Осенью 1963 года меня назначили командиром резервного экипажа ПЛ 611 проекта. В декабре послали в автономку вторым командиром на ПЛ «Б-38» 641 проекта. Командиром был капитан 2 ранга Козырь Виталий Викторович. Поход запомнился тем, что нас в районе Азорских островов обнаружил самолет и навел на нас АВП «Бонавенчер» с охранением. Тогда впервые мы столкнулись с активно-пассивной системой обнаружения ПЛ «Джули». Оторвались от преследования только через двое суток, использовав задний ход на глубине более 200 метров. Три американских эсминца, следившие за нами, не ожидали такой наглости и нас потеряли. Долго еще была слышна работа гидролокаторов по нашему прежнему курсу, а мы уходили в противоположенную сторону.
Когда уже зимой 1964 года, мы вернулись в базу, нас встречал командир эскадры контр-адмирал Ямщиков. Он сделал мне два приятных сообщения. Спросил: «Понравилась ли ПЛ нового проекта?». Я ответил, что очень. Тогда он поздравил меня с назначением командиром строящейся на «Судомехе» ПЛ «Б-103» 641 проекта!
Он дал мне неделю отдыха после похода и приказал через неделю начать формирование и отработку нового экипажа, что и было позднее выполнено. И вторая приятная весть – поздравил с рождением второй дочери. Предоставил здесь же на причале свою машину, чтобы я поехал в роддом и забрал жену с дочкой, что было выполнено с превеликой радостью. Приехали мы домой, а у соседей Старковых был накрыт стол, и мы обмыли оба события. После отработки экипажа, мы в июне 1964 года убыли в Ленинград. ПЛ «Б-103» приняли досрочно и внепланово, чем очень гордился коллектив завода и наш экипаж. Я подписал итоговые документы о приемке подводной лодки в состав ВМФ 24 декабря 1964 года.
Ленинград, завод «Судомех», 24 декабря 1964 года. Торжественный момент в жизни: только что подписан приёмный акт ПЛ «Б-103» проекта 641. Я принял под своё командование новейшую подводную лодку. Слева направо: председатель госкомиссии капитан 1 ранга Васильев, директор завода Харитонов, командир ПЛ «Б-103» капитан 3 ранга Голованов, ответственный сдатчик Скородумов
В январе 1965 года перешли за ледоколом “Волынец” в Лиепаю для подготовки к переходу на Северный флот вокруг Скандинавии. Весной 1965 года командующий ДКБФ адмирал А.А.Орел спланировал выход гидрографического судна «А.Чириков» для выполнения спецзадач и обкатки меня и штурманов по проливной зоне. Я никогда раньше там не ходил. Мы летели на самолете из Лиепаи в Калининград, а там на аэродром Орел прислал машину, чтобы нас доставили в Балтийск. И вот я и оба моих штурмана на ГИСУ «А.Чириков».
За пять суток мы прошли и изучили проливную зону. Шли Большим и Малым Бельтом, а обратно Зундом. Параллельно со штурманами ГИСУ мы вели круглосуточную прокладку, делали зарисовки и фотографирование берегов и системы навигационного ограждения. Затем перед приходом в Калининград сдавали зачеты первому заместителю командующего флотом контр-адмиралу Калинину и помощнику флагманского штурмана флота капитану 1 ранга Куфареву. Допуск был получен. Вернулись в Лиепаю, подготовили ПЛ и без происшествий перешли в Полярный. В Полярном в кратчайший срок отработали задачи боевой подготовки, ввели ПЛ в 1-ю линию и принимали участие в различных учениях, испытаниях новых торпед и мин.
Перед Днём Победы три подводные лодки нашей эскадры, в том числе и моя «Б-103», уходили на морской парад в Мурманск. Вышли из Екатерининской гавани. Вдруг с поста СНИС Пала-губы мне передают прожектором: «Командиру. Поздравляем…». В этот момент мы повернули в Кольский залив и скрылись за островом. Я подумал, что это поздравление с праздником, но удивился, почему только мне?
Всё разъяснилось, когда прибыли с парада. После швартовки меня вызвал начальник штаба бригады капитан 1 ранга Юшин Семён Сергеевич. Я прибыл на ПКЗ к нему в каюту. Смотрю, на столе коньяк, шоколад и яблоки. Он меня обнял, поздравил с Днём Победы и присвоением звания капитан 2 ранга. Вот, оказывается, какой семафор мне хотели передать с поста СНИС. Мы выпили, я его поблагодарил и пошёл домой.
Минут через 30 после прихода звонок в дверь. Открываю и вижу: мой командир бригады капитан 1 ранга Архипов Василий Александрович и начальник отдела кадров эскадры подводных лодок капитан 3 ранга Сковородкин Александр Александрович, мой однокашник. Вошли, поздравили меня с праздником, присвоением очередного воинского звания капитан 2 ранга и вручили погоны. Конечно, мне было очень приятно. Такие минуты подводного братства не забываются. Отметили событие, как положено. С В.А.Архиповым, замечательным человеком, мне ещё пришлось встречаться не раз.
День ВМФ СССР 1965 года. Морской парад на Североморском рейде. Старпом ПЛ «Б-103» капитан-лейтенант Коньшин объявляет приказы
Осень 1965 года, рейд Порчниха Северного флота. Стоим в боевом дежурстве. Подошли к плавбазе помыться в душе. Пользуемся моментом, чтобы поиграть с мячом
Любимые автономки
В октябре 1965 года ушли в первую самостоятельную для меня автономку. Погода нас не баловала, особенно в северо-восточной Атлантике. Когда встречали Новый год, даже на глубине 100 метров лодка качалась так, что в кают-компании разливался налитый в стаканы компот. Из первой автономки вернулись в феврале 1966 года. Отдохнув и проведя ППР, выполнив ряд задач и контрольных выходов, снова стали готовиться в поход. Незадолго до выхода мы еще отстояли в боевом дежурстве: месяц вне базы с четырьмя СБП на борту. Стояли три ПЛ на рейде, командирами на которых были Витя Иванов, однокашник Саша Троицкий и я. Нас на рейде проверяла комиссия Генерального штаба. «Продулись» нормально. Было еще одно важное мероприятие перед выходом на боевую службу, как стали называть наши бывшие любимые автономки.
Четыре подводных лодки нашей бригады были выделены для участия в торпедных стрельбах на приз Главкома ВМФ. Впервые от флотов принимали участие на состязаниях бригады подводных лодок, а не одиночные ПЛ. От Северного флота участвовали ПЛ «Б-36», «Б-103», «Б-130» и «Б-821», соответственно командиры: Лев Судаков, Эрик Голованов, Лев Чернавин и Витя Иванов. Шеститорпедный залп имитировали стрельбой двумя торпедами вблизи медианы залпа. У Льва Судакова торпеды прошли параллельно главной цели, так как вышел из строя ТАС во время стрельбы. У Льва Чернавина торпеды прошли впереди цели, но сектором накрытие обеспечивалось. У Вити Иванова обе торпеды затонули, хотя ЭДЦ были определены правильно и позиция залпа была хорошая.
Мне повезло. Я вышел на генеральный курс отряда боевых кораблей (ОБК) и после очередного поворота с дистанции 34 кабельтова произвел залп двумя торпедами 53-61К. Одна торпеда прошла под форштевнем, а вторая под трубой крейсера. Я получил оценку “отлично". Кстати, все предыдущие плановые стрельбы я также выполнял на “отлично". Приз Главкома в тот год никому из флотов не дали, а мне вручили приз командующего СФ и большой цейсовский именной бинокль от Главкома, который храню в идеальном состоянии до сих пор.
Полярный, 1966 год. Вручение переходящего приза Командующего Северным флотом за отличную торпедную стрельбу экипажу ПЛ «Б-103». Слева направо: командир 69-й БПЛ капитан 1 ранга В.А.Архипов, начальник ПО 4-й эскадры капитан 1 ранга С.Е.Мирошник, Командир 4-й эскадры контр-адмирал С.Г.Егоров, первый заместитель Командующего СФ вице-адмирал А.И.Петелин, представитель штаба СФ
Интересно отметить, что перед выходом на стрельбы у меня отсутствовали старший помощник и помощник. На должности СПК со мной вышел старший помощник командира резервного экипажа капитан 1 ранга Акимов Владимир Ильич, незадолго до этого снятый с должности командира бригады подводных лодок в Ягельной. Его сняли за то, что подводная лодка, на которой он был старшим на борту, коснулась грунта в полигоне боевой подготовки. Он был назначен СПК резервного экипажа в нашу бригаду.
