Последние сообщения блогов

                                       
Август - самый лучший месяц на Северах. Еще лучше, когда  к августу корабль приходит с «автономки».
     Народ   еще шалый от возбуждения и нормального  воздуха после многодневной «химии» отсеков, заглатывал беломорный дым, достав папиросу из последней сороковой пачки(именно столько употребляет подводник табачных изделий за одну боевую службу в океане).Однако крепость питерского «Беломора» не могла заглушить тяжелый йодный  дух от корпуса только что всплывшей подводной лодки.        
.       Жадно затягиваясь, подводники гадали : какую пакость им может подсунуть штаб на этот раз? Все выдвигаемые варианты грешили одним: они уже были. Придумать же надо было что-то новенькое. В прогнозах на будущее не было только одного: пришвартоваться к пирсу, от которого ушли еще весной, сдать лодку другому экипажу и уйти в заслуженный отпуск. Такого не было еще никогда, поэтому на это никто и не ставил.
    В открытый рубочный люк залаял колокол громкого боя и «каштан» для тех, кто не понял густым басом «деда» разъяснил: «По местам стоять! К проходу узкости».
    Турбина, пока проверял перевод матчати в положение «надводное»,принимал доклады с боевых постов, сам докладывал на КП-один-дробь-пять, записывал все это в вахтенный журнал, так и не успел выкурить первую надводную папиросу. Поэтому, как  только сквозь сталь борта послышался густой рокот буксиров, нежно и крепко подхвативших лодку под бока, незаметно просочился в ограждение рубки и, зашхерившись между выдвижными, тихо дымил, разглядывая в рубочное окошко сопки и по их очертаниям стараясь определить базу, в которую их ставят. Оказалось в свою. Уже прошли брандвахту и подошли к бонам, уже забелели на фоне черного обрыва родные казармы, уже…Вдруг картинка в окошке замерла, а затем плавно стала уходить по корме. Лодку разворачивали! Турбина мигом ссыпался вниз и увидел толпу «люксов»,уже давно вырубивших свои приборы, переодевшихся и готовых с мешками «колониальных товаров»(таранька, шоколад, икра, балык)отбыть домой. Они растерянно топтались на среднем проходе.
 ---В ракетную базу идем на перегрузку всего боезапаса,---просветили они недоумевающего Турбину.— Это же не меньше чем на месяц!
  Экипаж для смены прибыл прямо в ракетную базу, когда перегрузка боезапаса уже закончилась.

 Прием-сдача корабля подходила к концу. Измотанные пересчетом ЗИПа, отсечного имущества, перепроверкой капризной после «автономки» матчасти подводники озабоченно курили на плавкране. Единственной безмятежной фигурой смотрелся молодой мичман с длинным прозвищем Филя-ла-пупейла, которое получилось из слияния его фамилии  с какой-то французской песенкой.
   Он был единственным, кого прием-сдача не обеспокоили, поскольку старшина его отсека--старый дизельный Мотыль—уходил на «дембель»,и они еще в море все проверили пересчитали, после чего старшиной отсека стал Филя. От него теперь требовалось только одно: выждать положенный срок и передать бумаги по команде. Поэтому в его глазах давно уже плескалось море Черное с белыми купальщицами, а на своих товарищей он посматривал слегка высокомерно.
  В курилку устало забрался старшина турбинистов. В его подчинении больше всего моряков, а еще больше матчасти, поэтому такие мероприятия  для него всегда проходили напряженно.
  --Ну что, спихнул свои два борта металлома?—пошутил кто-то.
  --Шпации считают,---отмахнулся турбинный старшина.
  Шпация---это промежуток между шпангоутами, и когда говорят, что считают их, значит, хотят сказать, что приемщики не знают к чему еще прицепиться. Филя тонкостей военно-морского дела не знал, поэтому тихо спросил стоящего рядом старого мичманюгу:
--А что такое «шпация»?
 Старый сделал стойку, как охотничий пес, учуявший добычу.
--Как же ты отсек сдаешь?— «возмутился» он.—Они же сразу за переборкой в ящике лежат!
Филя побледнел. Ящика он не помнил. Поэтому тихо боком выскользнул из курилки и помчался на корабль. Второпях он даже не заметил, что народ в курилке добродушно хохотнул.
Новый старшина Филиного отсека хмурый сидел на посту электриков. Он уже давно навскидку проверил пару ящиков и понял, что тут давно все готово, и сдатчик лишь выжидает время, а значит задабривать приемщика здесь никто не собирается.
Филя, напустив на себя непринужденный внешний вид, подошел к приемщику и, как можно безразличнее, спросил:                
 --Шпации-то считали?
  Приемщик вскинул на Филю глаза, стараясь понять: он шутит или издевается? Затем, не спуская с него глаз, крикнул электрику:
--Фаза! Глянь-ка,  шпации на месте?
Сообразительный электрик быстро отвернулся, чтобы скрыть рот до ушей, взлетел на вторую палубу и весело крикнул оттуда:
--Одной нет!
У Фили вытянулось лицо: «Вот гад Мотыль! Старый хрыч! Прожопил где-то шпацию, а я тут отдувайся!» Возмущенный коварством Мотыля он даже не сообразил взглянуть на имеющиеся в наличии.
---Может протрем это дело тонким слоем спирта?—кося под старого подводного волка, прозрачно намекнул Филя.  
--Ты что?—набивая цену, возмутился приёмщик.—Мне в море идти, а я без шпации! Ищи!
 Филя обреченно поплелся искать эту чертову шпацию в соседний отсек…

Старпом вышел из кают-компании, ковыряя в зубах остатки обеда. Жизнь впереди обещала быть хорошей. Сначала отпуск, потом академия, и прости-прощай собачья сторпомовская должность, которая согласно Корабельного устава «несовместима с частыми отлучками с корабля».Вот только сдадим корабль и…
---Стоять!—скомандовал Старпом, увидев ошалело пробегавшего по нижней палубе Филю, которого все гоняли по отсекам, придумывая все новые способы отыскания злополучной шпации.---Почему отсек до сих пор не сдан?
---Ш-ш-ш-шпацию потеряли…---чуть не плача, вымолвил Филя убийственную новость.
И без того лошадиное лицо Старпома стало еще длиннее от отвисшей челюсти. Потом она лязгнула, как капкан, схвативший добычу.
---Бегом наверх! Спроси у  «люксов»! Скажи: я отдам!---гаркнул Старпом.
Филю подбросило и унесло по среднему проходу. Лишь переборки защелкали…

