ЭМ «Альфатер» (Альфатер - штурман БФ), «Сталин», в 1924 - старпом ЭМ «Энгельс». С 1925 переквалифицировался в морские летчики-наблюдатели и позже стал специалистом по аэрофотосъемке. Но наступил 1930-й год... Гражданин Муравьев был ограничен в правах, то есть лишен права проживания на европейской части СССР, едва смог устроиться в Арктический институт и вплоть до 1946 года работал в полярных экспедициях. В 1946 году его отсутствие в вооруженных силах было трактовано, как длительный отпуск."
Несколько дополнений. На сайте можно узнать о некоторых членах экипажа линейного корабля “Петропавловск”, с которыми младший минер мичман Муравьев Сергей Александрович нес службу в период, непосредственно предшествующий Как сложилась судьба у других? О некоторых сегодня можно привести сведения, что мы и делаем с указанием источника.
Командир лейтенант Христофоров Борис Игнатьевич. — М.: Центрполиграф, 2002. Христофоров Борис Игнатьевич, р. 1890 г. Окончил Морской корпус (1910. Лейтенант линейного корабля «Гангут». В Добровольческой армии и ВСЮР. В эмиграции в 1930–1939 гг. в Судане. Умер 31 мая 1955 г. в Ницце (Франция). 1-й помощник мичман Кузьминский Николай Георгиевич. 2-й помощник мичман Нау Иван Эдуардович. Старший артиллерист мичман Корзун Георгий Сигизмундович. ... расстреляны по делу Кронштадтского восстания (С.Н. Дмитриев, Я.И. Белецкий, Г.С. Корзун и другие). 2-й артиллерист мичман Трахтенберг Иван Иосифович. Артиллерист прапорщик Бруль Зиновий Иванович. Высший Комсостав Мятежников. БРУЛЬ Зиновий Иванович, 32 года. Расстрелять. Артиллерист ? Мантелевич Иван Иванович. Старший минер лейтенант Ромашев Георгий Николаевич.
Желающим разобраться в суровых "законах" революционных эпох, когда многое становится "бессмысленным" и многие - "беспощадными", о неизбежности "возвращения к якобы старому", тем, кому претят "игры в войнушки" и черно-белая палитра изображения прошлой и современной истории, вновь порекомендуем работы историка (7 произведений доступны для скачивания).
Далее В.К. Грабарь пишет: "Дворяне, как было замечено, отличались большой скромностью, и скромность эта - не столько сословное качество, сколько необходимость советского времени. Поленову каждый раз при аттестациях приходилось доказывать свою преданность новому строю. Правда, в трудные времена за него хлопотали комиссар Авроры в 1917 – 1918 годах и его заместитель Неизвестно, как, вернее, с чьей помощью удалось устроиться на работу в училище гражданину Муравьеву. Среди высокого флотского начальства было много его однокашников, по свидетельству его сына Василия Сергеевича в семье особо почитался Ну что ж, похлопотать за Сергея Александровича было кому, хотя многие из друзей тоже претерпели достаточно... Интересно, а как воспитанники 40-х готов относились к дворянству? В качестве ответа можно привести еще один отрывок, но совсем другого свойства. в рассказе «Шлюпки», живо написал портрет преподавателя Рюмина, под которым легко угадывается капитан 2 ранга Муравьев. Согласитесь: Рюмин – Бестужев – Муравьев – это рядом; к тому же некоторые черты совпадают впрямую. Так вот: «Капитан 2 ранга Рюмин Иннокентий Петрович был нашим руководителем практики, а зимой вел у нас морскую подготовку. Был он костляв и брюзглив, с малиновым орлиным носом, в щели кительного стоячего воротника болталась у него вертикальная складка дряблой, до шелушения выбритой кожи; носил он пенсне, которое на шхуне привязывал к пуговице черным шелковым шнурком; на парадной тужурке был у него эмалевый офицерский Георгий. Прозвищ Рюмина хватило бы на десяток человек. За манеру преподавания звали его «багдадским мудрецом» и «Гусейном Гуслией», за старческую костлявость – «кителем на флагштоке», а за темперамент – «солитером в экстазе». Кто знал Сергея Александровича Муравьева ближе, тот вспоминает его, как милейшего человека, поэтому можно утверждать, что этот отрывочек выражает отношение нахимовцев той поры не к нему лично, а к дворянам вообще. Подобное отношение можно отметить в других детских училищах в связи с введением погон. В феврале 1944 учащиеся школ наркомпроса, от этих царских штучек шарахались и оттягивали момент, когда их надо было все-таки надеть. То же и юнги Соловецкой школы. Перед войной у ребят были сильны идеалы гражданской войны и революции и противоположное отношение к буржуям и дворянам. А нахимовцы, принятые только что, наоборот, этих погон жаждали, лишение погон было сильным наказанием, однако к дворянам, как видим, могли относиться по-разному, в зависимости от ситуации. Возможно еще одно возражение: их, дворян, было мало, чтобы оказать существенное влияние, к тому же они старались не показывать свое достоинство, не те были времена. Да, к сожалению, их было мало, и, как мы убедились, их влияние было неравнозначным. Но, вместо ответа, дополним отзывы нахимовцев словами известного адмирала Амелько. Через много лет он вспоминал, как во время знаменитого перехода из Таллина 1941 года, он, командир задал вопрос не сходившему с мостика преподавателю курсантов – А, что в таких случаях необходимо сделать командиру в первую очередь?
