Важное
Начало модернизации "Северной верфи" запланировали на конец 2025 года
Быстроходный 
|
Г.П. Белов. "За кулисами флота" - Глава I. 16-17 и фотографии16. ПОЖАР НА “НАСТОЙЧИВОМ”В конце октября корабль поставили в судоремонтный завод на две недели, чтобы сделать ремонтные работы кладки котлов в кормовом машинном эшелоне. В этот год на Севере наступили ранние холода и зима 1960 года стояла суровая и морозная и страдали от холода не только жители города, но и корабли. Был обычный будний вечер на эсминце “Настойчивый”, который стоял у стенки судоремонтного завода. Командир БЧ-5 был отпущен на берег и его обязанности выполнял командир котельной группы старший лейтенант Борис Михайлович Дорогой. По существовавшим правилам на стоянке корабля у причала все корабельные нужды обеспечивались вспомогательным котлом, но из-за сильного мороза его мощности не хватало, и во внутренних помещениях корабля не было теплого уюта. Командир корабля капитан третьего ранга Вячеслав Васильевич Бойцов, тоже чувствовавший себя неуютно в отсутствии тепла, вызвал старшего лейтенанта Дорогого и спросил, нельзя ли сделать потеплее на корабле. Дорогой ответил, что из-за сильного мороза мощности вспомогательного котла недостаточно для обеспечения всех корабельных нужд, и получил приказание командира ввести один из главных котлов. Доводы Дорогого о запрещении использования главных котлов для повседневных нужд корабля не возымели действия на командира, и Дорогому пришлось давать команду на ввод второго главного котла в носовом машино-котельном отсеке (МКО).Главный котел вскоре запустили, и около него была установлена вахта. Через два часа дежурный по кораблю получил доклад из ПЭЖа (поста энергетики и живучести), что в носовом машино-котельном отсеке пожар. Аварийная тревога буквально выбросила Дорогого из каюты, и он в нарушение инструкций вместо своего командного пункта - ПЭЖа бросился в носовое МКО, чтобы на месте определить причину и характер пожара. Огромные языки коптящего пламени облизывали котел, несмотря на включенную систему орошения, и помещение МКО уже было значительно задымлено. Он понял, что в трюме горит мазут и водой потушить пожар не удастся, и приказал немедленно вывести котел и, доложив командиру обстановку, сказал, что нужно немедленно включать в МКО ингибиторную систему пожаротушения. - Личному составу носового МКО немедленно покинуть отсек! Включается ингибиторная система пожаротушения! - раздалось по боевой трансляции корабя. Дорогой находился у входа в МКО, где располагался пульт управления системой пожаротушения, которую аварийная партия уже готовила к запуску. Он считал выбегавших из отсека матросов. Из-за задымленности невозможно было определить и проконтролировать, все ли матросы покинули отсек. Прошла минута, вторая, третья... Все матросы, расписанные в отсеке, покинули его, помещение тщательно задраено, и включена система пожаротушения. Однако ни у Бойцова, ни у Дорогого не было полной уверенности в том, что в отсеке не осталось никого из матросов, и по команде командира корабля по всем боевым постам была проверена численность экипажа. Прошло пятнадцать томительных минут, когда можно было ожидать, что пожар потушен, и Дорогой приказал отдраить отсек МКО. Аварийная партия, экипированная в ИП (изолирующие противогазы), спустилась на разведку в отсек. Помещение было полностью задымлено, но очаг пожара под котлом был потушен. Пожар был ликвидирован. На общем построении команды командир корабля еще раз проверил ее численность, и у него отлегло от сердца - все кроме вахты были в строю, никто не погиб. Когда помещение МКО было провентилировано от дыма и мазутной копоти и командир спустился в отсек, его глазам предстало жалкое зрелище: все переборки, сходни и механизмы были черны от сажи и мазутной копоти; не отсек, а черный ящик. Но оборудование в МКО не пострадало. Бойцов доложил оперативным дежурным дивизии и бригады о случившемся происшествии на корабле, но умолчал о размерах ущерба. Он понимал, что допустил нарушение требований правил эксплуатации котельных установок, и решил не создавать у командования впечатление большого пожара на корабле. - Уже полночь, и никто не поедет из главной базы на корабль с проверкой причин и обстоятельств пожара, а к утру помещение будет приведено в порядок, - думал командир. На корабле начался ночной аврал. Все матросы и старшины БЧ-5 отмывали с мылом и содой копоть и сажу в МКО, а боцманскя команда готовила краску и покрасочные принадлежности для экстренной покраски помещения. За ночь была проделана невероятная работа. Наутро, когда с инспекцией приехал дотошный в своем деле флагманский механик дивизии капитан первого ранга Жмак, следы вечернего пожара в машино-котельном отсеке были закрыты белизной свежей краски и оно сияло как новенький пятак. Командир Бойцов и исполнявший обязанности командира БЧ-5 старший лейтенанат Борис Дорогой не раскрыли масштаба вчерашнего пожара. Опытный механик Жмак, установив, что причиной пожара был неоткачанный мазут из трюма под котлом, прекрасно представлял себе картину пожара, но за отсутствием явных следов, доказывающих его соображения, официально определил: “На эсминце “Настойчивый” произошло частичное возгорание мазута в коробе главного котла “, за что и Бойцов и Дорогой получили строгие взыскания. 