На причальной стенке подводники стояли сплошным забором, с интересом наблюдая за Филей, который на подгибающихся ногах приближался к ним.
---Дайте шпацию, мужики. Старпом сказал: сам отдаст…---лепетал он.
Две с лишним сотни крепких мужицких глоток грохнули так, что раскололось небо, а дремавшие на вышках часовые попадали вниз и затаились в окопах. Испуганные бакланы взмыли в такую высь, где никогда не бывали в своей жизни и теперь метались там, не зная как вернуться обратно.
   Посреди всего этого стоял  растерянный Филя, который только теперь начал понимать, что его просто-напросто по-флотски «прихватили».
 Толпа еще смеялась, когда от КПП ракетной базы подъехала машина, из которой вышел Командир и окинул моряков суровым взглядом.
 ---Помощник!—скомандовал он.—Большой сбор. Экипаж построить на ракетной палубе.
 Смех мгновенно смолк. Вид командира ничего хорошего не обещал. Стало слышно, как верхний вахтенный продублировал командирский приказ в ЦП, и по отсекам полетели длинные трели колокола громкого боя.
  Экипаж уже без «РБ»,а по форме-три, но в пилотках, двумя шеренгами стоял  по боевым частям и службам на ракетной палубе. Легкий бриз сносил в сторону запах «шила»,так как
большинство уже успело обмыть с приемщиками успешную сдачу корабля, пропустив по плафончику разведенного спирта.
 Неразведенным пьют спирт на флоте только молодые лейтенанты и старые мичмана. Первые –от ухарства, вторым терять уже нечего. Плафончики же аварийного освещения используются не потому, что на корабле с посудой туго, а из-за круговой риски, до которой наливают «шило»,после чего долив до верха водой из системы кондиции, получают нужную концентрацию 41 градус. Только тогда это водка. Все остальное—вред здоровью. Кроме того плафончик нельзя поставить, а коль налил---надо пить.
.Проходя вдоль строя, замполит укоризненно потянул воздух возле химика Чичи-дозика.
 ---Что вы меня все нюхаете?—возмутился Чича.—Это мой естественный запах!..
 Командир был краток:
 ---На флоте учения. Корабль принимаем обратно. Завтра грузим пратические. На этих учениях мы---глвные.
 Экипаж молча матюгнулся и замер в готовности к бою.
 ---Все вниз!---подвел итог Старпом.
 
  Турбина неспешно прибыл на свой БП. Торопиться теперь было некуда. В его кресле восседал старшина-приемщик, а вокруг стоял непринужденный трёп.
  ---А я в «автономке» чуть концы не отдал. И где! В гальюне!---продолжался обмен воспоминаниями.---Нас в этот раз «Орионы» гоняли. Только мы на сеанс связи всплывем—они тут как тут. Из-за них трюмные гальюны продуть и не успели. Мне ж приспичило. Бегал-бегал и нашел продутый только в третьем отсеке. Только расположился,
наслаждаюсь(сами знаете: какое это счастье—вовремя снять штаны),а у них подрывает отливной кингстон. Словом: вода-- веером, трюмный-- тревогу, механик—воздух в отсек. Слышу: аварийная тревога! Штаны в охапку и в дверь, а её уже давлением прижало. Я побился и никак, а тут еще лодку на борт потянуло и дифферент на корму. От этого из «грязнухи» через шпигат в гальюн вода хлынула. Видимо невозвратник залип.
  Вскочил я на унитаз, вода хлыщет, вонища, и чуть не плачу. Думаю: вот поднимут лодку, все люди как люди на боевых постах погибли, а меня из гальюна вытащат. Позорище! В кои-то веки занесло турбиниста в гальюн третьего, и на тебе! До того обидно стало, и такое зло меня взяло, что в дверь так упёрся—жилы чуть не лопнули, но отжать её сумел.
   Выбрался я из гальюна мокрый, грязный, ноги от перенапруги дрожат, а ребята смеются: «Ты что, чоп проглотил?»

  ---Отбой, мужики. Дрова ---в исходное, пельмени--- раскатать. Сейчас другой борт вводить будем: завтра практические грузить,---коротко изложил суть дела присутствующим Турбина.                                              
  Второй борт вводится для обеспечения гарантированного питания при регламенте загружаемых ракет. До этого подачу энергии гарантировали дизель-генераторы, которые уже почти месяц молотили, сжигая тоннами солярку, доставляемую автоцистернами из родной базы, поскольку никаких видов питания с берега для кораблей в ракетной базе не предусмотрено.
Все это выглядит весело, но с точки зрения финансовых органов ничего смешного тут нет. Просто электросчетчик ракетной базы оплачивает финчасть штаба флота, а корабль---электропотребитель штаба базы, к которой приписан, и не имеет права питаться от чужой розетки.
 Пусть лучше молотят ядерные установки, заражая прибрежную зону, пусть мотаются бензовозы по северным серпантинам, но зато финчасть не допустит перерасхода электроэнергии и получит премию за экономию.
 А в базах свои финансисты-экономисты, поэтому на разводе корабельных вахт дежурный по дивизии подводных лодок объявляет: «Сегодня у такого-то пирса отшвартовалась подводная лодка с соседней базы. Дежурному по живучести проконтролировать, чтобы они ночью втихаря с берега не подпитались».
 
  Приемщики, посочувствовав, покинули пост, и на БП остались только Турбина и Борька-автоматик.

   Своё прозвище «Автоматик» Борька получил, когда стояли в ремонте, но отнюдь не из-за специальности телемеханика-автоматика. Как только экипаж перегнал лодку в заводскую гавань, « дед» объявил своим «тяжелым силам», что комендантом в этом городе его лучший кореш по училищу. Поэтому если кого-то патруль найдет в городе сильно «усталым»,то надо только назвать номер части, и патруль доставит это лицо домой, а не в комендатуру.
   С тех пор Борька передвигался по городу строго «на автомате»:правой рукой он отдавал всем честь, а в левой сжимал удостоверение личности в раскрытом виде на той странице, где был указан номер воинской части. Говорил Борька к тому времени с трудом.
 За эту «автоматическую» привычку Борьку давно бы поперли со службы, но он был Бог Телемеханики и Автоматики.
  Все это вспомнилось Турбине, пока он приводил пульт в порядок, а «каштан» жестяным голосом оповестил: «По местам стоять. К вводу ГЭУ приготовить».
 Через двое суток подводная лодка при швартовалась своему причалу в родной бухте.