А на должность помощника на этот выход мне дали бывшего командира ПЛ «Б-6» капитана 3 ранга Женю Фалютинского, также недавно снятого с командирской должности и назначенного помощником командира другой ПЛ. Вот таким усиленным ГКП мы и совершили отличную атаку. Позднее Акимов снова стал комбригом, а я командиром ПЛ в его бригаде.
Нарисовав на рубке звездочку, буквально через несколько дней, в начале июля 1966 года я ушел на боевую службу в Средиземное море вместе с ПЛ «Б-25», командиром которой был однокашник и друг Алик Акатов. Он также, как и я, принимал ПЛ на «Судомехе», но после меня. Две новейшие по тем временам подводные лодки 641 проекта «Б-103» и «Б-25» под командованием командиров-однокашников и друзей шли вместе в длительный поход на боевую службу.
Боевая служба в Средиземном море
Поход был интересный. Температура во 2-м и 4-м отсеках была почти постоянно 24 градуса, а в 6-м отсеке доходила до 60 градусов, а влажность достигала 98%. Кондиционеров тогда не было. Форма одежды в ПЛ: трусы, носки, тапочки. Но все эти неудобства окупились интересным плаванием и даже заходом в Алжир.
1966 год. Боевая служба ПЛ Б-103 в Средиземном море. Подводное положение. В центральном посту контролирую работу рулевого
Марксистско-ленинская подготовка в подводном положении на боевой службе в Средиземном море
Работаю с документами в своей каюте
В столицу Алжира город Алжир мы заходили отрядом кораблей в составе плавбазы ПЛ «Котельников», РКР «Зоркий» (БФ), ПЛ «Б-25», «Б-103» (СФ) и ТН «Днестр» (ЧФ). Впечатлений была масса: знакомство с городом, прием в адмиралтействе, прием в частном французском ресторане, устроенный Главкомом ВМФ Алжира Бен-Мусой, прием в посольстве, прием у нас на ПБ ПЛ «Котельников», выступление нашей художественной самодеятельности в самом крупном кинотеатре Алжира «Сиерра Маэстро». Нам для поддержки духа подбросили на эсминце из Севастополя часть ансамбля песни и пляски Черноморского флота. Были и другие мероприятия, и все за пять суток.
1966 год. Швартуемся к плавбазе «Котельников» в порту Алжир
Не обошлось и без пикантных моментов. Я с группой моряков ездил на экскурсию. Вернувшись из зоопарка, обнаруживаю у себя в боевой рубке генерала – начальника генерального штаба алжирской армии, рассматривающего город в перископ. Я повернул рукоятку на шестикратное увеличение, так он замычал от удовольствия и представился. Он выразил мне большую благодарность за показ корабля и искреннее изумление, что командир БЧ-5 капитан 3 ранга Пугачев, который его сопровождал, все ему объяснил на французском языке (Пугачев им увлекался). «Какие культурные советские военно-морские офицеры!» – говорил генерал. Но когда мне старпом доложил, что на корабле было еще сорок человек экскурсантов (посол СССР запросил на это «добро» из Москвы), у меня пошли мурашки по спине. Ведь на ПЛ были торпеды с ЯБП. Только сыграв боевую тревогу и осмотрев в течение полутора часов корабль, я успокоился.
На приеме в ресторане мы с Альбертом удивлялись большому количеству ложечек, различных вилочек и ножичков. Что к чему брать? Нас предупредили, если выпьете рюмку до дна, вам немедленно ее снова наполняют. Действительно, за нами стояли официанты. Получив первое боевое крещение на приеме у посла, мы уже действовали более решительно. На фуршете было неудобно одной рукой резать ножом, поскольку во второй находилась тарелка, поэтому вначале мы закусывали пирожками с грибами и каперсами, а затем уютно устроились, поставив тарелки на рояль, стоявший в зале, и все пошло, как по маслу.
На борту плавбазы «Галкин» слева направо: СПК ПЛ «Б-103» В.Н.Воронов, командир ПЛ «Б-25» А.В.Акатов, командир ПЛ «Б-103» Э.В.Голованов. Порт Алжир. 1966 год
И еще один случай. Нам нужно было израсходовать полученные за пять суток динары, а времени не было, шли различные приемы и мероприятия. На плавбазе не успевали перешивать погоны на наших тужурках с черных на золотые и обратно, предусмотренные ритуалом. Мы договорились с нашим военным атташе – полковником, что он приедет за нами на своем «Пежо». Он приехал, но не в форме (было очень жарко), а в рубашке. Мы, получив разрешение (Алик, я и командир РКР «Зоркий», все капитаны 2 ранга), сели в машину, а тужурки оставили в каютах и тоже поехали в белых рубашках. Увидев такое, ребята из особого отдела где-то срочно раздобыли легковушку и помчались за нами, нас охранять. Потом они извинялись, не помешали ли нам. Они испугались, что мы поехали не в форме, мало ли что могло случиться. И правильно сделали. Я помню случай, когда мы ехали с послом в его машине, с флажками СССР на крыле, на одном из перекрестков города группа НТС приветствовала машину гитлеровским вскидыванием рук.
1966 год. Средиземное море. Погрузка продуктов с борта плавбазы
Встреча Нового, 1967 года, на глубине 150 метров в Атлантическом океане. Слева направо: начальник РТС Кравченко, командир БЧ-3 Протопопов, СПК Соболев, командир ПЛ Голованов. Три года подряд: 1965-1967 встречал в море на боевой службе
Успешно закончив боевую службу, мы пошли в базу. Альберт шел впереди меня на сутки хода, зная мое место. Через сутки после его прихода и в связи с моим отсутствием, в Полярном поднялся шум. Я пришел через трое суток, так как получил персональный приказ Главкома ВМФ произвести разведку в районе ВМБ Лондондерри для перехвата выходящей из базы ПЛАРБ. Когда я ошвартовался в январе 1967 года и доложил командиру эскадры о выполнении задачи БС, первый его вопрос был, правда, очень тихо: «Что случилось?». Я доложил о причине задержки. На этом все и закончилось.
Полярный, плавбаза подводных лодок, январь 1967 года. Докладываю командиру эскадры контр-адмиралу Баранову Н.М. о прибытии из похода без замечаний
За успешное решение задач боевой службы я был награжден орденом Красной Звезды, который получил через год.
Экипаж ПЛ «Б-103» в доме отдыха «Горки» после боевой службы в Средиземном море. Вокруг родная природа
Цена атаки
Отчитавшись за боевую службу, я уехал в отпуск. Вернувшись, начал активно готовиться к поступлению в академию и подтверждению линейности ПЛ после БС и МПР. Подошло время уезжать на подготовку в академию, но не тут-то было. Все кандидаты уехали, а меня задержали. На флоте решили провести показательную стрельбу четырёхторпедным залпом. Но как назло вмешалась погода. И стрельбу все время переносили, а торпеды переподготавливали. И вдруг выдалось окно, все участники по тревоге побежали, а у меня не погружены торпеды.
Помощником флагманского минера эскадры ПЛ был однокашник Костя Селигерский. Он прилагал громадные усилия, чтобы срочно подать торпеды. Наконец, их закинули в отсек, и я побежал форсированным ходом. Только вхожу в район, а мне его нарезали сразу же по выходу из Кольского залива, чтобы быстрее отстреляться и убыть в академию, как вижу ОБК уже начал движение, а я не получил еще квитанцию на РДО о погружении. В это же время подавались торпеды в аппараты. Получив квитанцию, срочным погружением пошел на безопасную глубину, и начал торпедную атаку. С приходом на глубину, боцман дал дифферент на корму, чтобы ее удержать и поддиферентоваться.
Из 1-го отсека раздался доклад: «Торпеды ползут из аппаратов!». Выровняли дифферент, продолжили загружать торпеды в ТА, но на одной из них сработал зажигательный патрон, и 1-й отсек заполнился дымом. А атака продолжается, я уже прорываю ближнее охранение ОБК. Снова доклад из 1-го отсека, что не полностью открылась передняя крышка одного из ТА. Итак, осталось две торпеды. Принимаю решение стрелять двумя торпедами. Наконец, долгожданный доклад из 1-го отсека: “Аппараты товсь!". Но до крейсера уже три кабельтова. Стрелять нельзя.
