Редакционное задание звучало предельно ясно – написать об отличном офицере, который признан достойным премии Министра Обороны России по итогам 2008 года. Признаюсь, долго не стал раздумывать и направился в отдельный гвардейский батальон морской пехоты Каспийской флотилии, которым командует гвардии подполковник Александр Кривенко. Здесь и попросил начальника штаба подразделения, гвардии майора Петра Пинчука, назвать фамилию достойного офицера. - Гвардии лейтенант Семен Владимиров, командир взвода. – Начштаба, похоже, мой вопрос не застал врасплох. Молодой взводный в батальоне, действительно, на весьма неплохом счету командования. Лейтенантские погоны взводного поначалу создали ложное впечатление неопытности молодого офицера. Но он уже третий год в должности. По новым положениям ему, как окончившему училище с 4-летним периодом обучения, определен трехлетний срок до получения звания старший лейтенант. Понятно, молодости свойственно стремление все «взять» как можно скорее. Но с точки зрения стабилизации командного состава именно в самом важном звене взвод-рота, польза от подобного продления сроков пребывания в званиях очевидна. «Лишний» лейтенантский год потом возьмет свое сторицей в дальнейшем офицерском становлении. Впрочем, здесь, похоже, все возвращается на круги своя. В начале 70-годов прошлого века мой отец именно такой срок ждал при получении очередной, старлейской звездочки на погоны. Помнится, он не очень одобрительно отзывался о последующих «ускорениях». А уж отдельный разговор был об уравниловке тех советских лет, когда независимо от напряженности и ответственности в службе, весь офицерский корпус получал примерно одинаковое денежное довольствие. Впрочем, эпоха уравниловки уходит в прошлое. Гвардии лейтенант Семен Владимиров на мой вопрос, отчего так случилось, что он стал «номинантом» премии министра обороны, отвечает – во многом воля случая. Офицеры в роте подобрались добросовестные, с неплохим уровнем подготовки. Даже немного неудобно перед остальными взводными. Ведь и в учениях и в службе они были и остаются вместе, деля поровну и наряды и караулы, одинаково выкладываясь на учениях и тренировках. Командир батальона гвардии подполковник А. Кривенко здесь высказывает свою точку зрения с позиции собственного служебного и жизненного опыта. Ведь если уровень подготовки и служебные успехи офицеров в роте примерно равны, то победитель в нынешнем году с большой долей вероятности в последующем уступит пальму первенства. Здесь все как в большом спорте – ни одна победа не абсолютна. А на следующий год приказ о поощрении составляется уже по текущим результатам. Словом, есть более чем весомые основания добросовестной службой и другому офицеру проявить себя с достойной стороны. В ином случае, если командир взвода по своим деловым качествам не способен побороться за высокие результаты в службе, то у него есть все основания задуматься о своем месте в Вооруженных Силах. В любом случае сейчас наступает финиш «эры» пресловутой уравниловки, когда честные, добросовестные офицеры буквально тянули на себе служебную лямку «за себя и того парня». А честная служба приносит не только моральное удовлетворение, но и весьма приличные доходы. Ротный, буквально днюющий и ночующий в подразделении, невзирая на все регламенты служебного времени, всегда сможет сказать домочадцам – я могу это делать хотя бы потому, что государство платит мне такие деньги, что вы ни в чем не нуждаетесь. В данной связи вспомнилось, как лет пятнадцать назад при мне одна офицерская жена спросила мужа, старшего помощника командира корабля, отчего он так много времени проводит на «коробке». Тот и ответил, мол, очень много работы. На что благоверная резюмировала: -Так тебе платят не за работу, а за службу… Гвардии лейтенант Владимиров на флоте отнюдь не случайный человек. Отец, старший мичман запаса Альберт Владимиров, восемь лет прослужил старшиной команды в электромеханической боевой части на противолодочном крейсере «Москва» в Севастополе. Для неискушенных во флотских делах поясню – для механика служба на паросиловом корабле 60-х годов постройки прошлого века требовала исключительного морального духа и физической выносливости. Ведь в машинном отделения температура на ходу нередко доходила до 70 градусов выше нуля… В 1991-м Альберт Вениаминович участвовал в боевой службе в Средиземном море с самый жаркий период года. Как кошмарный сон вспоминает Владимиров - старший период многомесячных задержек и без того небогатого денежного довольствия. Дело доходило до того, что нечем было платить за проезд в общественном транспорте и севастопольские контролеры молча и с пониманием проходили мимо военных моряков – офицеров и мичманов. (По украинским законам того времени правом бесплатного проезда пользовались только «срочники»). С благодарностью бывший «москвич», так уж повелось называть членов экипажа «старой» и «новой» «Москвы», вспоминает визиты столичных делегаций во главе с Юрием Михайловичем Лужковым. Помимо слов поддержки, представители белокаменной везли морякам и гуманитарную помощь. Отнюдь не лишнюю в то время. Потом, как начался «флотораздел» старший мичман перевелся в Россию, на относительно спокойную, береговую должность. Но все равно не выдержал без морских походов, перевелся на Северный флот, на тяжелый атомный ракетный крейсер «Петр Великий». Когда пришел черед сыну выбирать профессию в жизни, не стал возражать против его желания стать офицером морской пехоты. Напротив, именно отец посоветовал поступать в Казань, в высшее военное командное училище. Причем решение избрать профессию «родину защищать» было обусловлено, отнюдь, не поиском материальных благ в жизни. Ведь не деньги в абсолютном большинстве случаев становятся главным определяющим фактором при выборе воинской профессии для будущих воинов. По выпуску Семен целенаправленно попросился в Каспийск, в гвардейскую бригаду морской пехоты. Развернутое по всем канонам военной науки вблизи неспокойной Чечни соединение