  Старшина отсека живучести стоял на средней палубе отсека и думал: чем бы ему сегодня заняться? Можно бы перед выходом в море осмотреть всплывающее спасательное устройство, но особист еще в «автономке» ВСУ опечатал и взял на замок, чтобы кто-нибудь из подводников в нем не «выбрал себе свободу»,сбежав в западную демократию. И где тот ключ теперь искать? Да ,честно говоря, «железо» старшине и в «автономке» надоело.
  Собрав резиновые коврики, он тихо выбрался через кормовой люк и, спустившись по оконечности корпуса, вознамерился помыть их забортной водой. Перед работой
он снял часы и положил их в карман, усмехнувшись тому, что его прозвище на корабле «Часовик-затейник».

  На корабль он прибыл в такой же летний солнечный день как и сегодня. Корабль в то время нёс боевое дежурство, поэтому подвахтенная смена находилась на расстоянии вытянутой руки Старпома, то есть в казарме. Тем более отправив жен в среднюю полосу, флот переходил на спирт и колбасу, а значит смысла в многокилометровом марш-броске до дома не было никакого.
 Проснувшись в свой первый флотский день, молодой мичман обнаружил в каюте накрытый стол, группу боевых товарищей вокруг него и яркое солнце за окном…
 ---Сколько времени?---всполмошенно спросил он.
 ---Уже семь,---получил ответ.
 ---О, на завтрак пора!---обрадовался мичманок.
 Народ за столом вдруг затих и стал с интересом наблюдать за ним. Заправляя койку, мичманок не заметил, что один из застольников зачем-то вышел из каюты. Проходя с полотенцем через плечо к умывальнику мимо дневального, он бросил взгляд на часы у тумбочки. На них было ровно семь.
 Закончив утренние мероприятия, мичманок вошёл в каюту. Народ за столом молча и внимательно наблюдал за ним.
 ---Вы-то на завтрак идёте?---смущаясь всеобщего внимания, спросил он.
 ---Позже,---получил ответ, но голод молодого организма ожидания перенести не смог.
 В окно каюты было видно, как мичманок вышел из казармы, постоял, удивляясь безлюдности ланшафта, поднялся по ступенькам к береговому камбузу, подергал запертые двери, подумал и воодушевлённый какой-то мыслью побежал обратно.
  ---Сегодня же воскресенье! Камбуз откроют только в восемь!---обрадованно сообщил он, вернувшись в каюту, где народ корчился от смеха, так как шёл третий час ночи, и солнце, повисев над морем в своём нижнем положении, уже начинало движение вверх.
  Молодой мичман поклялся с первых же выплат купить себе часы.
  Первые часы были у него противоударные. После их обмывки они выдержали только три испытания на ударность, а после четвёртого внутри корпуса стали перекатываться какие-то мелкие части.
 Вторые были рассчитаны на давление до 30 атмосфер. Их тут же прицепили к удочке и спустили  с торца пирса на восмидесятиметровую глубину. Наверх они всплыли заполненные до половины морской водой.
 Третьи часы он не дал испытывать никому, а обмыв, ушёл в соседний  город на танцы, но по дороге ему встретился асфальтоукладчик, который по его мнению укладывал асфальт неправильно…До сих пор возле знака «Крутой спуск» можно увидеть в асфальте корпус часов жёлтого металла.
                                     
   По случаю тёплого солнечного дня подводники вспомнили, что у них есть много дел на корпусе и с озабоченным внешним видом стали появляться на корпусе, но вскоре трудовой энтузиазм пошёл на убыль, и народ стал просачиваться на пирс, где за кучей маскировочных сетей собрался уже целый клуб. Бойцы вспоминали минувшие дни молодым в назидание.
  Очередную байку травил Ромка-трюм:
  ---Был у нас в прошлом призыве трюмный по прозвищу Мудр обыкновенный или сокращенно Мудро. Когда он начинал мыслить,у старшины команды пропадали сердцебиение, дыхание и аппетит, потому что от мудрых мыслей Мудро сами собой возникали разные нештатные ситуации.
 А тут старшина потерял бдительность и отправил Мудро отстреливать мусор через ДУК
(донное удаление контейнеров), посчитав, что присутствующие при этом акте командир дивизиона и командир группы не дадут Мудро мыслить, а принудят к действию.
 Старшина трюмных просто не знал, что прикомандированный командир дивизиона живучести носил девичью фамилию жены, настоящая же у него была Дубина и очень соответствовала содержанию, а фамилией только что выпущенного из училища командира трюмной группы называлась единица измерения дебильности «Одна Булыга».Вот и свела судьба-злодейка такой контингент возле «торпедного аппарата для параши».
  Сначала всё шло хорошо и скучно. Отстреляв ДУКовские мешки с камбузными отходами, Мудро увидел, что в оставшихся лежат смятые прессом консервные банки.
  ---Может их прямо так ссыпать?---предложил мудрый трюмный.----Они железные, значит сами и ссыпятся. И воздух дуть не надо и мешки пригодятся…
  Всем присутствующим мысль понравилась и её тут же претворили в жизнь, заполнив полость ДУКа шайбами из банок. Закрыв верхнюю крышку, Мудро открыл нижнюю и стал сосредоточенно слушать, приникнув ухом к корпусу ДУКа…

 ---Верхушка!---рявкнул «каштан» у трапа.---Продувка кормовых балластных цистерн! Осмотреть корпус!
 Объятый негой северного лета верхний вахтенный, борясь с дремотой и тяжестью автомата, бросил ленивый взор вдоль корпуса. Он уже видел ,что подводники по концам питания давно перебрались на пирс, поэтому с чистой совестью доложил в ЦП: «Горизонт чист»…

 ---Ушли банки ,---уверенно объявил Мудро и стал закрывать нижнюю крышку, но она не сдвинулась с места.
 ---Банки застряли, и крышку держат,---растерянно доложил командирам Мудро.
 ---Надо открыть верхнюю крышку и аварийным ломиком протолкнуть застрявшие банки,---(кто предложил это---так потом и не выяснили).
 Однако все механизмы боевого корабля рассчитаны на дурака, поэтому крышки сблокированы так, что не закрыв одну, никогда не откроешь другую, но если хочется, то можно. Мудро тут же приволок ключи и быстро открутил блокиратор. Дальше было как в учебнике физики для пятого класса: едва отдали кремальеру верхней крышки ДУКа столб воды ударил в подволок…
Героическими усилиями отсечной аварийной партии крышка ДУКа была водворена на место и для верности прижата раздвижным упором. Так мы и ходили, пока в док попали.

 ---Банки-то пропихнули?---спросил кто-то из молодых моряков, которые раскрыв рты слушали «годка».
  Засмеяться народ не успел. Лодка утробно ухнула, и в корме встали два пенных султана. На вершине одного из них находился Часовик-затейник верхом на резиновом коврике. Мелькнув пятками, он исчез в пучине.
  Когда Часовик в одних носках выбрался на пирс, то первое что он произнёс, клацая зубами: «Часы в кармане РБ остались».
  Народ наконец-то упал от хохота.