Я всеми тремя моторами дал полный вперед и лег в кильватер крейсера, ожидая его поворота в любую сторону, но крейсер не повернул, и атака сорвалась. Оказывается, командующий флотом, находившийся на КРЛ, не увидев ракеток от движущихся торпед, приказал прекратить противолодочный зигзаг и прямым курсом следовать в соседний район. У нас, как правило, районы нарезаются от полуострова Рыбачий до губы Гремиха, и ПЛ, по очереди занимая эти районы, атаковали движущийся через них ОБК.
Всплыв и доложив об отказе от стрельбы двумя торпедами из-за неисправности двух других, получил приказание следовать на рейд Кильдин Восточный и встать на якорь. Я сообразил, что командующий флотом даст мне возможность атаковать ОБК на обратном курсе. Встав на якорь, устранили неисправности. Заменили зажигательный патрон (у нас он случайно оказался на борту), обнаружили и устранили соскок ролика в ТА, не дававшего полностью открыть переднюю крышку.
Через двое суток получаем РДО: «Командиру. Занять район!». Придя в район, обнаружили и атаковали ОБК четырьмя торпедами. Когда всплыли, светило солнце, и головки всех четырёх торпед, покрашенных фосфоресцирующей красной краской, сверкали над волнами. Два торпедолова быстро их подобрали. Атака была успешной. Вернулись в базу, и я уехал в Ленинград, но из 30 суток подготовки выпало 12.
Академия осталась в мечтах
Первым экзаменом была математика. Я, как Карла, постигал теорию вероятностей несравненной Вентцель, долбая до двух часов ночи каждый день. Раньше нам ее ни в училище, ни на ВОЛСОКе не давали. Однокашник Леша Гаккель договорился заранее с преподавателем о репетиторстве насчет меня. Так все тогда готовились по математике. Но я опоздал на 12 суток, и мне было отказано. Короче, по математике я получил тройку. Все остальные экзамены сдал на отлично.
1967 год, год 50-летия Советской власти, был характерен очень большим конкурсом и высоким проходным баллом, так как из 21-го кандидата 11 человек, находящихся на боевой службе, были уже зачислены приказом Главкома ВМФ с последующей сдачей экзаменов, а пятеро шли с ТОФа. Оставалось всего пять мест.
Я не прошел по баллам, не хватало одного. Нас троих: меня, командира ракетной лодки Преображенского и командира атомной лодки Чубича, также набравших по 18 баллов, пригласил начальник отдела кадров академии и предложил писать рапорта Главкому с просьбой о зачислении. Он сказал, что академия будет за нас ходатайствовать, как обычно каждый год это делалось. Мы написали, он забрал все документы и уехал в Москву к Главкому на утверждение. Пять дней мы томились в неведении, каждый день звоня в академию. Наконец, он прибыл и сказал, что все эти дни они ждали Главкома, но его не было — он ходил с визитом в Югославию. Обратились к первому заместителю Главкома, списки прошедших по конкурсу он утвердил, а насчет нас троих сказал, что без Главкома этот вопрос решить не может.
Итак, академия осталась лишь в мечтах, хотя впоследствии я неоднократно бывал в ней на командно-штабных военных играх (КШВИ) в составе оперативной группы нашей эскадры, будучи уже в должности заместителя начальника штаба эскадры.
Участие в создании новейшей техники
Знакомое лицо
Далее расскажу о создании и внедрении на подводных лодках малогабаритных электронных вычислительных машин, поскольку непосредственно в этом участвовал. На днях включил телевизор, шла программа «Совершенно секретно» Артёма Боровика. На экране мелькнуло знакомое лицо. Но фамилия и имя были другими: какой-то разведчик Бор. В передаче рассказывалось, как во время войны в США под руководством супругов Розенберг была создана группа учёных-кибернетиков, которые осуществляли экономическую разведку в пользу СССР. Они передавали сведения, касавшиеся новых разработок в проектировании и создании цифровых электронно-вычислительных машин (ЭВМ).
Впоследствии эта группа была раскрыта ФБР, руководители – супруги Розенберги казнены на электрическом стуле, а остальные члены группы бежали в Южную Америку, а затем в Европу. Я подозвал жену к телевизору и говорю: – Посмотри, как этот разведчик похож на нашего главного инженера Берга Иозефа Вениаминовича.
Моя Эля была лично знакома с Бергом, так как он отвозил её с дочкой Леной на прослушивание в Ленинградскую Академическую капеллу, когда моя Лена поступала в музыкальную школу по классу фортепьяно. У Берга было пять детей, которые, как музыкально одарённые, бесплатно занимались музыкой в школе. Эля посмотрела в телевизор и сказала: – Да, этот человек очень похож на Берга. Всё разъяснилось, когда началась вторая часть передачи.
Да, действительно это был Берг. Оказывается, он и наш главный конструктор Старос Филипп Георгиевич были в группе Розенберга. Когда они были раскрыты, им удалось благополучно бежать через Мексику в Европу, а затем они попали в СССР из Чехословакии по личному приглашению Н.С.Хрущёва. Им были даны другие имена и фамилии. У нас они стали докторами физико-математических наук.
Я сразу вспомнил 1967 год, когда я, будучи командиром ПЛ «Б-103» 641 проекта, пришёл осенью из Полярного в Кронштадт для ремонта на Кронштадтском Морском заводе. Через месяц после начала ремонта было принято решение параллельно с текущим ремонтом произвести модернизацию ПЛ. Вместо торпедного автомата стрельбы (ТАСа) было решено установить опытовую боевую информационно-управляющую систему (БИУС) «Узел», которая разрабатывалась в то время в Ленинградском конструкторском бюро (ЛКБ) на базе уже созданных и установленных на наших атомных электростанциях (АЭС) малогабаритных микроэлектронных систем, за которые коллектив авторов во главе с главным конструктором Старосом получил Государственную премию.
Прикован к подводной лодке
События развивались очень быстро. На ПЛ была произведена кадровая реорганизация. Дополнительно к начальнику РТС были введены две новых штатных единицы командиров электронно-вычислительных групп (ЭВГ). С двух северных подводных лодок, проходящих ремонт на КМОЛЗ, начальники РТС были переведены к нам на штат начальников ЭВГ. Ход работ курировали два контр-адмирала в отставке для координации взаимодействия военных, строителей и учёных.
Одним из адмиралов был Ярошенко Василий Николаевич, изумительной души человек. Во время Великой Отечественной войны он на ЧФ командовал лидером «Ташкент», который был последним кораблём, прорвавшимся в осаждённый Севастополь и вывезшим оттуда большое количество раненых и знаменитую панораму Рубо «Оборона Севастополя». Лидер дошёл до Новороссийска, успел разгрузиться и от большого количества пробоин, полученных на переходе от бомбёжки гитлеровской авиации, затонул.
Мой заместитель, находясь в Лиепае, умудрился раздобыть плёнку кинохроники военных лет, на которой был снят эпизод погрузки на лидер «Ташкент» в Севастополе раненых и вооружения под непрерывными разрывами бомб и снарядов. А на мостике находился молодой тогда командир лидера капитан 3 ранга В.Н.Ярошенко. Мы собрали команду, пригласили Василия Николаевича и показали ему кадры кинохроники. Он был сильно растроган, так как этих кадров он до этого не видел. Второй адмирал Жуковский Оскар Соломонович во время войны был начальником оперативного отдела Черноморского флота. В то время С.Г.Горшков был Командующим Дунайской военной флотилии. Между ними были довольно тесные связи. Жуковский, например, без стеснения звонил Горшкову в любое время, докладывал обстановку, просил какой-нибудь помощи, которая незамедлительно приходила.
Меня, начальника РТС и двух командиров ЭВГ откомандировали на три месяца в Ленинград в ЛКБ на учёбу, где мы познакомились с директором ЛКБ и главным конструктором Старосом Филиппом Георгиевичем и главным инженером Бергом Иозефом Вениаминовичем, а также с огромным коллективом разработчиков.
ЛКБ располагалось на Московском проспекте в здании, построенном перед войной для Дома Советов, но никогда не применявшемся по назначению. После войны здание было восстановлено и в нём располагалась Школа оружия ВМФ, а затем различные проектно-конструкторские и научные организации. В ЛКБ срочно монтировался стендовый образец БИУС «Узел». Работы на стенде и на корабле велись очень интенсивно.