Потомственный дворянин ответил: «Офицерам следует надеть чистое белье и лучшее обмундирование и беспрекословно выполнить свой долг». После таких коротких уроков и становятся адмиралами. И действительно - корабль после сотни налетов вражеской авиации остался невредим, преподаватель был награжден, а командир впоследствии стал командующим Тихоокеанским флотом. Для юного нахимовца достаточно одной такой фразы, чтобы запомниться на всю жизнь. Как можно забыть казалось бы незначительные эпизоды из детства, когда в лагере, в ненастную погоду, нахимовцы зябли в огромном шлюпочном сарае, но тут заходил Сергей Александрович Муравьев набирать команду для прогулки на шверботе, и на возражения – Так, ведь - погода… - с показным недоумением и знаменитым дворянским «прононсом» уверял - « П-ек-аснейшая погода!». Скажете – мелочь? Нет. Это меняло отношение не только к морскому климату... Так, проявилась ли кадетская идея в жизни? Чтобы попусту не славословить, можно сказать одно непреложное: во все времена нахимовцев, где бы они ни оказались в жизни, будет отличать высокое чувство долга и собственного достоинства, которое, впрочем, не всегда и не везде оценивалось положительно. Они вошли в жизнь не флотскими сиротами, а уверенными в себе офицерами, заряженными тем самым «здоровым самолюбием», о котором говорил в своем докладе Лев Андреевич Поленов."
Контр-адмирал Олег Герасимович Чефонов, выпускник нахимовского училища 1955 г., в ранее упомянутой статье, опубликованной в "Морском сборнике", отмечает черту, отличающую воспитателя вообще, а в частности, воспитателя таких черт военного моряка, как решительность и бесстрашие.
На борту "Надежды".
"... А что может быть лучше для тренировки глазомера, чем управление шлюпкой под парусом, когда надо сделать «восьмерку», пройдя всеми галсами и выполнив все повороты между двух шхун, стоящих на якорях. Причем стремились пройти так, чтобы флюгарка шлюпки почти касалась бушприта шхуны. Как не вспомнить при этом нашего преподавателя капитана 1 ранга С. Муравьева, гардемарина 1914 года, сумевшего многих из нас научить этому искусству, не боявшегося неприятностей для себя из-за неумелых действий своих подопечных. А разве не требует определенной смелости от мальчишки несение ночной вахты у колодца на берегу Нахимовского озера среди лесных шорохов, непонятных звуков и всплесков? Так с отрочества мы закаляли волю, способность побороть в себе нерешительность, подавить чувство страха..."
Дополняет характеристику Муравьева генерал-майор Сафронов В. В. (Ленинградские нахимовцы – четвертый выпуск. 1944 – 1951. СПб 2001.): "Командовали шхунами опытные моряки, прошедшие службу на военных кораблях Команда на «Надежде» состояла из боцмана, двух мотористов да из нас - нахимовцев 14 - 16 лет. Причем в основном из третьего взвода четвертой роты, то бишь самых маленьких по росту и возрасту. Старшие были на «Учебе». На шхуне нас было человек 20. В первый раз с нами был и воспитатель - преподаватель военно-морской подготовки Муравьев, человек мягкий по натуре, но прекрасно знающий дело."
Для преподавателя "прекрасно знать свое дело" - это не только командовать "делай, как я", это и владение многообразием способов преподнесения уроков делания, так называемых методических приемов, в основе которых, конечно, любовь к делу и детям. Вот как о некоторые из них поведал в своих записках еще один нахимовец 1951 года выпуска В.Н. Федотенков: "... преподавали нам капитан-лейтенант Шинкаренко и капитан 3 ранга С.М. Муравьев. Иногда на их уроках присутствовали капитан 3 ранга Рожков, начальник цикла Военно-морской подготовки.
С.А. Муравьев (справа) проверяет знания нахимовцев по Военно-морскому делу в кабинете ВМД на "Авроре".
Первые уроки по Военно-морскому делу запомнились тем, что проводились в специальном классе военно-морского дела. Этот класс отличался наличием в нем моделей кораблей различных классов, как современных, так и исторических. Модели были установлены на кронштейнах, крепившихся к стенам и были покрыты стеклянными чехлами. Выше них на стенах располагались электрифицированные рисунки-схемы с электроуказками, с помощью которых можно было определить названия морских узлов, предметов такелажа, парусов, мачт, деталей шлюпок, корпусов кораблей и т.д.
Лично я в такой обстановке слабо воспринимал то, что говорил преподаватель на уроках: меня отвлекал и завораживал вид моделей кораблей, катеров, парусников, а также виды различных морских пейзажей, сведенных в таблицу местных признаков погоды, под которыми были вписаны двустишья:
Солнце красно с вечера – Моряку бояться нечего. Чайка ходит по песку – Моряку сулит тоску.
Эти рисунки, изображавшие прибрежные пейзажи, различные виды облаков, состояние водной поверхности при различной силе ветра в баллах и т.п., были мастерски на высоком художественном уровне исполнены капитаном 3 ранга С.М.Муравьевым. Позже мы узнали, что Сергей Михайлович Муравьев являлся выпускником Морского кадетского корпуса, много служил и плавал на различных кораблях русского флота, участвовал в русско-японской войне 1904 – 1905 гг. Он видел в Порт-Артуре великого русского флотоводца С.О.Макарова, художника Верещагина, которые, как известно, погибли одновременно в море на броненосце «Петропавловск», подорвавшемся на японских минах в 1905 году."
Вновь слово В.К.Грабарю ("Пароль семнадцать"): "... в январе 1956 года в звании капитана 2-го ранга закончил службу. И вот он с нами, не такой уж и старый, но от него веяло прошлым еще XIX-м веком. Для каждого своего подопечного -- юного художника Сергей Александрович завел папку, куда складывал его «шедевры». За семь лет их набралось порядочное количество. Он водил нас в музеи... Признаюсь, я старался подражать манере письма Сергея Александровича. Его акварели были просто великолепны. Ему особенно удавались море и корабли. До сих пор помню его еще дореволюционную акварель, где был изображен русский броненосец на рейде острова Готланд. Утро, желтоватый из-за просвечивающего солнца туман. Тихо. Спокойное море. Силуэт корабля. Он всячески поощрял наше увлечение. Выставки устраивал. Мы и на этюды ходили. Особенно много работали в лагере. Неподалеку от лагеря у него был маленький летний домик. Приветливая, улыбчивая жена Сергея Александровича (Ия Алексеевна.- ВГ.) угощала нас клубникой со сливками."