  Оперативник сидел над картой театра будущих учений и ломал голову. Оперативник он был хороший. Даже отличный. Никто не мог так быстро и грамотно разгрести массу данных из других отделов штаба, слепив из них пункты безупречного плана, как он.
  Ещё вчера он был в отпуске. Его отпустили среди лета, чтобы он вернулся к началу плановых учений, но новый министр обороны затеял их на месяц раньше, и для поимки Оперативника была проведена целая войсковая операция.
 Когда начальник оперативного отдела штаба флота получил команду на сотворение плана, то тут же «упал в госпиталь»,а начштаба покаялся Командующему, что учения под угрозой срыва, так как единственный, кто разбирается в штабной работе, находится в белой «девятке» где-то между Мурманском и Адлером.
   Командующий понял: орать бесполезно. И начал действовать. Первым делом позвонил командующему округом, с которым неоднократно встречался на совещаниях, охотах и рыбалках, а тот поднял других окружных командиров.
  Моторизованные части западных военных округов были подняты по тревоге, и ими перекрыты дороги, на которых решительно тормозились все машины белого цвета. Через несколько дней операция увенчалась успехом. Оперативник был обнаружен в диких брянских лесах. Его завернули на ближайший военный аэродром и транспортным самолётом вместе с машиной доставили на службу.
  Теперь он сидел в своём кабинете, пил кофе и думал. Командующий поставил задачу: подводники должны выиграть. И выиграть ФАКТИЧЕСКИ! Доказывать, что он---оперативник, а не тактик, было бесполезно. Задача уже поставлена.Вот Оперативник и ломал голову, чтобы придумать план НАСТОЯЩЕГО сражения.
  Проанализировав кучу тактических решений командиров ПЛ на учениях разных лет, Оперативник нашёл-таки один простой, но по его мнению эффективный ход. Быстро набросав его на кальке, он отдал чертёжникам рисовать красивую картинку, а сам пошёл к ЭВМщикам, чтобы «прогнать» этот ход на компьютере. Вдвоём с программистом они поколдовали и ЭВМ выдал результат: «Миссия невыполнима».
 «Это потому что исходные данные на скорую руку готовил»,---решил Оперативник.
 Представляя Командующему план учений, Оперативник изложил суть тактического решения:
 ---После ракетной стрельбы лодка должна уйти туда, где её не будут искать, но могут укрыться тонны грохочущего металла. Это мелководная банка. Однако действия командира должны быть выверены до миллиметра.
 ---.Вот ты посредником на лодку и пойдёшь,---решил Командующий.---Там будут офицеры ГШ ВМФ, им тоже надо всё это растолковать.
 «Инициатива наказуема. Хорошо ещё, что вся эта бодяга на три дня всего»,---чертыхнулся про себя Оперативник.
                                   
   Самое страшное на флоте---это проверяющий из штаба. Страшней может быть только проверяющий из вышестоящего штаба. На этот раз на лодку падало настоящее стихийное бедствие: проверяющие из всех штабов до ВМФ включительно. И всем им хотелось поморячить для финчасти, так как флотским офицерам при получении надбавки нужна наплавленность, а здесь удобный случай.
   Прибудут все эти флотоводцы естественно без продаттестатов, потому что их пайками распоряжаются жёны, в планах которых мужьины командировки не предусмотрены. Кроме этого всех их надо снабдить разовым бельём, репсовыми костюмами РБ, тапочками, меховыми регланами. Убывая с корабля, они обязательно «забудут» всё это сдать, при этом послать матроса в каюту за шинелью, кителем и ботинками никогда ещё не забывали.
   А ещё всю эту противолодочную бригаду надо с комфортом расселить.
   Всей этой адовой работой и была занята служба снабжения: интендант, страдая, составлял список будущих вещевых потерь (всё это надо будет списывать, для чего хорошо подходят наводнения, пожары, падение кого-либо за борт и другие ЧП),кок изымал из меню подводников всё, чем можно кормить большое начальство, а помощник командира атамохода раскладывал пасьянс великого переселения народов.
   «Офицеров уплотним, переселив в каюты мичманов, мичманов переведём на метод «горячей койки»,забрав часть кают у моряков. Моряков же…А, всё равно они предпочтут дрыхнуть на паёлах в отсеках, чем селёдиться на оставшихся койках»,---решительно подвёл итог помощник.

    Перед началом учений представителей частей и кораблей собрали на строевое собрание. В назначенный час конферец-зал штаба дивизии был заполнен чёрными тужурками. Ждали командира флотилии. Замкомдива, назначенный для встречи и доклада, стоял у входной двери. Оглядев помещение, он объявил:
  ---При появлении командующего всем встать и повернуться налево.
  Потом подумал и добавил:
  ---«Лево»---это там, где у мичманов пришит штат.
 Лица в зале окаменели, чтобы не грохнуть хохотом.
 Самое красочное выступление принадлежало тоже замкомдиву:
 ---Стрелять как учили! Но не заучиваться! На прошлых стрельбах экипаж так затренировался накануне, что оператор обозначил дату стрельб вчерашним числом. Ракета ломала-ломала голову по какому суточному плану ей жить и покончила с собой! Технику надо беречь!
  Остальные призывали проникнуться и озадачиться, обещая отпуска, дома отдыха в бархатный сезон и другие всевозможные блага, но потом.    
 
  ОН как всегда проснулся среди ночи от того, что надо успеть выполнить массу мероприятий перед заступлением на вахту, и теперь лежал ,уставив бессонные глаза в потолок. Так будет происходить ещё долго, пока перестроится привыкший к рапорядку «автономки» организм.
  В раскрытое окно вместе со звуками ночного посёлка влетал чей-то хмельной голос:
Из-за острова на стрежень, на простор мазутных вод,
Громыхая дизелями, выгребал атамоход…
  И нестройный хор подхватывал:
И в этой железной скорлупке железные люди живут…
  «Предыдущая смена тоже не спит»,---ухмыльнулся ОН.
  ОНА вошла в комнату из кухни, наклонилась над ним и улыбнулась:
---Пойдем чай пить.Всё равно спать уже не будешь.
  На ней была любимая рубашка с кружевным верхом и кружевным же клином, который расширяясь, шёл от груди к ногам. А ещё из её одежды нравилась ему «ночнушка» с разрезом вдоль бедра и лифчик, который ОНА называла почему-то «бесстыдником».
---Потом,---ответил ОН и сгрёб её в охапку.