давало возможность проявить себя в серьезном деле. Но в 2006 году морские десантники уступили свое место в горах уже полноценного субъекта России мотострелковым батальонам. Словом, на войну Владимир не попал. Старшие товарищи говорили, мол, учись служить с контрактниками, лейтенант, осваивай не горную подготовку, а как правильно высаживаться на необорудованное побережье с десантного корабля на воздушной подушке. Молодого офицера вскоре заметили, предложили перейти на штабную работу – помимо неплохой базовой, училищной подготовки Владимиров на приличном уровне владеет персональным компьютером, скрупулезен при работе с руководящими документами, серьезно относится к освоению различных методик обучения и воспитания подчиненных. Но от заманчивого предложения Семен отказался. Живая работа - для него, прежде всего. Полтора года назад гвардии лейтенанта перевели по служебной необходимости в Астрахань. Здешний батальон был не в первой, как говорят, линии, многие офицерские должности были попросту не укомплектованы. Перед гвардейцами – астраханцами вместе с тем уже ставились задачи получения новой техники, перехода на полностью контрактный принцип комплектования. Сейчас батальон становится подразделением постоянной готовности. И гвардии лейтенант Владимиров здесь далеко не на последнем месте. Ведь он одним из первых освоил обновленные бронетранспортеры. Сейчас морские пехотинцы благодарностью отзываются об инженерах и специалистах ремонтного предприятия, где выполнялся заказ на их модернизацию. К лету планируется завершить набор контракников. Начальник штаба батальона гвардии майор Петр Пинчук немного завидует нынешнему поколению лейтенантов. Они вроде немногим они ушли от него по возрасту. Но сколь разные задачи были у его выпуска со сменщиками на училищных полигонах. Ведь гвардии лейтенант Пинчук буквально через полгода после выпуска, весной 2003-го пошел выполнять свой воинский долг в те неспокойные чеченские горы. Он понимает сознанием военного профессионала очевидную истину – только в минуту слабости армии и флота, единственных союзников России, недруги пытаются посягнуть на ее границы. Сами лидеры сепаратистов не раз признавали очевидную истину. Все военные удачи незаконных вооруженных формирований были связаны со слабостью федеральных российских частей. Ведь кризис относительно недавнего времени, связанный распадом великой страны, губительно сказался на боеготовности наших Вооруженных Сил. Так что, ребята, осваивайте новую технику, учитесь сами и подчиненных, выкладывайтесь на полигонах. В боеготовности армии и флота – гарантии безопасности России. А чтобы голова не болела, на что жить профессионалу в погонах в «свободное» от службы время - государство готово предоставить все социальные гарантии. Служите на совесть, защитники Отечества! И не забивайте голову бытовыми проблемами. Александр Чеботарев, «Красная Звезда»
В заводе простояли недолго. Ушли в Кронштадт на размагничивание. Сложная, но необходимая операция. Технология размагничивания была разработана в начале войны академиком Курчатовым. Корабль обматывается электрическим кабелем, по которому пропускается электрический ток. Искусственное изменение магнитного поля корабля с целью понижения вероятности его подрыва на магнитных и магнитно-индукционных минах. Размагничивание корабля достигается с помощью стационарных размагничивающих устройств (РУ), основным элементом которых являются специальные обмотки, монтируемые непосредственно на корабле и предназначенные для компенсации его магнитного поля. Корабли и суда, не имеющие РУ, проходят периодическое размагничивание на стационарных или подвижных станциях безобмоточного размагничивания, где после воздействия размагничивающего внешнего магнитного поля собственное магнитное поле корабля снижается до необходимого уровня. Легко сказать: «Надо размагнитить корпус корабля». Но на практике - представьте себе, что надо обмотать кабелем толщиной в руку четырёхэтажный дом. Вся команда, кроме вахты превращена в швартовую. Мы изо всех сил тянем швартовые лини к которым привязаны кабели. Электрики их соединяют и изолируют. Сменяя друг друга мы, наконец, обмотались. Само размагничивание длится не долго. Теперь разматываться. Операция окончена. Мы идём в Питер. При подходе к заводу стоит плавучий док. Оказывается, он ждёт нас. Плавучий док - док, состоящий: - из плоского прямоугольного понтона, на палубе которого (стапель-палубе) размещены опоры для судов; и - из двух продольных башен дока. При заполнении водой отсеков плавучий док погружается в воду и обеспечивает ввод судна в док. После откачки воды док всплывает и поднимает судно, севшее на киль-блоки, установленные на стапель-палубе дока. Другими словами – это огромный плавучий ангар, борта, которого, ниже ватерлинии, состоят из очень больших стальных прямоугольных ёмкостей - понтонов. Когда док затоплен, над водой только ходовая рубка и часть борта, которая выше ватерлинии. Своего хода у дока нет. Когда док всплывает, в эти ёмкости подаётся под давлением воздух от компрессоров и вытесняет воду. Ёмкость продуваются. Док всплывает - поднимается над уровнем воды так, что его осадка с грузом не превышает трёх метров. Сравните - осадка нашей лодки семь метров. Без плавучего дока нам не пройти Беломоро-Балтийский канал.
Подводная лодка транпортируется в сухом доке.
Кстати, головная лодка 651 проекта «К-156» шла на Север вокруг Скандинавии. По приказу штаба флота, они шли в надводном положении. Рассказывают - это было незабываемое шоу. Натовские корабли и авиация противолодочной обороны день и ночь шли за лодкой. Натовские вертолёты просто зависали над ней. Чтобы замаскировать на лодке ракетные контейнера, газоотбойники были закамуфлированы брезентом. Брезентовый камуфляж сорвало волной. Изумлённые натовцы гадали, что это за лодка с такими углублениями по бортам. На снимке их хорошо видно в районе кормового люка. Чуть ли не вёдрами черпали воду за кормой, измеряя её радиоактивность.