КСВ.: И мне посчастливилось в течение 1959-1960 учебного года , хотя и в роли "несмышленыша", пообщаться с Сергеем Александровичем. Прежде всего вспоминается его доброжелательность, вера в то, что каждый из нас Художник, способен акварельными красками рассказать о своем понимании красоты моря, Нахимовского озера. В качестве попытки возместить не сохранившиеся акварели Муравьева, - некоторые найденные в интернете акварельные работы, отчасти дающие представление об уровне и своеобразии его художественного таланта.
Закат на море.
В заключение, прежде чем перейти к следующему Сергею Александровичу, приведем фото выпускников Морского кадетского корпуса 1915 года.
Фото из архива Агронского Марка Дмитриевича, выпускника Рижского Нахимовского училища 1952 года выпуска. Стоят: контр-адмирал Георгиади Иван, Георгий Александрович, контр-адмирал, Броновицкий - Бароненко Дмитрий Васильевич. Сидят: Азбелов Николай Павлович, Муравьев С.А., Дымман Евгений Владимирович.
Благодарев Сергей Александрович. Заместитель начальника училища по учебной части. Капитан 1 ранга. Потомственный дворянин.
О втором Сергее Александровиче, Благодареве, память нахимовцев, материализованная в воспоминаниях, ничего не сохранила, он занимал в 1944-1946 годах должность заместителя начальника Ленинградского Нахимовского училища по учебно-строевой части. Исключение - академический труд В.К. Грабаря, основанный на изучении в том числе архивных материалов.
"В один день с Поленовым (1.9.44) на должность заместителя начальника училища по Учебно-Строевой Части был назначен капитан 1 ранга Благодарев С.А.. Видимо, состоялся их одновременный перевод из Баку, где они вместе служили. Сергей Александрович родился в 1894 году в дворянской семье, окончил Морской корпус (1915) и Военно-морскую академию, служил на Донской (1919), Волжской и Каспийской (1920) флотилиях, В 1923 году он - командир КР «Советский Азербайджан», а в 1922 году командовал линкором В 1939 году - помощник по СТРО начальника новообразованного а в 1941 году– начальник кафедры Военно-Морской географии эвакуированного ВВМУ им. Фрунзе. В нахимовское училище пришел из Управления ВМУЗ, где также взаимодействовал и с Поленовым и с Изачиком. В принципе он мог бы быть вместо Изачика начальником училища, и может именно по этой причине, он в 1946 вернется в Москву, в Исторический отдел ВМС. А его место в училище по праву занял Лев Андреевич Поленов."
Линкор «Октябрьская революция», 1934 г.
Период службы в Каспийском ВВМУ отражен в "Истории штурманской службы Флота России" (М., 2003.): "Фрунзенцам выпала честь принять участие в формировании 4-го (Каспийского) военно-морского училища, куда были направлены многие командиры и курсанты. Начальник ВВМКУ имени М. В. Фрунзе комдив Г. А. Буриченков стал начальником Каспийского училища. На его место был назначен флагман 2 ранга П. С. Броневицкий. В Баку переехали фрунзенцы капитан 1 ранга С. А. Благодарев, ставший помощником начальника Каспийского училища по строевой части, капитан-лейтенант А. Цветков (ССЫЛКУ), лейтенант Б. А. Циценовский, капитан ранга С. Н. Тархов, капитан 2 ранга И. Г. Яксон, капитан-лейтенант И. В. Демин и другие. В июле августе в Баку было переведено 302 курсанта первого курса Училища имени М. В. Фрунзе. 16 сентября из Училища в Баку была направлена еще одна группа курсантов-фрунзенцев в составе 6-й роты второго курса спецнабора численностью 115 человек и 3-й роты второго курса спецнабора «А» численностью 113 курсантов [350, лл. 43—48].
Сравнительно недавно в интернете появились дополнительные сведения о непростом жизненном пути Сергея Александровича Благодарева.
Флагманский секретарь при командующем Волжско-Каспийской флотилии (1920). Командир эсминца (1920), эсминца «Десна» (1921) и линкора (1922).
Парижская Коммуна.
Помощник начальника штаба Морских Сил Балтийского моря (1924). Заканчивает ВМА, военно-морской факультет (1925-1928). Помощник начальника 1- го управления УВМС (1928 - 1930). Помощник начальника 7- го сектора 1- го управления УВМС (25.4.1931). Помощник начальника 3- го сектора 3-го управления УВМС (2.9.1932). Владеет английским языком. Беспартийный, женат, один иждивенец (1932)."