  На подъёме флага Старпом инструктировал экипаж:
---Вся флотилия живёт сегодня по среде, но из-за перехода с ракетной базы у нас остались недовыполненными суточные планы вторника и четверга, а к прибытию офицеров штаба приготовить план пятницы. Однако имейте ввиду, что  по флотилии могут объявить «дробь БП» для подготовки внешних объектов к приезду комиссии, и тогда все мероприятия суточных планов внести в планы понедельника, добавив туда же мероприятия субботы.
---А какой сегодня день недели?---тихо спросил кто-то в строю.
---У нас с тобой сейчас будет «воскресение» в моей каюте,---отрезал Старпом.
Ббб
   Командир кормового отсека шёл к себе в корму с намерением организовать там командирскую «шхеру»,потому что по опыту знал: плотно поев и сладко поспав, проверяющие задолбают всех тревогами и отдохнуть перед вахтой не дадут. Поэтому лучше быть всегда на боевом посту.  Навстречу ему, упираясь, полз через переборку молодой матрос с ведром, в котором лежали тяжёлые блины протекторной защиты.
---Куда?---коротко спросил каплей.
---К спецтрюмным! За ураном! Сепаратор мыть!---отчеканил стригунок.
---А?..А-а-а…Когда уран блинами накрывать будешь, смотри, чтоб дырки не совпали, а то радиация вверх рванёт,---посоветовал он моряку, на что тот радостно кивнул, и они разошлись каждый своей дорогой.
 Молодое пополнение пришло, когда экипаж был в «автономке»,поэтому всё это время до их прихода строило по дивизии гаражи и лишь теперь начало изучать матчасть.
---Твои ребята «карася» за ураном отправили,---сказал каплей старшине турбинистов, заглянув к нему на пост.
---Пусть физику сейчас учит, если в школе некогда было,---благодушно ответил мичман.
---Фаза! Массу давишь?---грозно рявкнул каплей, заглянув на другой пост, где электрик, запрокинув голову, задумчиво смотрел  в подволок, на белой поверхности которого было любовно выведено: «  Смерть зовётся  Гексавит».
  Гексавит---это витаминные шарики, которые выдавали подводникам для поддержания жизненного баланса в организме, но если съесть их больше нормы, то человек получал сильнейшее отравление. И только этот электрик мог есть их целыми банками, за что название витамина стало его прозвищем.
 Командир отсека приказал Гексавиту надпись на подволоке перед прибытием проверяющих убрать, и теперь он думал: как сделать так, что бы ничего не сделать? Эта неразрешимая задача загнала бы в тупик любого, но не Гексавита. Вскоре надпись была закрыта грамотами, «Боевыми листками» и «Молниями», выпущенными в его честь за время «автономки». О ещё любовался своей работой, когда к нему подошёл «электрокарась» из молодого пополнения, которого он час назад вооружил пылесосом и отправил собирать мелочь под паёлами возле «тёплого ящика». Эту мелочь он рассыпал ещё до «автономки», когда после самохода лез в «шхеру» поспать. В «автономке» она была не нужна, но теперь могла бы пригодиться.
---Вот,---протянул Гексавиту увесистую горсть мелочи «карась».
  Гексавит её пересчитал, не спеша, и…выбросил под паёлы.
---Полтинника не хватает,---вздохнув, печально сказал он.---Продолжай.
  И молодой электрик послушно полез вдоль борта с пылесосом наперевес уже в пятый раз. Когда вся мелочь наконец-то будет собрана, электрик будет знать в отсеке каждый болтик в лицо и по имени-отчеству…
  В турбинном отсеке тоже шло изучение его устройства. Изрядно промасленный матрос выбрался из трюма и доложил старшине:
---Носовой трюм чист!
---А где ключ семнадцать-на-девятнадцать, что месяц назад потеряли возле маневрового устройства?                                                          
---?
---Упал в трюм,---последовала команда.
  Ключ найдётся только к ужину, и трюм никогда в жизни не был таким чистым.

  Совещание в штабе флота было посвящено предстоящим учениям. Последним доложил начальник аварийно-спасательной службы. Итог его доклада: АСС к учениям готова!
  Командующий на это никак не отреагировал, хотя знал, что от всей спасательной службы на флоте есть только её начальник, которого он сам перевёл на эту должность с должности начальника режима флотилии, где когда-то служил и сам. Из всего спасательного дела её начальник знал только то, что водолазные аппараты промываются чистым этиловым спиртом. По одутловатому вечно красному лицу начальника АСС было заметно, что «промывал» он весьма активно.

  Распрощавшись с буксирами сопровождения, лодка самостоятельно добралась до точки погружения. После ряда привычных действий она, подняв тучу водяной пыли, ушла на глубину.
  Как только над рубкой сомкнулись волны, в трюмах отсеков началось таинство посвящения молодых моряков в подводники. Место для этого мероприятия готовилось заранее. На паёлах возле клапана вентиляции забортной системы появлялся зелёный плафон от колоколо-ревунной сигнализации, а посередине трюма подвешивается на длинном шкерте корабельная кувалда, бойки которой густо смазаны коричневым АМСом.
  Каждого «карася» отсечному сообществу представляет свой «годок», после чего докладывает: «Подводную вахту сдал». В подтверждение этого «карась» на ягодице «годка» ставит бляхой крепкую печать, после чего производит ответный доклад: «Подводную вахту принял». И получает такую же печать.
  Специальная комиссия придирчиво осматривает оттиск, и у кого рисунок нечёткий, назначает повторную процедуру. Новая бляха «карася» ставит печати хорошо, да и в руку он вкладывает всю свою «любовь» к учителю, а стёртая за долгую службу бляха «годка» печатает неразборчиво, поэтому редко какой «карась» обходится без пересдачи.
  После обмена печатями уже не «карась», а «рыба» выпивает залпом объёмистый плафон забортной воды, закусывает её крепко посоленным чёрным сухарём и, вытянув руки по швам, в поклоне целует раскачивающуюся кувалду. Ведь кувалда---последняя надежда подводника: она выручит всегда.  И ей отдают они последние силы, когда бьют в борт затонувшей лодки до тех пор, пока либо они потеряют сознание, либо их услышат и спасут.