Фотография сделана НАТОвской авиацией, стоит их классификация «JULIET» Class.
Видимо, командование решило больше не беспокоить НАТО и нас потащили в плавдоке по Беломоро-Балтийскому каналу. Не мы первые идём на север по Беломоро-Балтийскому каналу.
Большая подводная лодка «Д-1» следует с Балтики на Север по Беломоро-Балтийскому каналу, но её осадка давала ей возможность пройти безплавдока.
Медленно, медленно, мы заходим в док. Операция ювелирная, так как между носом корабля и ходовой рубкой дока остаётся пара метров. То же расстояние по бортам. Кормовые ворота дока закрываются, и док начинает продувку. Компрессоры накачивают воздух в понтоны, и док медленно всплывает. На дне дока огромные деревянные подушки – кильблоки они вырезаны по обводам дна нашего корабля и установлены на расстоянии десять метров друг от друга, таким образом, они образуют килевую дорожку. Продулись. Слава Господу, встали ровно на кильблоки килевой дорожки – так, что вырезы в кильблоках совпадают с обводами лодки. Теперь, чтобы враг ничего не узнал, надо корабль накрыть брезентом. Я никогда в жизни не видел, да и больше не увижу такой большой брезентовой палатки. Чтобы прочувствовать размеры могу Вам сказать, что между дном лодки и дном дока у нас был кинотеатр. Стояли стулья, сзади проекционная установка, экран на переднем кильблоке. Странно, но пока мы укутывались брезентом, у нас по корме грузился финский сухогруз. Настал день икс. Поздно ночью или рано утром мы должны пройти от Балтийского завода до верховья Невы. Планировалось пройти, пока мосты были разведены. Конечно, что-то не заладилось. Пока подошли буксиры. Их было четыре. Два спереди. Два сзади. Пока буксиры швартовались к доку. Пока выравнивали длину буксирных тросов. Время было упущено и, когда мы проходили Дворцовый мост, на берегах собралось много транспорта и людей, был седьмой час и Ленинградцы уже спешили на работу. Под одним из мостов док понесло ветром на один из быков моста, буксир оказался между быком и доком. То ли он жертвовал собой, ради спасения моста и дока, то ли попал туда случайно. Буксир затрещал, но не затонул, и на том и спасибо. Для конспирации форму у нас отобрали. Одели в телогрейки и ватные штаны. Ремни тоже нельзя - бляха то морская. Вместо ремня верёвка. «Если отстанете никаких войсковых частей, ни каких лодок. Караван номер тридцать девять и всё», - инструктировал нас помощник командира. «Там разберутся».
Карта канала.
Трудно, но необходимо описать красоту Белпморско - Балтийского канала.
Красота Беломоро-Балтийского канала
Осень, все берега укрыты желтой, оранжевой, красной листвой деревьев, готовящихся к зиме. Разноцветье листвы подчёркивает ещё зелёная полоса прибрежной травы. Между водой и травой встречается полоса желтого песка, а чаще серые или коричневые гранитные валуны. Местами берега канала покрыты бетонными плитами. Деревья в перевёрнутом виде отражаются в тёмной, тёмно-серой воде канала. Селения, примыкают прямо к воде.
Поселение на берегу канала
Деревянные пристани. На прибрежных дорогах селений деревянные мостовые. Смесь Венеции с русским купеческим городом. Канал то сужается до того, что дома прижаты к кромке воды, то разливается так, что края не видно до горизонта.
На снимке ещё видны берега, а местами и берегов не видно.
Высоко в небе я слышу призывное курлыканье. Поднимаю голову. Над каналом летят журавли. «Из какого же вы недалёкого края прилетели сюда на покой журавли?» На отлогом берегу надпись, выложенная белым камнем. Я взял бинокль. При увеличении прочёл: «Слава товарищу Сталину». Бинокль скользнул по зеркалу серой воды и уткнулся в одинокую лодку, плывущую по бескрайней глади. В лодке двое на вёслах, двое с винтовками и несколько человек сутуло сидят на средней скамье. Зэки, подумалось мне. Вот тебе и надпись с иллюстрацией.
Кто построил канал Беломоро-Балтийский?
На корме доки был вертикальный трап, который опускался прямо в воду. Видимо, по настоянию внештатного контрразведчика капитан-лейтенанта Крикуна, было решено поставить у трапа караульный пост. Но часовой без оружия просто сторож. Для того чтобы место дежурства стало постом часовому дали автомат Калашникова. Так и стоял я на посту - в телогрейке, ватных штанах с автоматом на груди. Для колорита развязал уши на ушанке. Док обгоняли экскурсионные и прогулочные пароходы. Если я слышал щелчок затвора фотоаппарата, то поднимал вверх трёхпалую варежку, сжимал её в кулак и показывал её снимавшему. Фотографировать нельзя – везём объект, закрытый брезентом от любопытных глаз. Вошли в Ладогу. Вроде озеро, а штормит прилично. Буксиры, два впереди и два сзади, надрываются, выбиваясь из сил, стараясь удержать док, да не только удержать, но надо его, громадного, ещё и тащить через Ладогу. Я в этот день был вестовым (дежурил по кухне). Пообедали – надо помыть посуду. Гора мисок скользит по посудомойке. Я силюсь привести их в порядок, но тщетно. На камбузе пол скользкий - скользит не только посуда, но и я. Посуда, как у Федоры, не слушается, своевольничает, прыгает, то в мойку, то на пол. Хорошо, что пластмассовая. Все-таки я победил. Посуда заперта в шкаф и теперь до утра никуда не убежит.
Вход в шлюз.