17. ПЕРВЫЙ ОТПУСКПришел холодный ноябрь, прошел первый год моей корабельной службы, и настало время поехать в отпуск. Я хотел поехать в отпуск в новом звании старшего лейтенанта и, получив на погоны третью звездочку, обратился к командиру за разрешением. В те времена по неписанному правилу всем офицерам командир предоставлял 45 дней отпуска, а вместе с дорогой и выходными днями у меня получилось больше 50 дней. Первый год службы на корабле стер остававшиеся наивные иллюзии блеска корабельной службы из моего сознания и резко овзрослил меня, поставив на дорогу возмужания. Я завершал его с противоречивыми успехами. Временно я поднялся по служебной лестнице и уже полгода исполнял обязанности начальника радиотехнической службы, чувствуя молчаливую зависть моих сослуживцев. Тем не менее, я был единственным из офицеров, кому задержали присвоение воинского звания и кто имел несколько серьезных взысканий. С другой стороны, я почувствовал в себе способность защитить себя от несправедливостей и был удовлетворен собой, что смог выстоять и противостоять оказываемому на меня несправедливому давлению. Я не сожалел, что прошел через эти испытания, и понял, что не могу быть в жизни конформистом и что это было только началом предстоящих испытаний и борьбы за самоутверждение.Мы с женой улетали из заснеженного и морозного Мурманска в Ленинград 16 ноября с аэродрома в Мурмашах во второй половине дня, а наступившие сумерки полярной ночи создавали впечатление глубокой ночи. Тусклые огни небольшого города и занесенный снегом пустынный аэродром навевали грусть. Мы вышли из автобуса и прошли по полю к небольшому зданию аэровокзала. Ждать, к счастью, пришлось недолго, снежных заносов не было, поле аэродрома было чистым, и самолет был подан по расписанию. Три часа полета тянулись томительно, и мы с нетерпением ждали приземления, как первого свидания, чтобы встретиться со своим родным городом. Город жил своей жизнью и встретил нас серой дождливой погодой, которую мы не замечали, с наслаждением вдыхая воздух родного города. По дороге из аэропорта мы попросили шофера такси ехать медленнее в центре города и с жадностью рассмативали его из окон, как свадебную, праздничную невесту. Ленинград красив в любую погоду, и в осеннее ненастье у него есть свое незабываемое очарование. Оба мы родились, провели свое детство и юность в Ленинграде, жили в самом его центре недалеко друг от друга и одинаково любили свой город, который нас воспитал, образовал и выпустил в жизнь. Родители Жени жили на втором этаже в доме Капеллы с окнами на Дворцовую площадь, а мои родители у Казанского собора в доме напротив здания бывшего Дворянского Собрания. Мы заранее решили остановиться в доме ее родителей, где к нашему приезду уже был приготовлен праздничный ужин. Теща, хлебосольная и красивая, хотя и располневшая женщина, не знала, куда нас посадить и чем накормить, думая, что на “диком”, по ее мнению, Севере мы изголодались. Отпуск мы проводили очень сумбурно, и оказалось, что у нас дел невпроворот, как на тяжелой работе. Нужно было купить много хозяйственных мелочей в наш первый дом, и прежде всего одежду. У меня, кроме моей военной формы, не было никакой одежды, а Женя носила скромную девичью одежду, и единственной приличной вещью на ней было зимнее пальто, сшитое за два года до замужества. В начале 60-х годов еще можно было найти в магазинах подходящую одежду, и мы потратили около недели, объезжая магазины и выбирая себе обновки. Мне купили мой первый костюм и выходные ботинки. Тоска по родному городу и друзьям, которых мы давно не видели, гоняла нас по театрам и гостям. Мы оба еще не отошли, я от своих холостяцких, а Женя от девичьих привычек и проводили много времени с нашими друзьями. Некоторые из них тоже обзавелись семьями, а некоторые еще остались холостяками. В жизни каждого из нас появились близкие люди - наши жены, и мы уже не дышали одним дыханием с нашими друзьями. Период нашей юношеской дружбы кончился, не чувствовалось нашей юношеской близости, и я с сожалением признал, что мы изменились. По случаю нашего приезда состоялся семейный ужин в доме у Жениных родителей, но отношения между нашими родителями как-то не складывались, и они практически не общались. Я понимал, что со стороны моих родителей было молчаливое неодобрение нашего брака, какую-то роль в этом играло то, что Женя была из еврейской семьи. Для меня это было непонятно, потому что я провел свое детство и юность в окружении многих друзей, которые были евреями, и никогда не задумывался об их причастности к еврейству, да и не придавал этому никакого значения. У меня с раннего детства, как я себя помню, были свои необычные представления о многих сторонах жизни, которые очень часто расходились с общепринятыми, в том числе и по еврейству. Я не понимал антисемитизма и не принимал его. Случалось, что в разговорах с приятелями и знакомыми на флоте заводились разговоры о евреях, и часто в таких разговорах я говорил без стеснения, что жена у меня еврейка и ставил говорящих в неловкое положение. Пришлось нанести много визитов к нашим родственникам с обеих сторон. Устав от бесконечных визитов, мы решили, что проведем оставшиеся дни отпуска только вдвоем и просто походим по красивым местам Ленинграда и музеям. Наступил 1961 год. На душе было немного тоскливо от расставания с родным городом. В первых числах января мы возвратились в Североморск с ощущением, что вновь приехали в ссылку.        
Глава I. 1-5 Глава I. 6-10 Глава I. 11-15 Глава II. 1-5
|