  В назначенное время многоцелевая подводная лодка прибыла в район учений. Произведя предусмотренные планом учений мероприятия по отрыву от корабельно-авиационной поисково-ударной группы, она укрылась на вершине подводной горы, которая называется у моряков «банка». Глубина здесь была всего 107 метров. Лодка, диаметр которой 15 метров, могла находиться в узком коридоре между 50 и 70 метрами, так как до 50 метров подводный крейсер легко обнаруживается с самолёта, а при прохождении корабля ближе 30 метров ко дну винты закачивают под корпус придонный ил, который забивает приёмные патрубки циркуляционных трасс охлаждения энергетической установки.
 Однако такое расположение корабля не давало возможности обнаружить его активными средствами КАПУГ из-за сильного фона, который создавали морские волны и рельеф дна. В тоже время лодочные акустики легко прослушивали всю акваторию.
 Использовать выгоды своей позиции для нанесения удара по кораблям «противника» лодка не успела из-за возникших предпосылок к аварийному происшествию в одной из торпед.
  Поскольку на борту в тот момент находилась большая группа офицеров, которым «порулить» хотелось, но без взятия на себя ответственности за этот рулёж, вопреки статьям «Корабельного устава». Заигравшись в «войнушку», они просто забыли, что от их действий зависит не только жизнь корабля и экипажа, но и их собственная.
  В этой обстановке командир не только не смог принять решение об отстреле аварийного боезапаса за борт, но и отдать приказ на выполнение первичных мероприятий в торпедном отсеке. И взрыв не заставил себя ждать.
  Взрывная волна не ушла в воду, как это случилось бы при выполненных мероприятиях по подготовки отсека к взрыву боезапаса(в этом случае погибал только личный состав торпедного отсека), а пошла внутрь прочного корпуса, практически мгновенно уничтожив ещё два отсека, после чего её силы иссякли.
   Однако, получив отрицательную плавучесть, лодка провалилась на глубину, где давление воды в два раза превышало прочность межотсечных переборок, и теперь вода добивала поотсечно тех, кто пережил аварию, а возникшая паника сократила и без того малый запас времени, отведённый им на организацию борьбы за живучесть. Убийственное движение воды остановил лишь реакторный отсек, прочность переборок которого равнозначна прочности корпуса лодки.
  Практически весь личный состав кормовых отсеков в момент аварии находился на своих боевых постах, то есть в привычной обстановке и с полным набором индивидуальных спасательных средств. Кроме того в их распоряжении был отсек живучести, где имелись дополнительные индивидуальные защитные средства и коллективные средства спасения(запас средств регенерации воздуха, всплывающее спасательное устройство, шлюз-камера выходного люка, спасательный буй, воздушная перемычка с большим запасом воздуха высокого давления).
  Несмотря на всё это они погибли, сгорев заживо. Правда больно им не было, так как находились они в тот момент под азотным наркозом, который неизбежно возникает у человека без индивидуального дыхательного аппарата при давлении в отсеке 6 кг на см кв. Дело в том, что при ударе о грунт прочный корпус в районе кормовых отсеков получил повреждения, через которые в отсеки стала поступать вода, но происходило это достаточно медленно, что дало им возможность зарядить регенеративные двухярусные установки, которые поглощали углекислый газ из отсечного воздуха и насыщали его кислородом.
  Однако поступающая в отсеки вода постепенно выравнивала давление внутри корпуса с забортным, и достигнув значения 5 кг на см кв, оно вызвало у личного состава кормовых отсеков сначала эйфорию, а потом потерю сознания.
  Когда же загрязнённая протечками масла поверхность воды достигла пластин регенерации, произошёл быстротечный пожар, который выжег из перенасыщенного кислородом воздуха всё, что горело, и обуглил полузатопленные тела подводников.
  Почему личный состав кормовых отсеков, относящийся к категории «тяжёлых сил», а значит наиболее подготовленный к борьбе за живучесть, не воспользовался (даже не попытался!)находившимися в его распоряжении аварийно-спасательными средствами, так и осталось загадкой.
  Судя по тем письмам, которые они успели написать своим близким, подводники надеялись, что их спасут. Надеялись до конца.

  Из приказа по флоту: «Материальную часть и имущество, находящееся на подводной лодке, списать согласно акту».  
                                             