О начале непростого пути тех, "кто остался", кто не захотел искать счастья на чужбине, и тех, кто сразу и навсегда сделал выбор на "историческом изломе", рассказал будущий, второй после Николая Герасимовича Кузнецова, Адмирал флота Советского Союза
"Посыльный принес пакет: «Вы назначаетесь членом отборочной комиссии по распределению военнопленных офицеров белого флота, задержанных в Баку». При чем тут командир миноносца? Впрочем, возможно, сыграла роль та записка, которую послал комфлоту после разговоров с «оставшимися» на «Орле». Поздно вечером попал в какой-то огромный, но полутемный зал, хотя и с большими люстрами (не то бывшая гостиница, не то особняк), в котором накурено, шумно и толпами ходят из комнаты в комнату бывшие офицеры всех родов и служб. Что «бывшие», видно по выражению лиц (иногда заискивающих, а иногда явно враждебных) и по следам от свежеспоротых погон. Несколько столиков для регистрации, у которых давка. Вызывают сразу двоих или троих, из разных комнат. Путаница и дезорганизация полная. Как бы в доказательство через пять минут убеждаюсь, что таких мандатов, как у меня, несколько, но подписаны они разными начальствующими товарищами. Что еще хуже — председателей тоже несколько. Имеется инструкция, присланная из Москвы, но она напечатана на папиросной бумаге и прочесть ее не так просто. В заголовке сказано, что она касается «военнопленных и перебежчиков», а у нас случай своеобразный. Однако главное не в названии. Суть инструкции в том, что надо использовать тех, кто может быть полезен, и не дать проникнуть в Красную Армию тем, кто еще держит камень за пазухой. Согласен. Зажатый в угол, стоит Сергей Александрович Благодарев (с таким же мандатом), и человек пятнадцать — двадцать белых офицеров донимают его расспросами. Причем диапазон интересов такой: «А нас не расстреляют в Чека?», «Скажите, а сколько будут платить, если я соглашусь поступить к вам во флот и запишусь в партию?» Все остальные вопросы (иногда не менее идиотские) вмещаются между этими двумя. Но все как один просят не называть их пленными, а «добровольно оставшимися». Более серьезные и умные из «бывших» стоят в сторонке и терпеливо ждут своей участи. Помещение никто не охраняет. Поведение опрашивающих и регистраторов сухое, но вполне вежливое. Еще через десять минут я убедился, что никому не нужен: всем заправляют командиры XI армии, чекисты и политотдельцы. Но за это же время насчитал среди регистрируемых двух бывших однокашников по гардемаринству и трех лейтенантов, с которыми познакомился 1 Мая на «Орле». С их помощью составил список «ценных специалистов, разочаровавшихся в белом движении и готовых работать в учреждениях Красного флота".
Слово тому самому Блинкову, "собеседнику" Приведем полностью строки из его книги "Война и мир контр-адмирала Блинкова: воспоминания, письменные и фотодокументы", относящиеся к нашим героям, а Вы уж решайте сами, кто есть who":
"Итак, собрав необходимые вещи в чемодан, я сел в поезд и выехал в Москву. В то время знакомых, у которых можно было бы остановиться, у меня в Москве не было, и я прямо с вокзала отправился в Наркомат, который находился в Антипьевском переулке, в новом многоэтажном здании. Доехав на метро до Арбатской площади, быстро разыскал Наркомат. Получив пропуск, вошел в здание, где меня встретил офицер Базунов. Как потом оказалось, он работал начальником секретной части Управления ВМУЗов. Он и проводил в кабинетик исполняющего должность начальника Управления ВМУЗов капитана 2 ранга Н. Г. Изачика. С Н. Г. Изачиком ранее встречаться мне не приходилось. Я представился. Предложив мне сесть, он поинтересовался, как я воспринял назначение в центральный аппарат. Я откровенно рассказал все. Он заверил, что все бытовые вопросы будут улажены, а работа у меня будет не менее интересной. Начальник отдела, в котором мне предстоит работать, очень опытный, культурный и широко образованный офицер. Им оказался капитан I ранга С. А. Благодарев - офицер бывшего царского флота, с первых дней революции вставший на сторону революционных матросов. Участник Гражданской войны, после окончания которой все время служивший в центральном аппарате...
После окончания работы по мобилизации студентов я вернулся в Москву, где меня ждали два сюрприза. Первый, что я назначен исполняющим должность начальника 1 -го отдела. Второй, что мне выделена квартира на Ярославском шоссе, недалеко от Сельскохозяйственной выставки. В тот период должность начальника отдела центрального управления Наркомата была номенклатурой ЦК РКП/б/. И окончательное утверждение в должности производилось после согласия Центрального Комитета. Предназначавшийся в начальники отдела капитан 1 ранга С. А. Благодарев согласия ЦК не получил и после этого был уволен в запас."
Как Константин Сергеевич Станиславский в таких случаях говорил? - "Не верю!" Божий суд - прерогатива потомков.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ.
Для поиска однокашников попробуйте воспользоваться сервисами сайта Просьба к тем, кто хочет, чтобы не были пропущены хотя бы упоминания о них, например, в "Морских сборниках", в книгах воспоминаний, в онлайновых публикациях на сайтах, в иных источниках, сообщайте дополнительные сведения о себе: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. А мечтаем мы о том, чтобы собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Примерно четверть пути уже пройдена, а, возможно, уже и треть. И поэтому - еще и о том, что на указанные нами адреса Вы будете присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Трогать за вымя национальный менталитет может или очень умный человек, или человек с чистыми помыслами и руками. Не обладая ни тем , ни другим, кроме чистых рук, рискую затронуть «нежную» тему. Я сегодня гордился теми, кто заблокировал улицы крупнейших городов страны, в которой живу. Потом и сам подъехал. Акция проходила под гаслом (лозунгом) « Достали!» Это ж надо, на святое уроды замахнулись! На машины наши! На старых железных коней! Плати им! За старую «Волгу» сбор- больше ее цены!