Через 20 дней нашего обучения пришёл приказ Главкома ВМФ о моём назначении командиром другой подводной лодки Северного флота, которая готовилась, а затем и участвовала в интереснейшем походе из Полярного во Владивосток вокруг Африки с заходом в 12 портов разных стран. Я пришёл к командиру дивизиона капитану 1 ранга Савкину получить добро на сдачу дел. У него как раз находился контр-адмирал Жуковский. Узнав в чём дело, он позвонил Главкому и сказал, что я начал обучение, и меня отзывать на флот нецелесообразно. Так моя мечта пройти через несколько морей и океанов лопнула. Меня оставили на прежнем месте, а вместо меня срочно назначили на ту ПЛ командира ПЛ «Б-109» В.И.Хлопунова. Итак, меня приковали намертво к ПЛ «Б-103», никуда не отпуская. Было отказано и в повторном поступлении в академию.
А мы продолжали учиться. Однообразие обучения иногда чередовалось совещаниями и «обмыванием» в Ленинградских ресторанах очередного успешного окончания этапа работ. Когда я присутствовал на совещаниях, то понимал большую значимость работ. Участвовало очень много представителей различных институтов, проектных организаций, заводов из разных городов Советского Союза. Совещания проводились в режиме особой секретности под постоянным наблюдением сотрудников КГБ. Нам не разрешалось ходить в форме, одевались в гражданскую одежду. Чтобы попасть в помещение стенда с опытным образцом БИУС, нужно было пройти три пункта охраны. В конце третьего месяца обучения к нам приехал начальник Главного штаба ВМФ адмирал флота Сергеев с четырьмя начальниками управлений – полными адмиралами. Мне приказали под пальто одеть форму. На стенде я был в тужурке и так работал на пульте, показывая возможности БИУС. Всем понравилось. Сергеев приказал ускорить работу и вечером того же дня убыл в Москву вместе со своими подчинёнными.
Изучив теорию и освоив практику работы на стендовых приборах и на пульте БИУС, мы вчетвером сдавали зачёты на самостоятельное управление БИУС самому главному конструктору. Сдали хорошо и получили допуск. Система решала комплекс задач по торпедной стрельбе, навигации и кораблевождению, гидрологии и маневрированию. Впоследствии уже на корабле она была сопряжена с приборами торпедной стрельбы в отсеках, радиолокационными и гидроакустическими системами, гирокомпасами, гиро-азимут-горизонтом и лагом. Дополнительные кабельные трассы были проложены на корабле с первого по седьмой отсеки.
Испытания БИУС «Узел»
Получив допуск к самостоятельной работе на БИУС «Узел», мы распрощались с милым нам Ленинградом и прибыли в Кронштадт, где на корабле полным ходом шли ремонтные и модернизационные работы. После их окончания поздней осенью 1968 года, мы ушли в Лиепаю для продолжения работ по БИУС. В Лиепаю прибыли в ночь с 30 на 31 декабря 1968 года. ПЛ временно подчинили командиру 37 ДиПЛ КБФ. Командир дивизии контр-адмирал В.А.Пранц встречал нас на причале. Поинтересовался, состоянием корабля и личного состава, какие запасы мне нужно пополнить и пожелал отдыха в новогодние праздники. Сказал напоследок: – Лодку принимать будем после праздников.
Личный состав разместили в казарме. Мне даже выделили маленькую двухкомнатную квартиру недалеко от Лиепайского Морского собора, такого же, как в Кронштадте. Ко мне вскоре приехала жена и две дочки. Для подводной лодки был выделен отдельный причал напротив здания штаба, к которому никому, кроме нас, не разрешалось швартоваться. Весь день 31 декабря делали большую приборку и пополняли запасы. В отсеках установили и разукрасили ёлки. Новый год решили встретить на корабле. Для всех это было экзотично, а я уже не раз встречал Новый год под водой на боевой службе. Кок приготовил праздничный ужин. Настроение было праздничное у всей команды.
Около 23 часов 30 минут мне докладывают, что на ПЛ прибыл незнакомый капитан 1 ранга, которого верхняя вахта на корабль не допускает. Я поднялся наверх и вышел по трапу на причал. Каково же было моё удивление, когда я увидел Василия Александровича Архипова. Мы оба были рады встрече. Оказалось, что он недавно был назначен начальником штаба этой дивизии. Он говорит: – Я здесь недавно, ещё не привык, знакомых нет. И вдруг родные люди прибыли!
Он встречал 1969-й Новый год вместе с нами. Было очень весело. Часа в два ночи он ушёл. После Нового года приехали представители науки, и работы с БИУС «Узел» были продолжены. На причал специально для БИУС был подведён трёхфазный ток. Агрегаты трёхфазного тока были установлены на ПЛ позднее на Лиепайском судоремонтном заводе Тосмаре. Когда ПЛ стояла у причала, в центральном посту находился городской телефон для вызова в любое время днём и ночью групп специалистов – разработчиков и представителей институтов ВМФ, когда что-то не ладилось в настройке БИУС по тем или иным задачам.
Дело в том, что все разработчики и наладчики жили в городе в гостинице «Лива». Их одновременно проживало там до двухсот человек, но они периодически своими предприятиями заменялись. У гостиницы постоянно стоял дежурный автобус и «волга» главного конструктора. Работы на ПЛ велись круглосуточно. На ночные работы я подписывал список каждый день на 25-30 человек. Если возникали сбои в работе системы, в любое время суток на автобусе привозился любой сотрудник или группа сотрудников. На ПЛ частенько прибывали командир Лиепайской ВМБ контр-адмирал Другов со своими флагманскими специалистами и командование БФ со своей свитой. Несколько раз посещал нас и Командующий БФ адмирал Калинин. Командир ДиПЛ контр-адмирал В.А.Пранц частенько меня спрашивал: – Голованов, когда ты, наконец, уйдёшь отсюда? Мне надоело всё время встречать начальство.
В таком режиме быстро пролетел 1969 год, наладочные и швартовные испытания БИУС. В апреле 1970 года начались заводские ходовые испытания. Нам для испытаний были приданы два СКР Лиепайской ВМБ, так как БИУС обеспечивала одновременную стрельбу торпедами по двум главным целям, идущим разными курсами и скоростями. Нас обеспечивал ледокол «Пурга». В этот период лёд простирался на 65-70 километров от берега. Ледокол выводил нас на кромку льда, и начиналась работа. После окончания плановых работ ледокол заводил нас через лёд в базу. И так неоднократно.
Испытания начались не совсем удачно. При выполнении торпедных стрельб не определялись точно ЭДЦ и дистанции до целей. На обычном ТАСе можно было не только корректировать курс, скорость и дистанцию до цели, но их и утверждать. На БИУСе всю корректуру производить было можно, но утверждать было можно только курс и скорость, а это приводило к тому, что дистанция резко изменялась в ту или иную сторону в зависимости от вводимых данных от гидроакустических станций.
Хоста, санаторий «Аврора» Северного флота, август 1969 года. Отдыхаем всегда вдвоём. 10 лет совместной жизни
Являясь заместителем председателя комиссии по испытаниям, я знал характер маневрирования СКРов. Меня выводило из себя то обстоятельство, что никак не удавалось получить данные, приемлемые для стрельбы. Учёные-кибернетики, находившиеся на борту, а это были доктора и кандидаты наук, твердили одно и то же: – Эрик Викторович, режим идёт нормально! Я им в ответ: – Зачем мне такой нормальный режим, если я не могу стрелять?
Когда перед самым залпом неожиданно «улетает» дистанция, мне хотелось треснуть аварийной кувалдой по центральному пульту БИУС, стоящему в центральном посту на штатном месте ТАСа. Несколько суток такой работы ни к чему не привели. Мы ушли в базу, и начались поиски, в чём причина. Выяснилось, что у системы ввод пеленга был с точностью до шести угловых секунд, а акустические станции в автоматическом режиме давали большие угловые погрешности. Были срочно вызваны специалисты ЦНИИ «Океанприбор». Они буквально «вылизали» все акустические станции, а разработчики БИУС загрубили точность ввода пеленга в систему. На следующих выходах всё пошло, как нельзя лучше. ЭДЦ и дистанции определялись хорошо, а торпеды нормально проходили под целями. Успешно закончив заводские ходовые испытания, мы стали ждать прибытия комиссии из Главного штаба ВМФ для проведения государственных испытаний. В июне прибыла комиссия ГШ ВМФ. Мы успешно прошли государственные испытания и стали ждать дальнейших указаний.