Проходим шлюзы. Док в шлюз входит еле-еле. Не больше метра со всех сторон. Передние буксиры проходят шлюз перед доком, а задние, затолкнув док, проходит потом. Док затаскивает себя в шлюз на шпилях. Шпиль – это медленно вращающийся стальной барабан, на который матрос швартовой команды накручивает два витка троса, шпиль вращается и подтягивает швартовый. Для этой операции швартовая команда уходит на катере далеко вперёд и ждёт прихода дока на шлюзе. Ждать иногда приходится долго. Можно грибы пособирать, можно просто погулять по лесу вдоль канала. «Дяденька, дяденька, - пристают мальчишки, - что опять большую лодку тянут? Прошлый раз ещё больше тащили». Всё знают чертенята. Но об этом говорить нельзя. Док входит в шлюз. Швартовые поданы на берег, огоны одеты на палы. (Огон – круглая петля на конце швартового троса). Пал - железная чушка на берегу, расплющенная сверху. На неё одевается огон, а расплющена она, чтобы огон не соскочил. Тросы натягиваются, и док медленно вплывает в шлюз. На девятнадцатом шлюзе беда. Неверно завели швартовый, он натянулся и повалил фонарь освещения. Я в швартовой команде. Надо быстро снимать и набрасывать огоны, чтобы док мог втянуться в шлюз. Я бегу к очередному палу. Надо сбросить огон. Швартовый стальной трос звенит от натуги. На полпути Гена Ерохов (Ерошка) кричит: «Дай огоньку! Курить охота!» Я останавливаюсь, достаю спички. И в этот момент трос лопается. Змеиными кольцами, шипя, он крутится в воздухе и шлёпается, часть на землю, часть на док. Если бы Ерошка не остановил меня, меня, видимо, разрубило бы тросом напополам.
Шлюз, он чуть шире нашего дока.
На двадцатом шлюзе. Задние буксиры, надрываясь, вталкивают док в шлюз. Работа ювелирная. Для, того чтобы это понять попробуйте толкать карандаш иголкой сзади, ток чтобы он двигался по прямой. Толи боковой ветер, толи буксиры перестарались, но когда нос дока уже проходил, входные ворота раздался сильный скрежет, потом треск. Док задел входные ворота. Всё. Полный назад. Встать на якорь. Срочно прибыть аварийной команде. Бедные ремонтники сутки ремонтировали ворота. За сутки скопилось много судов. Могло быть ещё больше, но видимо по каналу прошла команда, и остальные ждали выше по каналу. Выходим из канала в водохранилище вдруг плавный толчок. Как будто кто-то плавно нажал на тормоз и тормоз заклинило. В этом месте глубина оказалась настолько малой, что мы сели на мель. Слава Господу буксиры, выбиваясь из сил, в течение часа, еле стащили док с мели. Тем временем кончился хлеб. Помощник командира капитана третьего ранга Малолетов ищет добровольцев идти за хлебом. Конечно, хочется посмотреть как там на берегу. Я с несколькими матросами под командованием помощника на катере отправились за хлебом в Беломорск. В Беломорске я с катера наблюдал особенности национальной охоты. Весь залив покрыт перелётными утками. Охотники на катере с разгону врезаются в стаю и палят во все стороны без разбору. Потом, нарезая круги, собирают добычу. Особенности национальной рыбалки заключаются в том, чтобы взять на борт как можно больше ящиков водки. Рыболов уходит в море. До траления рыбы никто не пьёт. Но вот трал поднят. Трюмы полны рыбы. Корабль разворачивается носом к берегу, руль заклинивается, якорь опускается на десять, двадцать метров и рыболов идёт пока не выработает солярку. Все пьют. Гражданские суда по законам лоции должны уступать курс военным. На нашем севере это не работает. Зачастую, военные моряки, завидя такого рыбака, если его курс лежит к земле, стопорили ход. Чёрт его знает. Может и не пропустить, по причине, что все пьяны. Хлеб доставили на корабль, который уже вышел из дока. Я огорчился. Кто же сидел на телеграфах вместо меня при выходе из дока. Оказалось, матрос Байдак. Толя Байдак – матрос, специалист по приборам ввода данных в ракету П-5. Черноволосый среднего роста украинец с круглым лицом, исполнительный, крепкий на вид, скромный, но не общительный. Специалист не плохой. Впервые я понял, что могут обойтись и без меня, и это меня задело.
"Бедный доктор. Он даже не может измерить температуру больного – в отсеках нет места, где температура была бы ниже +38. У всех термометров глаза лезут из орбит. У нас тоже… Четвертые сутки нам не дают подвсплыть под перископ. От духоты раскалывается голова. Прошел по отсекам – никого, кроме вахтенных. Все в первом, где чуть прохладнее. Там уже надышали так, что углекислоты выше всякой нормы. Но никто не уходит. Лег и я в обнимку с торпедой. Ее железо чуть холодит. А может просто кажется…"
"Пошел второй месяц нашего плавания… Сегодня снова упали в обморок от перегрева трое матросов. Трудно писать. На бумагу капает пот, но стирать его со лба, с лица, с груди совершенно нечем. Использованы все рубашки, простыни и даже, пардон, кальсоны… Бриться невозможно – все обросли бородами, ходим, как дикари. Посмотрела бы ты на нас… За нами постоянно следят два эсминца. Все наши попытки уйти на большую глубину и оторваться ни к чему не привели. Идем с риском провалиться на шесть тысяч метров. Это столько у нас под килем. Регенерация воздуха работает плохо. Содержание углекислоты нарастает, а запасы электроэнергии падают. Свободные от вахт сидят не шевелясь, уставившись в одну точку. На вахту уже не идут, а ползут. Температура в отсеках – за 50. а в дизельном – 61 градус жары. Но самое скверное, мы не можем дать никакого хода, кроме малого. Электролит разряжен до воды. Ничего не остается как всплыть. Но дадут ли нам это сделать? Этот вопрос мы обсуждали особо. Ведь отправить на дно всплывающую лодку легче простого – притопил ее форштевнем и амба, даже оправдываться не придется. Мы выждали, когда американцы отойдут подальше для очередного разворота и стали продувать цистерны последним воздухом. В центральном посту у люка встал командир. Мне дали в руки Военно-Морской Флаг. Задача простая – как только всплывем, выскочить на мостик и сразу же водрузить древко с флагом, чтобы из «неизвестной» подводной лодки мы сразу же стали островком территории СССР."