А вот сейчас, накось, выкуси! Еще Грушевский пытался дать определение украинскому менталитету. Не глубоко вник: « моя хата с краю» и « они умеют здорово устраивать похороны. ». А глупости!А все не так! Мужиков доставать нельзя! Любых!Тогда уж точно любую власть похоронят. Да ладно, вникать не будем. Главное- людям никто не платил за акцию, сами вышли. А почему? А потому, что святое- не трожь! Так, что-то на публицистику сбиваюсь. Не мое. Так вот, о машинах. С цинизмом и любовью. Любая машина хранит массу тайн. Помнится, под руководством тестя снимал пороги с «Москвича». Отвернул гаечки, а под ними- трусики. Женские. Красные, в белый горошек! Спасибо тестю, отвернулся. Не заметил. Тактичный мужик был…А это ж не я…Это дружбан, когда мы под Балтийск, ночью, на пляж ездили. Вшестером… -Вовка! Ты мне резинку на трусах порвал! А Вовка был настойчив…Спрятал, а не сказал! Сволочь! И первая «Таврия» на Балтфлоте. Моему другу досталась. Он так обрадовался, да и хрен с ним, что щитка бензобака нет, да и цвет желтый… Он на второй день секретаршу в лес увез, три месяца обхаживал- не давала. Ух, и красивая, высокая, в веснушках! А он- метр с кепкой.А красив, потому что-машина! А с машиной- наше Вам согласие! А друг оплошал, устройство не выучил. Кресло пассажирки разложить не смог…Знай, учи и люби свое заведование! Правы некоторые. Вроде, на капоте справились, но вечная память- вмятина, осталась. Двояковогнутая…»Таврия»...Железо тонкое, нежное… А в Оленьей Губе, утром. Все начальники, старше третьего ранга, счастливые владельцы машин и гаражей, начинают прогрев…Порычали, поехали. До корпуса кают-компании от гаража- метров двести. Поставили. Позавтракали. Порычали…До штаба сто метров. Припарковались. Пошли служить. Вечером- опять та же картина, но в зеркальном отражении. И кто там, как идиот, смеется? Зато летом, когда билет на самолет стоит трех недель в очереди, тихо усмехнутся, порычат- и вперед. К цивилизации. Ни от кого и ни от чего не завися, кроме "коня"…»Копейки», «Шестерки»…Миграция, сэр! На Юг. Четырехколесные перелетные птицы, и веселая стая, и одинокие летуны… Свою первую я купил после одного случая, у начальника АБТС флота.. Красивый красный «Запорожец». Ну, понятно, усовершенствования. Обогрев от коллектора с помощью противогазных шлангов… А мотив постыдный. До этого автопарка части хватало.Приехали в гости, одновременно, теща с тестем, и друг с женой. Ну, разместил в Светлогорске. Свою тоже. Пошли с другом город смотреть. Красиво, все к отдыху располагает. Вечереет. В санатории танцы. Зашли, предварительно в барах отметившись. А девчонок! А красивые! С двумя уехали на электричке. До сих пор не помню, куда. Но километров за двадцать. А электричка была последней. Так мы пятнадцать километров потом бежали, до сих пор мышцы помнят. Последние пять нас мужик подвез, на машине. Слова до сих пор помню: -Мужики, а вам пора уже и машины покупать! Делились мы с ним проблемой…Быстро довез… Сочувствующим: в тот раз сошло. Чтоб не было прецедентов, купил…Сколько раз «мустанг» запорожский выручал- не счесть…От Калининграда до Балтийска в два приема ехал, уставал, а если что- ну сущий орел! Никакой усталости и перегрева! Умный!Главное, вовремя масло менять и следы от пяток или каблуков на подволоке затирать…И никаких забытых помад не того цвета и тона… Кстати, если покупать будете, смотрите, чтоб несчастье не «впарили». Даже в салоне или в «Военторге» Его, несчастье, и не распознать в первую неделю. Потом себя проявит. Сразу сдавайте. Вот мой сокурсник в Москву, с Севера, на шестерке приехал. Круто. А поставит в любом переулке , около академии- то вмятина, то царапина. И виновных нет. А у общежития на нее кусок штукатурки упал, большой. Крышу наполовину вмяло. Мы- продай, а он –люблю, типа. Отремонтировал. А потом милиция гналась за мотоциклистами. А они- шмыг к нам во двор, тряпку в бак мотоцикла и подожгли. А прислонили-то мотоцикл к машине. Только что отремонтированной. Жалко. Плакал. А мы ведь говорили… В Москве с гаражом сложно.А в Лиепае я видел трехэтажный. Вверху машина, второй для солений женских, а третий-песня, вход- верхний рубочный люк с ДиПЛ, трап, диван, видик, бар…Жена не знает, как открывается… Мужчины! Зря они так! Еще одну степень свободы никто из нас не отдаст! И никто не отнимет! Все- на баррикады! Даже если будет так, как на фото- ничего, отшкрябаем…Метро- для слабаков!Ездили, ездим. и будем ездить! Вопреки всему и всем! Как бы кто ни хотел помешать!Эх, тема вечная... И не забывайте здороваться и прощаться с железными конями. Они- живые. Они нас понимают…За то и любовь. Взаимная.
В начале шестидесятых годов на Военно-морской кафедре нашего института сформировался прекрасный коллектив преподавателей. Почти все они были участниками Великой отечественной войны и имели правительст-венные награды. Многие преподаватели не только хорошо знали свой пред-мет, но и могли его прекрасно преподнести его студентам. Особенно нам нравились лекции майора Бугынина и полковника Черницера, начавшего воевать в 1943 году на Северном флоте в артиллерийском дивизионе Кос-мачева. Но были и другие преподаватели, которых тоже любили и уважали студенты. Например, капитан третьего ранга Борис Петрович Гапонов. Он вел у нас курс боевых средств флота. Читал лекции неплохо, но оказалось, что у него было другое хобби. Однажды, на одном из занятий в середине ап-реля он объявил, что группа, не выставившая на соревнования по гребле на ЯЛ-6 команду, не будет допущена к зачету. Поэтому все должны начать по-стоянные тренировки и выдал расписание тренировок для нашей группы. На первую тренировку мы шли без всякого удовольствия, но потом понравилось. К соревнованиям, которые были назначены на конец мая мы уже неплохо гребли, и староста группы Гена Жиденко выбрал из нас тех, кто будет участвовать в соревнованиях. Следует отметить, что на соревнованиях мы себя не показали. В нашем заезде из пяти шлюпок мы пришли третьими. Но самое главное