Встреча с Главкомом не состоялась
В один из тёплых июльских вечеров я находился на ПЛ в заводе «Тосмаре». Ко мне прибежал дежурный по бригаде ремонтирующихся кораблей и передал приказание срочно позвонить командиру дивизии. Я позвонил и услышал: – Голованов, бегом ко мне. Завтра у тебя на борту будет Главком. Преодолел три километра быстрым шагом и к комдиву. Он позвонил начальнику штаба КБФ и дал мне трубку. НШ мне говорит: – Командир, завтра утром у вас будет Главнокомандующий. Перейти к своему причалу в дивизию. Подводную лодку за ночь покрасить. Офицерскому составу иметь чёрные и белые тужурки, которые одеть в зависимости от того, во что будет одет Главком.
Объяснил, что мы – корабль Северного флота, и у нас белых тужурок нет. В ответ получил приказание: – Получить на базе белые кителя и золотые погоны на весь офицерский состав и держать их в готовности. По просьбе комдива я также сказал, что у меня разобраны две линии вала, и не могу перейти к причалу. Комдиву очень не хотелось неожиданно принимать Главкома. На это начальник штаба флота сказал: – Стойте в заводе. По прибытии Главкома ему доложим на его решение. При необходимости перейдёте с двумя буксирами, которые держать в готовности.
Посмотрел на часы. Шёл седьмой час вечера. И объявил на корабле аврал. Приказал получить краску и белые кителя. Всю команду – на корабль и начать покраску. Как назло, пополз туман и стало сыро. В краску бухнули побольше сиккатива. На заводе включили два больших прожектора и направили свет на ПЛ. Началась большая приборка, покраска корпуса личным составом и подгонка кителей офицерским составом. К утру всё было сделано. ПЛ покрашена даже «с петухами». Внутри вычищено, выдраено. Личный состав отправлен на базу. На корабле остались офицеры, одна боевая смена и учёные. Все находились на боевых постах. БИУС «Узел» включён. Белые кителя с золотыми погонами лежали в готовности на стоящем первым корпусом СКР. ПЛ стояла у стенки завода вторым корпусом у борта СКР.
На борту СКР выстроена его команда. Я стоял на палубе ПЛ вместе с дежурным офицером, а в носу и в корме стояли два вахтенных с автоматами для обеспечения противодействия диверсионным силам и средствам (ПДСС). Мы стояли далеко от проходной завода. Дальномерщик на СКР внимательно наблюдал, в чём выйдет Главком из машины, чтобы мы при необходимости могли успеть переодеться. К проходной завода подъехал кортеж машин: «Чайка» и несколько «Волг». Из «Чайки» вышел Главнокомандующий ВМФ Адмирал флота Советского Союза Горшков Сергей Георгиевич. Дальномерщик с СКР нас обрадовал: Главком был в чёрной тужурке.
Огромная свита Главкома с начальниками управлений Главного штаба ВМФ, Командующий КБФ со своей свитой, командир Лиепайской ВМБ и командир ДиПЛ со своими помощниками двигались от проходной по причальной стенке завода к месту нашей стоянки. Шли долго, обходя какие-то железки и детали, разбросанные на территории. Подошли к нам. Вслед за Главкомом все поднялись на борт СКР. Над СКР взвился должностной флаг ГК ВМФ. Командир СКР отдал рапорт. Главком поздоровался с личным составом. В ответ услышал громкое и чёткое приветствие: – Здравия желаем, товарищ Адмирал Флота Советского Союза!
Обстановка была праздничная. Погода отличная: голубое небо, ни одного облачка, тепло, ласково светило солнце. Главком в сопровождении свиты перешёл на другой борт СКР к нашему трапу. Трап, как и вся ПЛ, был заново покрашен ночью, концы аккуратно свёрнуты бухточками (кругами). Главком посмотрел на нашу подводную лодку, на меня, на уходящий вниз трап с борта СКР. Я посмотрел в глаза Главкома, затем перевёл взгляд на его «иконостас» – орденские планки. Их было очень много, почти до самого живота. Потом снова посмотрел в глаза Главкома и начал носом втягивать воздух в себя, чтобы гаркнуть «Смирно!». В этот момент произошло непредвиденное: Главком, никому ничего не сказав, резко через левое плечо развернулся на 180 градусов и быстро пошёл через СКР на берег. Командующий КБФ адмирал Калинин удивлённо завертел головой то на Главкома, то на меня и тоже быстро пошёл с борта СКР вслед за Горшковым. Кстати, Горшков был маленького роста, а Калинин очень высокий. Мне они напомнили, как до войны в цирке выступали клоуны Пат и Паташён, низенький и высокий.
Весь адмиралитет двинулся вслед за Главкомом пешком до проходной завода. Адмиралы сели в машины и укатили. А мы остались в неведении, что делать? Праздничное настроение улетучилось. Учёные насели на меня: – Эрик Викторович, в чём дело? Что будем делать дальше? Я отвечал, что не знаю, что, видимо, Главкому не понравилась ночная покраска, и меня, возможно, уже сняли. Ранее я слышал байки, что в одной из баз Главкому не понравилась покраска какого-то надводного корабля. Он выразил неудовольствие, сказав: «Что это за баржа?», и командир был отстранён от должности. Возможно, это не было правдой. Но настроение у меня сильно испортилось. Хуже нет, когда находишься в неведении.
Подошло время обеда. Дал команду привести всё в исходное положение. Корабль сдали дежурной службе, и все убыли на базу обедать. После обеда оставил команду на базе отдыхать, так как всю ночь работали. После ужина зашёл к командиру дивизии, чтобы узнать, что делать дальше. Он сказал, что тоже ничего не знает. И я в 19.00 ушёл домой. В десятом часу вечера прибегает оповеститель и сообщает, что в 00 часов 00 минут начинается показ БИУС «Узел» Главкому. Бегом в дивизию и на корабль в завод. Позвонил науке в гостиницу, все примчались на автобусе. Ровно в полночь по прежней схеме все стояли на своих боевых постах. Вся аппаратура БИУС включена. Во всём полная готовность.
В темноте к борту СКР подъехали несколько машин. Главкома и Командующего БФ не было. Приехавшие, как горох, посыпались в лодку. У меня в центральном посту никогда не было такого количества адмиралов, в том числе было три полных адмирала. Ровно в полночь сел за пульт БИУС «Узел» и до четырёх часов ночи непрерывно показывал способы и методы решения различных задач, отвечая одновременно на вопросы проверяющих адмиралов. Несмотря на глубокую ночь, в центральном посту была неимоверная жара. Когда показ системы закончился, и мы вышли на свежий воздух, нервное напряжение прошло. Адмиралы поблагодарили меня и сказали, что всё понравилось. При этом сказали, чтобы я был в 8.00 у Главкома в гостинице «Лива», где он остановился, с документами по испытаниям. Все адмиралы сели в машины и укатили.
Мы привели всё в исходное и пошли на базу. Пришёл в штаб дивизии в 6.00, поднялся к оперативному дежурному. Он сказал, что его главная задача – обеспечить меня транспортом и спросил, видел ли я «козла» у подъезда? Ответил, что видел. Эта машина предназначалась для меня.
Поспать времени уже не оставалось. Решил проверить готовность секретчиков, которые должны были меня сопровождать с документами. Кстати, секретчики были не мои, а из штаба дивизии. Я их вызвал. Они появились выбритые, вычищенные, радостные, в чистой рабочей форме. Отправил их переодеваться в форму № 2 первого срока. Вновь собрались, получили секретные документы, заключение государственной комиссии по результатам испытаний – пять пухлых папок материалов в голубых корочках с золотым тиснением и грифом «Совершенно секретно», и автомат с патронами.
В 7.30 пошли к машине. Выходим, а «козла», который стоял у подъезда в шесть утра, нет. Я бегом к ОД. Началась паника. Командир береговой базы помчался в гараж, завели какой-то автобус и к подъезду. В это время подлетает мой «козёл» с начальником политотдела дивизии. Оказывается, дежурный по береговой базе не знал, для чего выделен «козёл», на котором обычно ездил начпо. Увидев машину у подъезда штаба, он приказал шофёру срочно ехать за начпо, иначе он опоздает на подъём военно-морского флага. Согласно устава, водитель выполнил последнее приказание и чуть не привёл нас к крупным неприятностям. Было уже 7.45. Мы бросились в машину, и я говорю водителю: «Гони!». Подскочили мы к гостинице за две минуты до 8.00. Смотрю, перед входом в гостиницу стоит группа адмиралов, учёных и особистов. Все волнуются. Как только мы остановились, мне кричат: «Бегом!».