"И вот мы на поверхности. Шумы эсминцев стремительно приближаются, а мы никак не можем отдраить верхний рубочный люк. Внутри лодки накопились большой избыточное давление, его надо сначала стравить. Едва он начал выходить с адским свистом, как центральный пост заволокло туманом. Томительнейшие минуты… Что там наши недруги на верху? Врежут нам в борт или пощадят? Наконец, люк отдраен. Вслед за командиром я выскакивают наверх и сразу же на мостик с флагом. Эсминец уже рядом, а над головой со страшным ревом проносится «Нептун». Должно быть американцы наблюдают сейчас престранное зрелище: стоит на рубке грязный заросший в рваных трусах детина с флагом. Вижу – во всю щелкают меня фотокамерами. Ладно, снимайте, когда еще увидите вот так вот русского подводника со своим флагом у берегов США. Командир скрывается от съемок под козырьком мостика. Ему нельзя светиться… А с кормы налетает на бреющем новый самолет. Нас усилено снимают. Думаю, моя чумазая в зеленых пятнах физиономия наверняка появится на обложках морских американских журналов. Самолеты обдавали меня выхлопными струями так сильно, что я с трудом удерживался на ногах. Однако закрепил флаг и сам удержался. Эсминец ведет себя корректно. Он передал по международному своду свои позывные и запросил по-русски «Нужна ли помощь?». На нем даже не сыграли боевой тревоги. Американские моряки стояли по всему борту, на мостике – офицеры. Одеты в белые рубашки и легкие синие брюки. Матросы махали нам руками, но мы, памятуя наставления «старших товарищей», от контактов воздерживались. Твердо молчали. Больше всего нас тревожило как отреагирует на наше всплытие Москва. Вряд ли там будут вникать в наши обстоятельства. Назначат виновного и делу венец. Ладно, посмотрим… … Третьи сутки идем под конвоем. По идее надо было сделать попытку оторваться, уйти под воду. А если не выйдет? Всплыть еще раз они нам не дадут, это уже как пить дать. Мы перехватили радиограмму, в которой действия эсминцев оценены весьма сдержано. Видимо, ждали от них более решительных действий. А Москва молчит… Милая моя! Опять трое суток не был в своей каюте, хотя дойти до нее самое большое двадцать шагов… Мы все же рискнули и нырнули! Сначала был солнечный день. И мы, используя свое «свободное плавание», отремонтировали антенну, надстройку, привели все в полный порядок не хуже, чем в базе. С нетерпением ждем сеанса связи с Москвой, которая упрямо молчит. Вдруг акустик докладывает, что гидролокаторы эсминцев на время прекратили работу. В этот момент наши конвоиры проходит мимо нас так близко, что видно, как их моряки протирают механизмы, два негра в наушниках стоят на сигнальном мостике, лениво посматривает на нас вахтерный офицер… А у нас уже – боевая тревога. Все сжались, как пружина.
Приборных шкал зеленый пересверк. От напряженья занемели руки. Надежно перекрыли путь наверх Задраенные рубочные люки. Еще один глухой удар волны… Отсеки ждут сигнала к погруженью… Короткое мгновенье тишины В смертельно затянувшемся сраженье."
"На мостике остались только трое: командир, старпом и я. Вот «Генри»(эсминец) немного отошел, и мы за спиной командира незаметно спустились в люк. Перископы у нас были подняты давно и я припал к окулярам. Корабли легли на курс поворота. Командир прыгнул вниз: - Срочное погружение! Вот уже скрылась рубка… Я видел в перископ, что на «Генри» пока все спокойно. И только когда мы ушли на глубину 25 метров, на эсминце взревели машины. Мы поднырнули под него и рванули самыми полными ходами. «Генри» метался на верху, словно зверь, упустивший законную добычу. Два часа пролетели в одну минуту. И вот посылки гидролокатора стали слабеть, отдаляться… Но радоваться было рано. На всякий случай мы зарылись поглубже и двинулись на юг, в сторону Америки, искали же нас на северо-востоке. Опять двое суток мы не высовывались из-под воды. Опять пекло, невыносимая сауна, но люди подшучивают над нашими конвоирами. Обстановка все же очень напряженная: нас ищут шесть эсминцев и добрая дюжина патрульных самолетов. Только успевай отворачивать в разные стороны. Время от времени шлем в Москву радиограммы с разведанными по нашему району. Ведь мы в центре всей заварухи. Но Москва молчит, либо задает глупейшие вопросы. Все дико обозлены. Анекдоты рождаются на каждом шагу. Не понимаю. Что происходит. Или нас приносят в жертву ради каких-то высших целей, или… Не хочется думать, что у нашего командования не все в порядке с … Милая моя, а ты там мерзнешь на Севере диком! Каждую минуту думаю о тебе. Через 10 дней будет «Горка» - 45 суток нашего похода. Узнаем «замечательную новость»: нам не хватает топлива, чтобы вернуться домой. Возможно будет дозаправка в океане. Так хочется верить, что Новый год мы будем встречать вместе! Трое суток уходили от настырных преследователей… Как покрутишь в душной рубке перископ четыре часа – с ног валишься, в глазах от напряжения черти прыгают… Милая, тебе не надоели еще мои жалобы? Сейчас попробую развеселить. Стою на вахте, даю команду «приготовиться к ужину!». И вдруг выясняется, что ужин еще не готовили: оба кока мертвецки пьяны. Отметили ночью годовщину Великого Октября! Пришлось прибегнуть к коллективному творчеству: пять мотористов и торпедистов сварганили как могли какой-то супчик и манную кашу. Суп получился очень даже ничего. А вот манная каша… Н-да.