группа была допущена к зачету, и, наверное, все это скоро бы забылось. В середине июня, после консультации перед одним из последних эк-заменов я с Геной Жиденко и старостой параллельной группы Петей Панчен-ко спускался по лестнице корпуса «Г» и мы заметили плакат, приглашавший студентов принять участие в шлюпочном походе по Азовскому морю. Поход посвящался дню Военно-морского флота. Обращаться надо было к Борису Петровичу Гапонову. Следует отметить, что в то время еще не было практики заставлять студентов отрабатывать половину каникул в колхозах. Мы отдыхали два ме-сяца. Возможно, даже учитывалось то, что нам первые три семестра при-шлось учиться и одновременно работать на заводе. Увидев это объявление, мы посмотрели друг на друга, и почти не сго-вариваясь, пошли разыскивать Бориса Петровича. После окончания экзаменационной сессии, мы узнали, что включены в список участников похода и дату организационного собрания. На собрании узнали, что в поход пойдут две шлюпки. Первая шлюпка – это команда ин-ститута, регулярно выступавшая на соревнованиях – чемпион области. Вто-рая – это сборная из всех желающих, куда попали и мы втроем. Ребята из первой шлюпки как-то не сохранились в памяти. Они все держались как-то в стороне от нас, но свою команду я до сих пор помню хорошо. Командиром нашим был назначен Ваня Деркач. Кроме меня, Панченко и Жиденко в на-шей команде были Виктор Едуш, Игорь Хмаров, Володя Высочин, Володя Скотников и еще один Володя, фамилию которого, к сожалению, мне не уда-лось вспомнить. Командиром похода был назначен Борис Петрович Гапонов. В бухгалтерии института на всех участников похода выделили 200 рублей, а в институтской столовой весь необходимый комплект посуды. Еще на собрании Виктор Едуш предложил свою кандидатуру в каче-стве кока. После получения посуды и денег мы под его руководством заку-пили все необходимые продукты. Отоварились в основном в хорошо извест-ном в нашем городе в те годы магазине Торгмортранса под названием «Щель». Свое название он получил из-за того, что был узким и длинным, но зато в нем были продукты, которых не было в других магазинах. В первую очередь это касалось свиной и говяжьей тушенки. На рынке накупили капус-ты, картошки и всего другого, что нужно было для приготовления борщей, по которым Виктор оказался прекрасным специалистом. Выход в море был торжественным. На пирсе ДОСААФ присутство-вал почти весь преподавательский состав Военно-морской кафедры. Форма у всех была парадная: плавки и офицерская фуражка. Мы были одеты анало-гично, но головные уборы отличались очень большим разнообразием. «Про-щания славянки» не было. Но небольшая напутственная речь полковника Окишева была. Отошли от пирса на веслах; в метрах ста от берега подняли паруса. В этот день дула «низовка» - юго-западный ветер. При таком ветре уровень во-ды в заливе заметно повышается, но возле пирса ДОСААФ и всего восточно-го побережья города сильной волны и ветра не было. Все это проявилось, когда мы вышли в море, обогнув морской порт. Ветер оказался встречным, и пока мы не прошли Петрушину косу, (это заняло около двух часов) пришлось много лавировать. После Петрушиной косы наш курс изменился, и мы быстро пошли вдоль берега. Первую ночевку мы наметили в спортивном лагере нашего ин-ститута на «Золотой косе». Он располагался рядом с бывшим имением Поля-кова, а может быть и на территории его, и представлял собой палаточный го-родок из армейских палаток, в которых стояли железные кровати. В центре располагалась столовая, в строительстве которой в 62 году пришлось участ-вовать и мне. От имения Полякова сохранилось главное здание очень краси-вой архитектуры, в котором располагался местный клуб, и сосны, растущие по самому берегу моря. Вначале нас приняли хорошо, и даже выделили две палатки для ноч-лега, но, по всей видимости, у Бориса Петровича возникли какие-то трения с руководством спортлагеря, и он предложил утром уйти как можно раньше, даже без завтрака. Готовили завтрак и завтракали, выбрав укромное место на берегу мо-ря. Завтрак готовил Виктор, но в приготовлении завтрака участвовали все. Специальных дежурных не назначали. Одни искали топливо, другие воду. Вместе мыли посуду. Все получалось очень быстро. Тут впервые проявилась одна из особенностей кулинарного искусства Виктор Едуша. Он всегда гото-вил с запасом. Уговоры «мальчиков» доесть почти четверть оставшихся ма-карон по-флотски ни к чему не привели. Мальчики поглаживали круглые жи-воты и отказывались. Наконец Володя Высочин нашел решение: «Грузи ка-стрюлю в шлюпку, а там разберемся». И разбирались – к моменту следующе-го приготовления пищи - кастрюля блестела. После завтрака мы обогнули Беглицкую косу и оказались около устья Миуского лимана. Приняли решение зайти в лиман и осмотреть его. Вход в лиман был довольно узким, но вскоре лиман расширился и в некоторых мес-тах достигал ширины более двух километров. В поле зрения было несколько небольших островов, но они заросли камышом, и высадиться на них не было никакой возможности. Вода была зеленоватой и более чистой, чем в море. Несколько человек изъявили желание искупаться. Мы бросили якоря, и же-лающие купаться попрыгали в воду. Но оказалось, что в лимане довольно сильное течение. Купальщиков начало относить от шлюпок. При этом Пете Панченко свело судорогой ногу. Высочин и Скотников бросились ему на по-мощь, а оставшиеся в шлюпке быстро выбрали якорь, и, разобрав весла, по-старались быстрее догнать купальщиков. Первым подняли в шлюпку Пан-ченко, а потом и всех остальных. Бориса Петровича расстроило это происшествие, и он приказал вы-ходить из лимана. Ветер был слабый, но все равно идти под парусом было веселей, чем на веслах. За рулем сидели по очереди. Когда дошла моя очередь, я несколь-ко раз передвинул Петю Панченко вдоль банки (по дружбе и как обладателя самого солидного веса), пытаясь установить оптимальный крен шлюпки. Де-ло в том, что при слабом ветре чтобы парус не полоскал и имел крылообраз-ную форму для большей тяги, необходимо