Выхватил документы у секретчика, пулей выскочил из машины и бегом бросился в подъезд гостиницы. Ко мне подлетел один из длинноногих кандидатов наук и стал меня лидировать к Главкому. Мы буквально взлетели на четвёртый этаж, второпях проскочив третий, на котором жил Главком. Спустились на третий, и в коридоре нас встретил порученец Главкома, капитан 3 ранга, который сказал: «К Главкому уже вошли. Вы опоздали».
Открыл портфель, отдал ему папки с документами и упросил положить на стол Главкома, что он и сделал. Два часа прошли в томительном ожидании. Затем раздался шум, и в коридоре появилась группа адмиралов. Увидев меня, они подошли, поздоровались и сказали: – Командир, что же ты опоздал? Ну не огорчайся, Главком посчитал, что, наверное, так и должно быть. Когда он с нами здоровался, вошёл порученец и положил на стол папки. Главком остался доволен и всё подписал. Ну, я, конечно, обрадовался тому, что всё закончилось хорошо, что акт государственной комиссии утверждён Главнокомандующим ВМФ.
После этого случая в инструкции было записано, что при проворачивании механизмов в электрическую, гидравликой и воздухом на мостике должен находиться помощник командира ПЛ или вахтенный офицер. Не зря говорят, что все изменения в инструкции пишутся кровью. Так и есть. Только увезли с причала в госпиталь раненого матроса, прибыл командир дивизиона Кичёв и спрашивает: – Голованов, кого у тебя тут покалечило? Я объяснил, что не у меня, а у соседа. Мы производили выгрузку боевых торпед, поэтому Кичёв дополнительно меня проинструктировал. Потом сказал: – Завтра уходим в Северодвинск, – и ушёл.
Подготовка к новым испытаниям
Выгрузили торпеды, и утром следующего дня вышли из Полярного на переоборудование в Северодвинск, куда прибыли 11 ноября. Ледокольный буксир разбил лёд и помог нам ошвартоваться к стенке завода «Звёздочка». Вечером Кичёв уезжал в отпуск. Я пошёл провожать его на вокзал. Зашли в ресторан Эдельмана, где Кичёв хорошо проинструктировал меня насчёт стоянки и переоборудования на заводе, а я пожелал ему хорошего отпуска.
Через три дня стоянки в заводе в седьмом отсеке появился иней, обогрева-то нет. Пошёл к директору завода насчёт подключения к трубопроводу горячего пара. Директор говорит: – Не могу дать. У меня СРТ мёрзнут. Ты заберёшь много пара, давление упадёт. Ты-то можешь воздухом продуть систему обогрева, а СРТ сделать это не могут, и мы их разморозим.
Метрах в 150-и от меня стоял лидер «Баку». Директор говорит: – Договорись с командиром лидера, а я тебе по причалу брошу паровую трубу. Я зашёл на лидер и договорился с командиром. Через сутки к лодке подвели трубу, и мы отогрелись. Через 15 дней после нашего прихода в завод на переоборудование наконец-то на ПЛ прибыло моё новое начальство – руководство 335 ОБСИРПЛ. Проверили подводную лодку и приняли в состав бригады. Но личный состав продолжал жить на корабле.
В начале декабря пришёл ледокол, и я с его помощью перешёл на другую сторону бухты к стенке завода № 402. Ошвартовались, а на берег нас не пускают: завод строго режимный. Решать вопрос не с кем, так как воскресенье, руководство завода отдыхает. Договорился с начальником караула – он разрешил ходить только в туалет. На следующий день были оформлены пропуска для всей команды. Мы переселились в береговую казарму, на ПЛ подали горячий пар, и началась нормальная жизнь.
Выяснилось, что мы будем продолжать участие в ядерных испытаниях, но уже на Ладожском озере. За зиму у нас выгрузили аккумуляторную батарею из четвёртого отсека, а яму АБ нашпиговали различными системами с атомных и ракетных подводных лодок. По всей лодке установили тензодатчики. На отдельных боевых постах аппаратуру поставили на амортизаторы. Даже кое-где для личного состава установили сидения на амортизаторах. В декабре 1957 года на бригаду неожиданно прибыл Главком С.Г.Горшков. В этот день я дежурил по бригаде. Командиром ОБСИРПЛ был .
Контр-адмирал В.Цветко, 2003 г.
Мы встретили Главкома у главного входа. Цветко доложил, я представился. Начался обход жилых помещений и учебных кабинетов. Цветко приказал мне записывать все замечания Главкома. А их оказалось довольно-таки много. После осмотра состоялось совещание, на которое были приглашены командование, офицеры штабов бригады и дивизионов подводных лодок и надводных кораблей и все командиры строящихся и ремонтирующихся подводных лодок и линкора «Архангельск». Так как я был за командира, я тоже там присутствовал.
Главком заслушал командира бригады. Особенно его интересовал вопрос строительства головных атомных подводных лодок. В это время строились две наши первые атомные подводные лодки. Я познакомился с их первыми командирами, капитаном 2 ранга Л.Г.Осипенко и капитаном 2 ранга А.И.Сорокиным, ставшими позднее Героями Советского Союза и адмиралами. Далее Горшков высказал много замечаний по содержанию береговых объектов и организации службы. Он приказал прекратить боевую подготовку, дал десять суток на устранение замечаний и уехал. Цветко и я провожали его до машины.
10 дней все устраняли замечания: наводили порядок в кубриках, кабинетах, камбузах, и «боролись» со снегом. Через десять дней Главком снова приехал. Так получилось, что я снова дежурил по бригаде. Стоим с комбригом, ждём у ворот КПП. Подъезжает машина, и, не останавливаясь едет дальше в объезд зданий бригады к учебному отряду. Территории бригады и учебного отряда примыкали одна к другой, и между ними были ворота. Мы бросились бегом через двор к тем воротам. Подбегаем и видим, что около самых ворот прорвало фановую магистраль, и на чистый белый снег начала вытекать зловонная жижа. В это время подкатила машина, Главком вышел, и мы выполнили уставный ритуал. Горшков сделал несколько шагов, увидел растекающуюся лужу, махнул рукой и пошёл с комбригом в кабинет. Затем они уехали на завод. Я их проводил. Больше он при мне в Северодвинск не приезжал. Так состоялось моё первое знакомство с Главнокомандующим ВМФ СССР.
Перед Новым 1958 годом прибыл из отпуска мой командир. В Северодвинске познакомился с многими офицерами бригады, в том числе с командиром строящейся ПЛ «Б-91» 611 проекта капитаном 2 ранга В.Н.Поникаровским. Судьба вновь неоднократно сведёт меня с этим замечательным человеком, ставшим начальником штаба Северного флота, Начальником Военно-Морской академии, полным адмиралом.
Испытания на воздействие ударной волны
В мае 1958 года закончили переоборудование и вышли из завода. Сразу начали переход на Ладожское озеро. До Беломорска шли своим ходом, а там встали в плавдок. До Ладоги нас буксировали по внутренним водным путям и Беломорско-Балтийскому каналу. В озере вышли из дока и пошли своим ходом в одну из северных бухточек, где встали на специально установленные для нас бочки. На специально оборудованном полигоне продолжали испытания ядерного оружия. Проверялось воздействие ударной волны от ядерного взрыва на корпус подводной лодки, технику и личный состав. Вместо личного состава на ПЛ были посажены собаки и кошки.
Снизу к ПЛ прикреплялась многотонная балластина на тросах нужной длины. Осуществлялось медленное и осторожное погружение подводной лодки без хода, пока балластина не ляжет на грунт. Затем лодка удифферентовывалась на определенной глубине с небольшой положительной плавучестью. После этого мы всплывали и высаживали на катера личный состав. На ПЛ оставались командир ПЛ, командир БЧ-5 и старшина команды трюмных. Я находился в шлюпке у борта ПЛ в районе ограждения рубки.