Натужно вентиляторы ворчат И крутятся почти что бесполезно, Мешая дух сопревшего борща С чуть сладковатым запахом железа.
14 ноября – Ура! – приказ на возвращение! Идем домой, в родной Кольский залив. Правда, для нас он находится в другом полушарии планеты. Но курс уже – 40 градусов. Это норд-ост, наш милый северо-восток. На радостях стали выпекать на завтрак свой хлеб. Замечательно получается. Море снова заштормило. А это нам невыгодно – увеличился расход топлива, которого нам и так не хватает 20 тонн. Но ничего, хоть руками догребем до Кольского! Главное – домой! Неужели я смогу увидеть тебя, обнять? Нет, сейчас лучше об этом не думать… Курильщики маются: папиросы еще есть, а вот спички – наперечет. Каждая на вес золота. Ввели лимит: в сутки одна спичка. Остальные прикуривают. Стали придумывать агрегаты для прикуривания. Но ведь в лодке не прикуришь, а на мостик не вытащишь… Еще одна проблема кончилось сливочное масло. Не додали нам его. Кончился консервированный хлеб и печенье. Перешли на сухари, но они не выдержали жары и сырости. Выбрасываем все за борт. Боже, сколько продуктов попорчено! Плохо нас подготовили к таким морям… Софочка, до нашей встречи осталось чуть больше месяца. Уже прошли параллель широты Нью-Йорка – Баку. Только бы топлива хватило… У нас полетел один дизель. Плетемся почти пешком – со скоростью 10 километров в час. А впереди еще 8000 километров. Когда же доберемся?!
Там идет день и ночь в эту пору Тополиный рассыпчатый снег. Здесь холодный пенал коридора Из центрального в первый отсек…
Сегодня достал свою шинель. У нее такой вид, что даже в полярную ночь стыдно надевать. Вся белая от муки, еле отчистил… Сегодня прошли меридиан Ленинграда! Как глупо сыграть в пучину, когда дом уже так близок. Да еще из-за упрямства лишь одного человека! Вчера ночью командир упорно шел под перископом, хотя наверху было чернее, чем у … Битый час пришлось ему доказывать, что это опасно, и даже пришлось потребовать, чтобы он записал свое решение в вахтенный журнал, прежде чем он поднялся в рубку и сам не увидел огни проходящего судна, шум которого акустики почему-то не услышали. А вахтенный офицер не заметил огней. Пришлось срочно погружаться. Милая моя, через девять дней я смогу увидеть тебя и прижать крепко-крепко!.. Буду сидеть и смотреть на тебя часами, любоваться каждым твоим движением… Прочитал в одной ученой книге, что только морякам, летчикам и шоферам присуще одно психологическое свойство: внимательно следить за обстановкой и при этом все время думать о самом сокровенном. Именно так я отстоял все свои вахты – с мыслями о тебе.
Поют винты. Всплывать еще не скоро. Но в герметичном чреве корабля Мы знаем все, О чем вздыхает море, И все, О чем тревожится земля.
А наверху уже потянуло севером. Морозец в воздухе. Всю ночь полыхало полярное сияние. Норвежское море сильно штормит и нас здорово кладет. Скорость упала. Дожигаем последние тонны соляра. Нам навстречу выслали танкер. Но передача топлива на такой волне невозможна. Механик придумал какую-то адскую смесь из масла и воды. Идем на ней, но все-таки идем… Сегодня в 11.30 я увидел землю. Это были очертания норвежского берега. Но скоро появится и наши сопки. Завтра откроются наши маяки и моя вахта будет входить в Кольский залив…» На «адской смеси» механика протянули недолго – только до входных маяков в Кольский залив. Дальше пошли на электромоторах. Запаса энергии хватило, чтобы только-только дотянуть до причала – с того конца света…
Победный миг! Моторам дан отбой. И только шпиль еще кряхтит помалу. Облезлой, обмороженной скулой Подлодка прижимается к причалу.
* * *
В тот день автору письма-дневника помощнику командира подводной лодки капитан-лейтенанту Андрееву так и не удалось обнять жену. Он только смог позвонить ей по телефону. «Софочка, любимая! Так был рад слышать твой родной милый голос. Как я рад, что все хорошо кончилось, что вы все здоровы! Как я и предполагал меня сегодня не пустили. Назначили дежурным по кораблю… приду завтра.»"
«Слава Богу, - сказала, - живой…» Взгляд исполнен и счастья, и муки. Вот я снова стою пред тобой После долгой, как вечность, разлуки…
Вместо послесловия
Роман подводника закончился счастливо. Анатолий Петрович Андреев прожил с Софьей Георгиевной душа в душу сорок лет, вместе вырастили замечательную дочь Лилию. Все семейство, слава Богу, здравствует ныне в Петербурге. Письмо из «карибской автономки» хранится дома как историческая реликвия. Собственно так оно и есть: время сделало его документом истории, свидетельством большой настоящей любви. Письмо приводится с сокращениями и вставками в текст стихов поэта-подводника капитана 2 ранга Владимира Тыцких.
Все хорошо, что хорошо кончается…"
Вместо послесловия, уроки на будущее, командирам, военным начальникам и политическим руководителям.