       
      Товарищи офицеры, сегодня мы порассуждаем над философской проблемой, суть которой заключается  в следующем: «почему все хорошее заканчивается так быстро»? Надеюсь, возражений нет?
      Ну, химик, Вам что, тезис непонятен, что Вы руку тянете? Вас не интересуют деньги как категория хорошего? А я и не о деньгах вовсе, догадливо-меркантильный Вы наш, я о вечном. Не мешайте другим , а то опять бинтовать Вас  придется, вон уже старпомы кучкуются, видно, старое вспомнили,  на Вас смотрят плохо…    
      Итак, я не знаю, в каком безумном комсомольском  застолье прозвучала мысль о том, что члены ВЛКСМ - рыбаки, в том числе активисты, за время промысла рыбы безнадежно деградируют и отстают от жизни, мыслей и чаяний молодежи страны. А это неправильно и социально опасно.
      Я не знаю, кто это услышал и сделал выводы. Одно знаю точно: это был очень влиятельный и мудрый человек. Мы ему на Камчатке бюст хотели при жизни поставить, в знак благодарности, но, не зная человека в лицо, эта задача, как вы понимаете, невыполнима. Наверное, он был работником невидимого фронта, или членом какого-нибудь ЦК или даже  Президиума. И бюст на родине такой величины наверняка уже стоял, вот он и отказался от очередных почестей, скромняга.
     Чем же он так прославился и нам угодил, вплоть до бюста, спросите Вы?
А вот чем: по его распоряжению в водах Тихого океана появился шикарный трехпалубный теплоход под гордым  названием «Крепчагинец». На нем было все: каюты повышения квалификации и обучения  комсомольского актива, бары, биллиардные комнаты, боулинг, сауны (шесть!), в которые мог пройти утомленный учебой этот комсомольский актив и отдохнуть от трудов праведных, ресторан, танц-поле с караоке, кинотеатр, видеозал и  многое другое.
    Но самое главное, что было на теплоходе - это отдельная каюта для каждого члена экипажа. Экипаж формировался ЦК комсомола страны, (сначала из активистов Союзных Республик, потом и до областей дело дошло), менялся каждые три месяца.
     Ну вот, вот я  и дошел до основного. Предыдущее, по сравнению с этим, просто стыдливо блекнет.
     Не догадались еще, в чем фишка? Химик, что скажете? Тьфу на Вас, какие коммунисты-активисты? Крепко же мы в Вас эту псевдопатриотическую заразу вбили, как зуб коренной сидит, хрен вытащишь, м-да…Как всегда, безнадежен… Ну ладно, химик – он химик и есть, но не у всех же так все запущено? Кто еще выскажется?
      Есть, есть еще светлые флотские головы! Блестящая интуиция, заменяющая собой логику. Нутром чуют, хоть умом  и не блещут. Вижу, всегда по жизни бежали с членом наперевес. Это, прошу заметить, комплиментарное заявление с моей стороны.
      Да,да! ИНСТРУКТОРАМИ ЦК БЫЛИ ЖЕНЩИНЫ! И какие!
      Не эти тощие, несуразные, плоские, голенастые топ-модели на худеньких ножках, с выпирающими ребрами и острыми коленками, с плоской грудью, а вернее,с одними сосками, грудью это не назовешь, язык не поворачивается. Они нравятся только извращенцам, которые их на кастингах и отбирают, чтоб нас, мужиков, от их вида тошнило. Тьфу!Вот-вот, вобл каких-то за красавиц выдать пытаются. Разделяю общее возмущение. Но позвольте продолжить.
     Так вот, на борту « Крепчагинца» были только первые красавицы. Так сказать, отборный генофонд страны.
    Январь-март взяла на себя кареглазая и пышная Украина, апрель-июнь рыжеволосая и веснушчатая, стройная Прибалтика, июль-сентябрь жгуче-черная и волоокая Молдавия, октябрь-декабрь беспардонно- раскованная и ненасытная в постели Белоруссия…
    А мулатки… О, эти мулатки…Впрочем, извините, затравился, свое вспомнил. Не было там ни мулаток, ни негритянок. Негритянок тогда вообще мало в стране было, не то что сейчас, когда в телевизор ткнешь, а тебе негритянка про погоду на севере нашей страны вещает, переключишь канал- там другая поет, третья пляшет. К этому мы потом вернемся. Продолжим.
    Там, на «Крепчагинце», был настоящий, прекрасный, экзотический, сразу воспринимаемый и вожделенный интернационал, нерушимая  дружба народов, скрепляемая, как правило, беременностью.
    Рыбаки наслаждались жизнью. Некоторые не хотели возвращаться на родные сейнеры и траулеры, пытаясь продлить праздник и прячась в многочисленных «шхерах». Их отлавливал комсомольский патруль и сдавал с рук на руки озлобленным капитанам судов. Говорят, что боцмана матросов даже били, приговаривая:
                - Водку пьете и трахаетесь, как взрослые, а работаете, как дети, у-у,
комсомол!
     Руководство «Тралфлота» и « Рыбхолодфлота», или как они там назывались, обеспокоилось падением улова и категорически протестовало против захода «Крепчагинца» в места промысла. Капитанам была дана команда досрочно прекращать лов и бежать в другие районы, лишь только
«б-ское корыто» появится на горизонте или экране радара.
    « Крепчагинец» возникал ниоткуда, подобно «Летучему голландцу», вызывая панику на мирных рыболовецких судах и суденышках.
             - Рыбаки! Комсомольцы! Люди доблестного и нелегкого труда!
Сейчас мы спустим баркасы и соберем вас у себя на борту,- гремела  над морем громкоговорящая связь ( капитаны по УКВ умышленно не отвечали).
         Девушки на палубе «Крепчагинца»  приветливо и вожделенно махали платочками, мечтая осчастливить рыбаков, конечно же, комсомольским инструктажем. Но хмурые капитаны выбирали тралы, в прямом и переносном смысле «сматывали удочки»,  врубали «вперед полный» и скрывались в морском просторе. Некоторых судно-призрак, истошно  голося на весь Тихий океан, длительно  преследовало …
      Девушки-комсомолки платочки, которыми махали, повязывали на пиратский манер, пряча под ними волосы, и были готовы ринуться на абордаж в случае успешного завершения погони…
        Н-да-с, основной инстинкт, ничего с ним не поделаешь, батеньки вы мои… А помножьте его еще на мужское пренебрежение и оскорбленную женскую гордость…
     Алжирские пираты и то гуманнее относились к экипажу захваченного судна.
    Уловы рыбы катастрофически падали. Это «Крепчагинцу» мы были  обязаны исчезновением из магазинов тихоокеанской сельди и заменой ее на иваси. Сельдь требует внимания, длительного поиска, а тут, извините, взяли то, что мимо проплывало.
   Пришлось рыбацкому руководству идти на поклон к руководству военно-морскому: мол, так и так, мы совсем пропадаем, а ваши рыбу не ловят. Может, возьмут на себя активисток комсомольско-молодежного движения?
   Руководство флота согласилось взять, но только под себя. Имеется в виду не «миссионерская» поза, как некоторые из вас, в силу испорченности, подумали, а вещи более прозаические. Маршрутом и заходами «Крепчагинца» руководит флот, а ремонты, солярку и все остальное обеспечивают рыбаки.
     Хлопнули по рукам, выпили по рюмочке, расстались, довольные друг другом.
     Руководство заходами поручили опытным в деле молодежного  просвещения, в том числе и полового, работникам комсомольского отдела Камчатской военной флотилии.
      И начался вояж знаменитого судна вдоль  побережья, где базировались корабли военно-морского флота.
       Вздрогнули вулканы, пытаясь сделать то, что многократно происходило в гарнизонах,  а снег сошел с сопок. Вулкану извергаться положено в определенные периоды. Моряк извергается постоянно, беспорядочно и хаотично, взависимости от того, что приснилось, привиделось, или куда( в кого) удалось вструмить. А уж выбор был!
      Девушки, которые недавно сами набрасывались на  гражданских моряков, просились домой. Моряки военные не соглашались и продолжали неистово вструмлять.
Есть мнение, что развал Военно-Морского Флота СССР, в частности, Тихоокеанского, начался не с горбачевского «потепления», а с «Крепчагинца».
       Как и рыбалка, боевая подготовка пошла насмарку…
      Политотделы на метр были завалены жалобами жен, карающие мечи парткомиссий заржавели и затупились от крови жертв основного инстинкта.
       Комсомольский отдел Камчатской военной флотилии тоже устал. В частности, Сева Станковский, мой названный и неоднократно «молочный» брат, планирующий заходы.
- Химик, ну что опять у Вас? Как так «молочный»? Объясняю. Когда холостые мужчины грудь одних и тех же  женщин ласкали, они такими братьями и становились. Да не записывайте Вы, женаты мы уже, не дай бог, листик Ваш женам попадет…Старпомы, уймите его, пожалуйста, только не сильно. Чуть нить рассказа не оборвал…  
Когда становилось совсем невмоготу, я набирал его, Севин, телефон.
- Сева, привет, я. Что у тебя с «Крепчагинцем»?
-Ищу, куда б его подальше заслать.
- По этому поводу и звоню. Куда-куда, к нам. Сам знаешь, база отдаленная, лодки, сопки, пять домов да три казармы.
-Что, опять к тебе? Две недели не прошло…
-Выручай, брат! Жена уже месяц в Киеве…
-Ладно. Понимаю.  Будет. Жди. Но за это выполнишь поручение, секретное. Слушай…
      Я связался с тральщиком брандвахты, на котором служил мой друг.
- Косточкин, привет! Завтра просись к стенке, комсомольский актив учить.
- Ура, неужели опять  приходит?! Ну,  Сева, ну, молодец! Второй месяц у вас сидим!
- Да, но сильно не радуйся. Задание нам, от Севы. Все при встрече. Конец связи.
   Ясное и солнечное утро ознаменовалось громкой музыкой и силуэтом белого парохода, входящего в бухту, где базировались наши лодки. Народ радовался, но по-разному.
   Около политодела появились первые женщины, требующие приема у начпо. Они, женщины,  всегда все замечали первыми. А угрозу семейному очагу чувствовали кожей, миль за двадцать. Особенно после прошлого визита «Крепчагинца» к нам и встрече мужей, «после экскурсии по кораблю», ранним утром.
    Даже оперативный опоздал против них  с докладом.
    Начальство выражало недовольство. Неискренне, но настойчиво. Пока судно швартовалось,   парткомиссии было объявлено казарменное положение.
     Дела с формулировкой: «За аморальное поведение» ждали только вписывания фамилий. Карающий меч уже  лежал на  столе. Секретарь парткомиссии иногда крутил его за рукоятку, поглаживал лезвие,  а потом укладывал на место, напряженно покашливая.
   Было принято решение допустить на судно личный состав срочной службы и холостяков. На пирсе выставить вооруженную вахту. Время пребывания на борту- два часа, после чего- смена комсомольского актива. Отставших замам искать лично. Утром пароход отправить.
   Ура, в нас, в замов,  верят! А жена-то в Киеве!
   Начпо звонил в политотдел флотилии и впервые в жизн с ним  ругался. Сева, дежурный по флотилии, вяло отбивался…
  Скандал, одним словом…
  А многим- радость! А мне! И Косточкину!
  Косточкин со своим  с минером сидели у меня на кухне и пили виноградно-яблочный сок, несмотря на наличие молочной двадцатипятилитровой  фляги со спиртом.
    Это- на вечер. Фляга. Выпьем, не сомневайтесь. Сейчас Севу выручать нужно. Просил избавиться от «Крепчагинца» навсегда, но без жертв.
  -Предлагаю посадить «Крепчагинца» на мель. Мы ночью буи переставим, выход из бухты-всего сорок метров. Пусть постоит, -это минер.
- И месяца три с мели не снимем, нет у нас буксиров и спасателей .Ага, а мои бойцы вплавь будут добираться, утонут- а с кого спросят? Может, им под гирокомпасы топоры подложить? Помните,                              «Пятнадцатилетний капитан», Новая Зеландия?.- это я.
- Есть решение, мужики, -это Косточкин. Не зря подпольная кличка-«Мозг».
 Одобрили. Звоним Севе. Он рукоплещет и кричит, что следующий визит в ресторан «Авача» за его счет. И немножко- за счет Морпорта.  Мы милостиво соглашаемся.
     Вечер прошел, как надо. На «Крепчагинце».  Я так устал контролировать активистов, что валился с ног. А как многое осталось неохваченным, например, та рыженькая, из методкабинета…
   Утро. «Крепчагинец» отваливает от стенки. На пирсе усталые, но счастливые, комбриг с начпо. Тоже всю ночь порядок контролировали…
 Опять бравурная музыка, пароход отошел метров на тридцать от стенки. Что? Опять швартуется?
     А, вот причина: с тральщика выскакивает минер и какая-то девушка с растрепанными волосами, слева в прическе перышко от подушки  застряло…На борт просится.
   Девушку забрали, пошли на выход. От минера отказались.
    Начпо дерет Косточкина, вызвал с тральщика: -Опять Вы все здесь разлагаете?!
   Минер скромно прячется…Я тоже.  Косточкин разлагает.
 Кстати, больше их тральщик к нашим пирсам никогда не подпускали, даже за водой, как бы я ни просил.
   Зато штормовые участились: брандвахта ветер меряет…
     Дальше будет страшно. У кого с нервами и мозгами не в порядке- лучше пропустите.
   -Химик, химик, я сказал: «с мозгами». Куда пошли-то? Останьтесь, Вам не грозит.