создавать небольшой крен. При этом парус сохраняет нужную форму кроме давления ветра еще и за счет своего веса. Петя это запомнил и при каждом удобном случае в шутку реко-мендовал Борису Петровичу не сажать меня за руль. Северный берег Азовского моря представляет собой череду песчаных кос, с восточной стороны которых море более глубокое, а с западной – очень мелкое и заболоченное. Для обеденного отдыха выбираем участок берега между косами в том месте, где берег зарос деревьями. Вытаскиваем шлюпки на берег, готовим обед, загораем, купаемся. Ветра нет, жара. Выходим в мо-ре, когда жара уже начинает спадать. Идем на веслах. Ближе к заходу потя-нул легкий ветерок, и мы пошли под парусами. Идти под парусами весело. Борис Петрович оказался прекрасным рассказчиком. Темы разговора самые разные – от службы на флоте и учебы до самых различных житейских про-блем. Для ночлега опять выбираем место, удобное в первую очередь для приготовления ужина. Для сна выбираем ровное место на травке, стелим че-хол от шлюпки и ложимся в рядок. Укрываемся тем, что каждый захватил с собой. Я для этой цели взял старое байковое одеяло. В шлюпках спят дежур-ные. Якоря на всякий случай брошены на берег. Мне понравилось спать в шлюпке. Закутываешься в одеяло, заполза-ешь под банки и спишь. Но в походе по Дону на следующий год я, вспомнив старое, вызвался в первую ночь спать в шлюпке и «подзалетел». Также вы-тащили шлюпку на берег, бросили якорь, но забыли, что по Дону ходят большие пароходы. Вода вначале сошла, затем поднялась намного выше сво-его уровня в спокойном состоянии и затащила шлюпку в воду на всю длину якорного конца. Я при этом проснулся, и некоторое время не мог понять, что происходит, так как шлюпку сильно крутило и качало. До Жданова (Мариуполя) добирались три дня. Дни стояли совершен-но безветренные. Но уже на второй вечер мы обнаружили, что в море, на расстоянии более двухсот метров от берега чувствуется вполне приличный ветер со стороны берега, хотя на берегу – полное безветрие. Поэтому послед-ний переход на Жданов мы совершили поздно вечером в полной темноте. За-блудиться было невозможно – огни города были видны за много километров. К берегу подошли рядом с городским пляжем. Шлюпки вытащили на берег. Первую ночь спали прямо на берегу, расстелив чехол от шлюпки, а две последующие – на полу в домике на входе в пляж. Борис Петрович, как все-гда, смог договориться с администрацией пляжа. Утром мы открыли главный секрет Мариупольского пляжа! На рас-свете его территория тщательно убиралась от всякого мусора, а затем со-трудники пляжа с помощью длинной легкой доски выравнивали песок так, что к приходу купающихся он выглядел идеально ровным и чистым. Если пляж располагался слева от нас, если смотреть со стороны моря, то справа к берегу выходили железнодорожные пути, за которыми была лес-ная полоса. Там в укромном местечке мы готовили наши завтраки, обеды и ужины. В городе мы провели три дня. Ходили в кино, в городской сад. И лю-ди, и речь ничем не отличались от людей и речи в нашем городе. Все говори-ли в основном по-русски. Только бросались в глаза названия, написанные по-украински: «Едальня», «Перукарня» и так далее. Переход из Жданова в Ейск мы также решили совершить ночью. Вышли в море после ужина примерно в 20 часов. Дул довольно сильный по-путный ветер, что пришлось даже для увеличения скорости поставить парус «бабочкой». Первое время держали курс по шлюпочному компасу, а когда полностью стемнело - по зареву, которое стояло над городом Ейском. Наша шлюпка шла первой, а второй шлюпке Борис Петрович приказал держаться сзади нас на дистанции не более 100 метров и не убегать. Я исполнял роль впередсмотрящего и сидел в носу шлюпки. Рядом со мной располагались продукты, купленные перед отходом, в том числе и полотняный мешок с ароматным украинским круглым подовым хлебом. От него шел такой вкус-ный запах, что до сих пор приятно вспомнить. Мы шли по ветру, медленно обгоняя волну. Когда проходили через гребень – шлюпка проваливалась, и на меня летели брызги. Переход прошел довольно быстро. Где-то около двух часов ночи мы были уже в районе Ейского порта. В ворота порта решили не заходить, а ре-шили причалить к берегу несколько правее его. Несмотря на темноту, там виднелся ровный берег. Когда до берега оставалось не более трехсот метров, резко изменился звук, сопровождавший движение шлюпки - мы вышли на мелководье. Борис Петрович отдал команду спустить парус, и всем прыгать в воду, удерживая шлюпку. Воды оказалось по пояс. Еще немного и мы бы на полном ходу сели на грунт и могли бы сломать мачту. Следовавшая за нами шлюпка успела развернуться, спустить парус и следовала за нами на веслах. Остаток ночи провели на берегу, оказавшемся пляжем. Утром приготовили завтрак, после которого Борис Петрович отпра-вился в порт на разведку. Вернулся он через полтора часа. После этого мы погрузились на шлюпки и вошли на веслах в ворота порта. Там в углу порта располагалась небольшая флотская воинская часть. Несколько катеров, при-надлежавших этой воинской части, стояли поднятыми на специальных те-лежках по слипу на берег. На берегу стояло несколько небольших домиков, в одном из которых нам выделили комнату. В город можно было выходить через небольшую калитку, не проходя через порт. Готовить нам разрешили на камбузе. Три дня, проведенные в Ейске были самыми интересными в нашем походе. За это время мы изучили весь город, побывали в городском парке, немного нарушили сухой закон, выпив несколько раз по кружке местного пива. В один из вечеров, Борис Петрович предложил провести нас бесплат-но на танцы в местном парке. Он везде ходил вместе с нами в форме капита-на третьего ранга и выглядел блестящим офицером. Ну а флотская фуражка скрывала его не очень густую прическу. Он построил нас в колону по два, а сам впереди нас подошел к двум девушкам, дежурившим у входа на танцплощадку. Он отдал им честь и ска-зал, что с ним группа курсантов военно-морского училища, совершающих шлюпочный