"Рассказывает капитан 1 ранга в отставке Рюрик Кетов: "Вопросы стали задавать один чуднее другого. например, докладывает, что вынужден был всплыть для зарядки батарей. А ему: "Какая такая зарядка? Каких там батарей?" - На каком расстоянии от вас были американские корабли? - Метрах в пятидесяти. - Что?! И вы не забросали их гранатами?! Дошла очередь до меня. - Почему по американским кораблям не стрелял? - кипятился - Приказа не было. - Да вы что, без приказа сами сообразить не смогли? Тут один из цековских дядечек тихонько по стакану постучал. Маршал как ни кричал, а услышал, сразу притих. Но долго не мог врубиться, почему мы вынуждены были всплывать. Еще раз пояснили, что ходили мы к Кубе на дизельных подводных лодках, а не на атомных. Дошло! - Как не на атомных?!! - заревел маршал. Сдернул с носа очки и хвать ими по столу. Только стекла мелкими брызгами полетели. Высшее военно-политическое руководство страны полагало, что в Карибское море были направлены атомные лодки. Позже мне стало известно, что одну атомную лодку послали впереди нас, но у нее что-то сломалось, и она вынуждена была вернуться в базу". А лукавые царедворцы не стали передокладывать Хрущеву, какие именно лодки ушли на Кубу. Слава Богу, что у капитана 1 ранга Агафонова и его командиров хватило выдержки и государственного ума, чтобы не стрелять по американским кораблям, не ввергнуть мир в ядерный апокалипсис. И главнокомандующий Военно-Морским Флотом СССР Сергей Горшков, перечеркнув проект разгромного приказа, начертал: "В тех условиях обстановки командирам ПЛ было виднее, как действовать, поэтому командиров не наказывать". Кто-кто, а уж он-то знал, что и после принудительного всплытия, оторвавшись от конвоя, подводные лодки до последнего дня кризиса продолжали таить угрозу для американского флота. И все-таки маршал Гречко остался недоволен действиями полярнинских подводников. - Я бы на их месте, - мрачно заявил он в кругу коллег, - вообще не всплывал. Все было так, как в дурашливой солдатской песенке:
На утро вызывают В особенный отдел: "Что же ты, подлюка, В танке не сгорел?!"
А потом приехал У вождя кубинской революции было другое мнение о роли советских подводников в Карибском кризисе, и он попросил представить ему героев Саргассова моря. Ему и представили... Агафонов до сих пор не может простить той давней обиды. ...В честь прибытия главы кубинского правительства на Северный флот состоялся парад кораблей. В общем строю на североморском рейде стояли и все четыре лодки 69-й бригады. После официальной церемонии Б-36 и еще одну дизельную ракетную подводную лодку 629-го проекта, не ходившую под Кубу, поставили у причала. Длинный и высокий корпус ракетоносца загораживал щупловатую "букашку". Напрасно ближе всех прорвавшийся к Кубе, ждал на мостике высокого гостя. Его отвели на ракетоносец. - Для меня так и осталось загадкой, - пожимает плечами Агафонов, - почему Фидель не посетил Б-36... Видимо, наше руководство решило, что подводный ракетоносец произведет на него большее впечатление своими размерами, а главное - наличием на борту мощных баллистических ракет. Скорее всего, так оно и было... На тридцать три года, как в недоброй сказке, была заколдована слава 69-й бригады дизельных подводных лодок Северного флота. Бесценный боевой опыт засекретили и хранили за семью печатями, доводя его до специалистов лишь "в части касающейся". Низкий поклон контр-адмиралу Георгию Костеву, который первым публично поведал о подвиге своих товарищей по оружию."
"... Начальник штаба 69-й бригады капитан второго ранга находился на лодке – Это сейчас про Карибский кризис – подробный расклад в любом учебнике истории, а тогда даже мы, военные, жили больше догадками, – вспоминает Николай Шумков. – Понимали, что ситуация вокруг острова Свободы нагнетается, но как все обернется – не знали. Только прибыв в район Багамских островов, благодаря своим радиоразведчикам стали получать информацию и мало-мальски ориентироваться. Например, из перехваченных переговоров противника впервые узнали, что Советский Союз тайно, по соглашению между Хрущевым и Кастро, еще в сентябре «экспортировал» на Кубу несколько зенитно-ракетных, артиллерийских, мотострелковых, авиационных и морских частей – около 400 ракет с ядерными боеголовками... По свидетельству подводников, больше всех досталось экипажу Савицкого. Стремясь извлечь нашу подлодку наверх, американцы стали забрасывать Б-59 сигнальными гранатами, которые можно было принять за глубинные бомбы. Связи с Москвой не было, хотя одно указание они успели-таки принять: «готовность к использованию оружия «4 часа». Это означало – полная боевая готовность. Сообщения американцев, доставляемые радиоразведкой, также носили угрожающий характер: на кораблях США была объявлена «красная готовность». Кеннеди приказал флоту удерживать подлодки всеми силами и средствами, а в случае приближения к американскому побережью более чем на три мили топить... В такой ситуации у Савицкого не выдержали нервы: – Может, наверху уже война началась, а мы тут кувыркаемся. Сейчас мы по ним шарахнем! Сами погибнем, их потопим всех, но флот не опозорим! ... «Янки использовали торпеды» Василий Архипов вышел в отставку в звании вице-адмирала. Последние годы жизни провел в подмосковной Купавне, где и похоронен. Там же, в Купавне, по сей день скромно живет его вдова Ольга Григорьевна. – Когда стали наконец открыто говорить о Карибском кризисе, муж многое вспоминал о том времени, – рассказывает Ольга Архипова. – В частности, о том, как однажды чуть не сорвались и едва не запустили атомную торпеду. И о том дне, когда вернулись в Полярный. Их сутки мариновали у порога, не пускали в порт, а ведь было уже начало декабря, лодка начала мерзнуть, кто-то из экипажа разболелся. Им даже баньку не истопили... Да их просто не ждали обратно живыми!.. Сразу после этого тяжелейшего, более чем двухмесячного похода командиров подлодок отправили на ковер к руководству ВМФ. Ругали отчаянно, обвиняя в нарушении скрытности. Первый замминистра обороны СССР Гречко во всеуслышание сказал: «Уж лучше бы они утонули». Командиров хотели наказать. И очевидно, сделали бы это, не заступись главком ВМФ адмирал флота Горшков. А потом – забвение на десятки лет. – Было ли обидно? А вы как думаете? – усмехается Алексей Дубивко. – Месяц работали в экстремальных условиях. Моя подлодка Б-36 всплыла лишь раз, и то из-за серьезнейшей поломки, полученной во время шторма. Я поседел за время похода. Никто не хочет официально признавать даже сейчас, но я утверждаю, что во время Карибского кризиса американцы использовали против нас не только сигнальные гранаты, но и настоящие торпеды! Однажды приборы моей подлодки стопроцентно зафиксировали торпеду. Мы предприняли маневр и сумели избежать поражения – но ведь была реальная опасность! У американцев, как и у нас, сдавали нервы. Мир действительно был на грани войны... По разрешении кризиса янки вернулись домой настоящими героями, многие засели за мемуары. Что ждало наших – вы уже знаете."