 «Крепчагинец» подошел к Авачинской бухте.
 -Добро на вход нет, в связи с общефлотскими учениями. Следуйте в Магадан.
  Сева потирал руки. Решение Косточкина было простым и гениальным: -Не пущать!
  Сбрось проблемы дальше. А Тихоокеанский флот, ой,  какой большой!
  Магадан.
- Общефлотские учения продолжаются. Следуйте южнее.
И пошло-поехало: Шумшу, Парамушир,  Бухта Ольга, бухта Владимир, поселок Тихоокеанский, Владивосток,  Камрань, и т.д.
 Говорят, «Крепчагинец» видели, когда он японские сети с красной рыбой выбирал в нашей зоне ответственности. А есть то-надо? А топливо? Какое-то время они маскировались под плавбазу…
   Так и пропал белый пароход в просторах мирового океана, отвергаемый всеми портами…
  А все довольны были: и Сева, и начальство, и мы, и, наверное,  девушки. Устали они от нас. Но не поручусь.
 Говорят, многие моряки видели, как из морской пучины, светясь огнями и  гремя музыкой, стряхивая воду с палуб  и водоросли с бортов, появляется трехпалубный красавец белый пароход…Вдоль борта девушки в косынках и с абордажными крючьями…И горе тем, кого они догонят. Не девушки то - суккубы…Горе оказавшимся рядом…
   Помните, что колокол Ллойда звонит почти каждый день… Это- «Крепчагинец»…
  Впрочем, у меня, как всегда, собственное мнение. На днях телевизор смотрел. Сомалийские пираты! Ха-ха!
    Химик, это для Вас, доверчивого…
    Была там наша база, на Сокотре. Острове инопланетных растений, неземной и чуждой красоты. Сколько там боевых кораблей скопилось? А результат? Правильно, никакого. А почему? И никто не стреляет?
     А потому, что женщины. Мое мнение. Ну и где еще «Крепчагинцу» быть? Не верите? Там он. Дошел. Обосновался. Нет?
  А чего военно-морская группировка России бессильна? А почему у пиратов обводы шлюпок настолько знакомы? И из-под краски на носу пробивается: «Кре…» И лица я вчера узнал. Ух, эта рыженькая, в косынке…