Командир задраивал верхний рубочный люк и вместе с механиком и трюмным выполнял медленное погружение лодки, порциями заполняя среднюю группу ЦГБ. Когда от уровня воды до верхнего рубочного люка оставалось примерно два метра, я три раза бил по корпусу железным прутком. Трюмный открывал эпроновские клапана продувания средней группы водолазом, и пулей выскакивал из лодки. Следом за ним стремительно выскакивал механик. Командир вылетал последним и задраивал снаружи верхний рубочный люк. Все трое прыгали в шлюпку. Мы мгновенно отходили от подводной лодки и гребли к берегу. Далее ПЛ самостоятельно погружалась на заданную глубину. Балластина удерживала подводную лодку на месте и на заданной глубине. Место лодки обозначалось буйками, а также плотиками, на которых были закреплены концы воздушных шлангов, присоединённых к эпроновским штуцерам на подводной лодке для продувания средней группы ЦГБ.
На глубину погружения подводной лодки на определенном расстояниях от борта по траверзу погружался и затем подрывался заряд. Прогибы корпуса фиксировались тензометрическими датчиками. Уровни всех физических полей и химических параметров регистрировались самописцами, магнитофонами, фотокамерами и другой аппаратурой. Через час-два к лодке подходил водолазный бот, подключался к шлангам, и компрессором продувал среднюю группу ЦГБ. Подводная лодка всплывала в позиционное положение. Я с членами специальной комиссии на шлюпке подходил к борту ПЛ. Мы спускались в лодку и осматривали её. Комиссия фиксировала результаты испытаний и снимала регистрирующую аппаратуру. Затем, после моего доклада, на ПЛ приходил на катере командир и личный состав. Все производили тщательный осмотр ПЛ и проверяли механизмы по своему заведованию. Фиксировались все нештатные ситуации, происшедшие после взрыва, выходы из строя техники и так далее. Запускали дизеля и продували весь главный балласт.
Среди «нештатного личного состава», то есть кошек и собак, после первого взрыва были раненые. У стоявших на палубе были сломаны ноги. А у находившихся на сидениях с амортизаторами повреждений не было. При каждом новом испытании заряд приближали к подводной лодке. Количество повреждений корпуса и механизмов увеличивалось. После четвёртого взрыва, когда полностью отработали методику испытаний, меня отпустили в санаторий, и я уехал в Сочи. Через некоторое время встречаю на пляже знакомого офицера, а он говорит: – Ты знаешь, что твоя лодка утонула? Я не поверил. Вернулся из отпуска в Ленинград и сразу пошёл на проспект Римского-Корсакова, где базировалась бригада подводных лодок. Комбриг, капитан 1 ранга И.И.Панышев, говорит: – Твоя лодка затонула, но её подняли. Сейчас она в плавдоке в Ломоносове. Езжай туда.
Прибыл в Ломоносов и обнаружил свою ПЛ в плавдоке. Личный состав занимался чисткой лодки от грязной воды, солярки, масла и последствий пожаров в 5 и 6 отсеках. Узнал некоторые подробности случившегося. После очередного взрыва из-за нарушения герметичности сальников забортных устройств подводная лодка приняла воду и легла на грунт. Внутри отсеков были пожары. Собаки и кошки погибли. Подводную лодку быстро подняли и в плавдоке отбуксировали в Ломоносов.
После чистки лодки, её отвели в Ленинград на Адмиралтейский завод для восстановления и ремонта. В этот период произошла смена командира ПЛ. Вместо капитана 3 ранга И.С.Белого командиром ПЛ «С-45» был назначен капитан 2 ранга И.Н.Паргамон, учившийся в тот период заочно в Военно-морской академии. Тогда я впервые с ним познакомился. За короткий период совместной службы на ПЛ «С-45» мы подружились. Иван Николаевич оказался интересным и очень порядочным человеком, грамотным подводником. Подводная лодка была восстановлена, и весной 1959 года она снова ушла на Ладогу, но уже без меня.
Осваиваю новейшую ракетную технику
Меня перевели старпомом на ПЛ «С-164», стоящую на Адмиралтейском заводе для переоборудования под ракетную ПЛ по проекту 644: врезки ракетного отсека, установки двух контейнеров с крылатыми ракетами, размещения аппаратуры управления и так далее. Командиром ПЛ «С-164» был капитан 3 ранга Фокин, сын адмирала Фокина. Его вскоре перевели в Москву. Вместо него командиром ПЛ был назначен капитан 3 ранга В.А.Николаев, выпускник нашего училища 1952 года.
ПЛ «С-164»
На этой лодке я заменил однокашника Диму Силина. А его назначили вместо меня старпомом на ПЛ «С-45». Сделано это было по взаимному согласованию с начальством в связи с тем, что ПЛ «С-164» после модернизации уходила на Северный флот, а Дима по семейным обстоятельствам не мог служить на Севере. В то же время ПЛ «С-45» навсегда оставили на Балтике. С экипажем «С-164» я убыл на Северный флот для стажировки на однотипной ПЛ «С-80» проекта 644, пока единственной ракетной лодке. Но мне не удалось тогда побывать на ней, так как её ещё интенсивно осваивал штатный экипаж. Мы же пока только изучали её по технической документации. Экипаж жил на плавбазе в Полярном и готовился к выходу в море на ПЛ «С-80».
Рискованное задание
По плану осенью 1959 года я должен ехать на учёбу в Ленинград на командирские классы. Незадолго до отъезда в моей службе произошёл эпизод, едва не лишивший меня учёбы. Кому-то пришла идея подготовку командиров отделений проводить в учебных отрядах. Со всего побережья в Полярном была собрана группа человек 70 штатных командиров отделений, старшин 1-й и 2-й статьи из Полярного, Западной Лицы, Гаджиево, Оленьей и других мест для отправки на учёбу в Ленинград и Кронштадт. Меня назначили старшим, дали в помощники старшего лейтенанта и мичмана. После ужина нас разместили на тральщике, и мы бодро-весело пошли в Мурманск на ленинградский поезд. Пришли на вокзал, а поезд уже час назад ушёл. Что делать? Вокзал в Мурманске посредине круглый, а по бокам – крылья. Я собрал всех старшин в центре круга, а сам с двумя помощниками стал ходить вокруг и следить, чтобы никто не убежал. В лицо я никого не знал, а они же не первогодки, а уже послужившие по два года. У многих в Мурманске и Росте были знакомые девушки. На вокзале много и других моряков. Отличить своих от чужих невозможно.
С комендантом вокзала договорился, что он посадит нас на первый же отходящий поезд. А первым оказался поезд на Москву в 7.30 утра. Всю ночь мы «крутили карусель» на ногах в центре вокзала. Как потом выяснилось, человек десять всё же ушли незаметно к своим знакомым, но за 10-15 минут до отхода поезда они все появились. Мы благополучно погрузились в поезд и поехали, заняв целый вагон и выставив с двух сторон дневальных.
Поезд прибывал на станцию Волховстрой-2 и стоял одну минуту. А электричка на Ленинград уходила со станции Волховстрой-1. Между этими станциями ходит автобус. Разделил старшин на три группы. Первую группу взял себе, вторую доверил мичману, третью поручил старшему лейтенанту. Прибыли в Волховстрой-2 утром. Хорошо, что было светло. Но платформы нет. Прыгали на землю сразу из двух выходов вагона. Минута прошла. Паровоз даёт свисток, а я не досчитываюсь 14 человек. Прошу проводницу выкинуть красный флаг, что она сразу исполнила. Посылаю по вагонам старлея в нос, а мичмана в корму поезда. Смотрю, стали потихоньку спрыгивать недостающие из других вагонов: кто на нашу сторону, а кто на противоположную. Наконец, сосчитал всех. Благодарю проводницу, она показывает жёлтый флаг, гудок паровоза, и скорый поезд ушёл.
Построив и вновь проверив свою команду, веду всех на автобусную остановку. Мой гениальный план трёх групп провалился на первом же автобусе. Удалось втиснуться в него мне и ещё двум старшинам, остальные остались. Расстояние между станциями 12 километров. Идти пешком со шмутками тяжело. Хорошо, что тогда автобусы ходили часто. В каждом автобусе приезжали по два-три старшины. Только в 15.45 собрались все, а в 16.00 пошла электричка. Заняли отдельный вагон, выставили вахту и покатили в Питер. Начали драить ботинки, пуговицы, приводить себя в порядок. В Ленинграде меня ждал очередной сюрприз – на перроне нас встречали родители многих старшин-ленинградцев. Все просили отпустить их, клялись и божились, что к 6.00 утра назавтра приведут своих чад в КУОПП. Ну что делать? Я не устоял, рискнул и отпустил.