Архипов В.А. Командир подводной лодки Б-36 А.Ф. ДУБИВКО, командир Б-130 Н.А. ШУМКОВ, начальник штаба 69-й бригады В.А. АРХИПОВ, командир Б-4 Р.А. КЕТОВ. Полярный, 1962.
Людмила АРХИПОВА, по материалам семейного архива.
"Американские корабли и самолеты контролировали чуть ли не каждый квадратный метр на подходах к Кубе. Обнаружению подводных лодок 69-й бригады способствовала неприспособленность наших подлодок к действиям в тропических условиях: температура на боевых постах (гидроакустиков, электриков, мотористов) доходила до 50-60 градусов, что приводило к тепловым ударам и обморокам личного состава. Командиры подводных лодок были вынуждены подвсплывать для вентиляции отсеков и аккумуляторной батареи, что и приводило к их обнаружению. Но для горячего экспрессивного командира ПЛ «Б-59» В.Г.Савицкого это всплытие равнялось смертельному позору, у него не выдержали нервы и он произнес: «Может, наверху уже война началась, а мы тут кувыркаемся. Сейчас мы по ним шарахнем! Сами погибнем, их потопим всех, но флот не опозорим!» Но на этой же подлодке находился начальник штаба 69-й бригады капитан 2 ранга Василий Александрович Архипов. Будучи более сдержанным, уравновешенным, в самый напряженный момент он проявил мужество, сумел охладить пыл командира ПЛ «Б-59» Савицкого, и атомная смертоносная торпеда не была запущена. День 27 октября 1962 года, когда мир висел на волоске, был пережит… И только после того, как на ПЛ «Б-59» подняли красный флаг и дали семафор на авианосец «Рендолф»: «Корабль принадлежит СССР. Прекратите ваши провокационные действия!» – американцы успокоились. Конфронтация пошла на убыль. В конце концов Хрущев и Кеннеди смогли выйти из Карибского кризиса миром… 14 ноября 1962 года подводные лодки, выполнив свое задание, начали скрытное возвращение в Кольский залив, куда благополучно прибыли в начале декабря 1962 года. В дальнейшем Василий Александрович Архипов прошел путь от командира подводной лодки до командира дивизии подводных лодок на Черноморском, Северном, Балтийском флотах. В 1968 году окончил академические курсы офицерского состава ВМФ. В 1975 году Василий Александрович был назначен начальником Каспийского высшего военно-морского училища им. С.М.Кирова. Он награжден многими правительственными наградами: орденами Красного Знамени, Красной Звезды, За службу Родине в ВС СССР; медалями «За боевые заслуги», «За отличие в охране государственной границы СССР», «За воинскую доблесть», «За победу над Германией», «За победу над Японией», «За укрепление боевого содружества», «За безупречную службу» и юбилейными медалями. В.А.Архипов был уволен в запас в 1985 году в звании вице-адмирала. Последние годы жизни он провел в Подмосковье. Продолжал трудиться в разных организациях и занимался общественной работой, будучи председателем Совета ветеранов. 19 августа 1998 года после тяжелой болезни Василий Александрович ушел из жизни. В 2003 году В.А.Архипов стал лауреатом премии (уже посмертно) «За спасение мира от угрозы ядерной войны в период Карибского кризиса». 19 января 2005 года в Москве, в зале Федерации мира и согласия, посол Италии вручил вдове советского подводника Василия Архипова Ольге Григорьевне диплом и бронзовую статуэтку. Это стало знаком восстановления престижа Военно-морского флота России."
Рассказ со слов участника операции “Анадырь”. Сопровождение сухогруза, везущего ракеты, двумя подводными лодками.
Война.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ.
Для поиска однокашников попробуйте воспользоваться сервисами сайта Просьба к тем, кто хочет, чтобы не были пропущены хотя бы упоминания о них, например, в "Морских сборниках", в книгах воспоминаний, в онлайновых публикациях на сайтах, в иных источниках, сообщайте дополнительные сведения о себе: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. А мечтаем мы о том, чтобы собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Примерно четверть пути уже пройдена, а, возможно, уже и треть. И поэтому - еще и о том, что на указанные нами адреса Вы будете присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Важное
Важное
Важное
Важное