поход. Не могут ли они пропустить нас бесплатно на танцпло-щадку. Девушки были так шокированы, что пропустили без всяких возраже-ний. В последний вечер перед уходом из Ейска устроили совещание – куда идти дальше. Рассматривалось два предложения: идти на Азов или возвра-щаться домой. Устроили голосование. Я решил воздержаться, мне было все равно куда идти. На мою беду голоса разделились ровно поровну. На сле-дующий год Виктор Едуш шутя, припомнил мне это воздержание, и совето-вал в новом походе выбирать конкретное решение. Последовавший за голо-сованием подсчет наших ресурсов показал, что надо возвращаться домой. В море вышли после завтрака. Дул легкий ветерок и мы двигались довольно быстро. После десяти часов утра наступил полный штиль. Двигать-ся теперь мы могли только на веслах. Несмотря на все наши усилия к вечеру смогли добраться только до Шабельска. При подходе к берегу прошли через огромную стаю плещущегося леща. Такого явления я никогда ни раньше, ни позже в Азовском море больше не видел. Вытаскивать шлюпки на берег нам помогла веселая подгулявшая кампания, которая после этого уселась на свою рыбацкую моторную посуди-ну и начала кататься вдоль берега. Шабельск расположен на высоком берегу. Спросили у местных ребя-тишек, есть ли поблизости питьевая вода. Они сказали, что недалеко на верху есть колодец. Четверо наших ребят с двумя большими кастрюлями отправи-лись в одних плавках по воду. Это недалеко оказалось расстоянием в два ки-лометра. Володя Высочин рассказывал потом, как старые бабушки глядя на них плевались. Еще несколько человек отправились покупать на оставшиеся три руб-ля продукты. Удалось купить только ведро малосольных огурцов и ведро аб-рикос. Так что нам уже начал угрожать голод! После ужина отправились изучать местные достопримечательности. Местные мальчишки сказали, что у них даже бывают танцы и показали нам на одно длинное здание. Это оказался амбар. Полы в нем были наполовину заасфальтированы. Над тем местом, где был асфальт, горела единственная лампочка. Один парнишка лет семнадцати играл на гармошке, а остальные, человек пятнадцать ребят и девушек сидели на лавочках и слушали. Встретили нас вначале настороженно, а потом мы быстро нашли об-щий язык. Разговоры велись в основном о нашем институте. О специально-стях, как туда можно поступить, об общежитиях. Расстались друзьями. Утром завтрак приготовили из последних продуктов и решили обяза-тельно в этот день добраться домой. Как и в предыдущий день с утра дул ветерок, а к обеду наступил пол-ный штиль. Дальше с перерывами шли на веслах. Обеда не было. Мы нахо-дились в середине Таганрогского залива. Съели и огурцы, и абрикосы и даже десятка три селявочек, пойманных мной в Ейске и завяленных. Около шест-надцати часов подул ветерок, и мы быстро побежали вперед. Но когда про-ходили Петрушину косу, ветер полностью утих. Снова разобрали весла. Ос-тавалось до пирса ДОСААФ около восьми километров. На нашу беду на шлюпки опустилась стая божьих коровок. Эти безобидные твари оказались на редкость кусачими. Так, что надо было грести и каким-то образом отби-ваться от коровок. Пришвартовались мы уже в девятом часу вечера. Разобра-ли личные вещи, шлюпки подняли на берег и затащили в ангар. Договори-лись встретиться на следующий день в девять утра, чтобы помыть шлюпки и сдать все имущество. Через год, увидев аналогичное объявление о шлюпочном походе, ко-манда нашей шлюпки не сговариваясь, в полном составе явилась на органи-зационное собрание. Других желающих почему-то не оказалось. И мы пошли в составе одной шлюпки в поход на Волгоград, теперь уже под командовани-ем капитана второго ранга Леонида Петровича Афанасьева. Приключений в этом походе было не меньше, чем в первом. Но са-мым интересным был момент выхода из Цимлянского моря в Дон. Когда мы подошли к шлюзу, то попутных судов не оказалось, и нас попросили обож-дать. Ждать пришлось около двух часов на «хорошем» солнышке, от которо-го негде было спрятаться. Неожиданно шлюз начал открываться и нас пригласили заходить. Ра-зобрав весла, мы зашли в шлюз. По отработанной технологии Высочин на-бросил петлей конец на крюк бочки, используемой в шлюзе для швартовки судов, а Скотников засвистел, изображая пароходный гудок. Когда открылись выходные ворота, то мы увидели идущий нам на-встречу трехпалубный туристский теплоход. Со всех палуб на нас смотрели головы туристов, и мы постарались не ударить в грязь лицом. Гребли как на параде синхронно, без всплесков и брызг. Да еще «затянули» Стеньку Разина. Если учесть, что кроме плавок на нас не было никакой одежды, а нашему за-гару мог позавидовать любой курортник, то выглядели мы очень эффектно. Самое интересное, что при выходе из следующего шлюза встретили второй такой же теплоход, и все повторилось. А еще через год я с Петей Панченко и еще одним студентом из нашей группы Валерой Савинским оказался на практике на судостроительном заво-де. За «ударный труд» по затяжке кабеля на рефрижераторном судне нас по-слали на сдаточную базу завода на Черном море, где мы ходили на испыта-ния малого противолодочного корабля 204 проекта. На этом корабле мы впервые почувствовали, что такое скорость 40 узлов на море. А генератор гидроакустической станции «Геркулес» вообще выглядел космическим объ-ектом, благодаря гигантской электронной генераторной лампе. После окончания института кроме Жиденко, Панченко и Савинского я никого из нашей команды не встречал. Все разъехались по разным городам. Гена Жиденко перед уходом на пенсию работал начальником отдела на Ни-колаевском судостроительном заводе. Валера Савинский пошел служить и вышел в отставку в звании капитана второго ранга. Петя Панченко изменил флоту и до сих пор работает Главным металлургом в фирме Бериева. Владимир Моисеевич Черницер после увольнения с действительной службы много лет был деканом факультета и до сих пор преподает на кафед-ре гидроакустики. Я в своей карьере дальше ведущего научного сотрудника в гидроаку-стическом НИИ не пошел.
На борту "Надежды".