Остальных построил и повёл от Московского вокзала на улицу Жуковского, зная, что оттуда идёт трамвай до Мраморного зала, куда раньше бегали на танцы, а КУОПП там рядом. Доехали до Мраморного и строем в КУОПП. Когда ворота за нами закрылись, я почувствовал большое облегчение. Перед строем зачитал списки, кто остаётся в КУОППе, а кто едет в Учебный отряд в Кронштадт. У меня пытались выпытать это раньше, но я понимал, что для соблюдения порядка лучше не оглашать списки в дороге. Все разместились и переночевали в КУОППе. К 6.00 родители отпущенных старшин привели своих питомцев. Я был очень доволен и признателен родителям и их сыновьям, что меня не подвели.
Оставил старшего лейтенанта и мичмана в КУОППе для передачи личного состава и оформления документов, а сам с группой «кронштадтцев» убыл в Кронштадт на «Метеоре». В Учебном отряде сдал всех без замечаний. Сразу же вернулся на «Метеоре» в Ленинград. Мои помощники тоже успели всё оформить. Только тогда вздохнул свободно. Успел получить документы на обратную дорогу, и на следующий день мы выехали в Мурманск. Всё прошло благополучно, и командирские классы не сорвались. А ведь погореть в таком деле было очень просто.
Осенью 1959 года перед отъездом на учёбу в Ленинград участвовал в торжественной встрече новейшей тогда большой океанской дизельной подводной лодки «Б-94». Она была головной в серии проекта 641 и первой пришла в Полярный. На причале были: командующий Северным флотом адмирал А.Т.Чабаненко со своим штабом, командующий подводными силами СФ контр-адмирал Г.Т.,Кудряшов, командир 33 дивизии подводных лодок контр-адмирал А.В.Горожанкин и много других адмиралов и офицеров. Весь личный состав дивизии был построен на причале. Оркестр играл встречный марш и гимн.
Я был приятно удивлён и обрадован, когда после швартовки и подачи трапа на причал вышел и доложил о прибытии командующему флотом мой бывший командир капитан 2 ранга Паргамон Иван Николаевич. Был рад за него, за его большой успех в службе. Потом мы вновь встретились, как друзья. ПЛ проекта 641 очень понравилась. Тогда я только мечтал плавать на таком корабле и не предполагал, что буду командовать двумя подряд новыми подводными лодками этого проекта.
Вверх по должностной лестнице
Учёба и назначение на большие подводные лодки
Осенью 1959 года, уже будучи капитан-лейтенантом (первое морское звание), я убыл в Ленинград учиться на командирских классах. Здесь я встретился с Борисом Викторовичем Никитиным, бывшим начальником 1-го Балтийского ВВМУ в период, когда я в нём учился. А сейчас он был заместителем начальника высших специальных офицерских классов, контр-адмиралом. Другим заместителем начальника классов был Герой Советского Союза контр-адмирал Н.А.Лунин. Время на классах пролетело, как один день. Классы я успешно закончил в 1960 году и получил диплом с отличием.
Среди выпускников командирских классов 1960 года были три однокашника: слева в первом ряду капитан-лейтенант Николаев Б.И., третий слева во втором ряду капитан-лейтенант Голованов Э.В. и справа во втором ряду капитан-лейтенант Лезгинцев М.М.
Был назначен в Полярный старпомом большой подводной лодки «Б-91» 611 проекта, знакомой мне по постройке в Северодвинске, но уже боевой подводной лодки 4-ой эскадры Северного флота. Командир ПЛ капитан 2 ранга В.Н.Поникаровский в это время переходил служить на атомоходы. Встретил он меня душевно, вспоминали Северодвинск. Но, к сожалению, всего одну неделю я служил под его командованием. Командиром ПЛ «Б-91» был назначен бывший старший помощник Владислав Кудров. Итак, я снова в Полярном, где все мило и знакомо. Экипаж сколотили хорошо и два года подряд завоевывали приз Северного флота, а в один из годов и приз Главкома ВМФ по торпедным стрельбам. В журнале «Советский воин» о нас была сделана целая подборка статей с цветными фотографиями, где был и я у ТАСа во время атаки.
Это была атака по данным гидроакустики без применения перископа. Командир решает задачу на ТАСе, а я записываю данные определения ЭДЦ и элементов торпедной стрельбы. Фото из журнала «Советский воин» № 11 1961 года
Будучи старшим помощником командира, я сдал 1-ю, 2-ю и 3-ю курсовые задачи комбригу, капитану 1 ранга Жуйко И.И. и успешно отстрелял три торпедных стрельбы. Комбриг целенаправленно готовил меня в командиры ПЛ.
Полярный, 1961 год. Старпом ПЛ «Б-91». Будучи дежурным по бригаде, проверяю лодки в ночное время
В газете «Красная Звезда» № 292 от 15 декабря 1961 года была напечатана передовая статья «Офицер-подводник», в которой меня упомянули в таком контексте: «Профессия подводника всегда считалась одной из самых трудных на флоте. Тем почётнее она, тем большего уважения заслуживают люди, посвятившие ей всю жизнь, отдающие любимому делу свои силы и энергию. Не случайно всеобщим уважением в среде подводников пользуется капитан-лейтенант Э.Голованов, старший помощник командира корабля. Его любовь к суровой профессии подводника, в которой он видит своё призвание, находит воплощение в конкретных делах. Офицер-коммунист очень много сделал для того, чтобы подводная лодка, на которой он служит, стала одной из лучших в соединении. Подчинённые во всякой обстановке видят в нём пример дисциплинированности, отличного знания всех тонкостей подводной службы, пример стойкости и выносливости». О подготовке этой статьи я не знал. Беседа с автором её мне не запомнилась, так как период службы был напряжённый, часто выходили в море на боевую подготовку. Газету увидел и прочитал статью много позже её опубликования, когда был в Ленинграде во время отпуска. Мне показала газету мама. Она хранила её, как дорогую реликвию.
Первые океанские походы
Получил звание капитана 3 ранга. В одном из походов в Атлантике чуть не погиб. Находились в надводном положении с задраенным верхним рубочным люком. Волна была огромная. Я нёс командирскую вахту на мостике. Вахтенный офицер был пристегнут к мостику карабином пожарного пояса, а я нет. Очередная волна подхватила меня и сбросила с мостика. К счастью, я успел ухватиться за леера, а ПЛ сильно накренилась, и я распластался по наружной обшивке ограждения рубки.
На мне были одеты ватные брюки, валенки с галошами типа «слон», ватник и канадка, и все это промокшее, тяжелое. Но, видимо, в такой момент появляется колоссальная сила. Я сумел подтянуться на руках (помогли занятия гимнастикой) и перемахнуть через леера на мостик. Прижался к палубе мостика плашмя. Новая волна перехлестнула через меня, но я удержался. Затем я рывком прыгнул вниз на задраенный люк, ещё покрытый водой, и все нормально, спасся. С тех пор не только других заставлял пристёгиваться карабином, но и сам никогда больше не пренебрегал этим.
1961 год. Атлантический океан. ПЛ «Б-91» в автономном плавании. Старший помощник командира капитан 3 ранга Голованов на командирской вахте
Катастрофы
1961-й и 1962-й годы на Северном флоте были очень тяжёлыми из-за постигших флот катастроф. 27 января 1961 года ПЛ «С-80» с экипажем ПЛ «С-164», проходившим стажировку, бесследно исчезла в Баренцевом море при отработке задач боевой подготовки. Командиром ПЛ «С-80» был капитан 3 ранга А.Д.Ситарчик, а командиром экипажа ПЛ С-164 капитан 3 ранга В.А.Николаев.
Узнав об этом, я содрогнулся. Совсем недавно я был старпомом на ПЛ «С-164» и готовил экипаж к этой стажировке. Правда, офицеры, с которыми я служил, уже все поменялись. Да и среди личного состава были большие перемены. Но от этого было не легче. Обстановка в Полярном была гнетущая. От бесчисленных комиссий и проверок нормальная служба была нарушена. Только через восемь лет случайно по информации рыбаков обнаружили на траверзе мыса Териберка на глубине 200 метров затонувшую подводную лодку. Это была ПЛ «С-80».
Когда лодку подняли, было установлено, что она затонула из-за обмерзания поплавкового клапана воздушной шахты РДП. Клапан своевременно не закрылся, когда боцман не удержал перископную глубину на большой волне, и лодка стала погружаться. Вахтенный инженер-механик дал команду: «Закрыть воздушную!», а вахтенный трюмный центрального поста перепутал манипуляторы, так как они все стояли в ряд, поблескивая никелировкой. Вместо манипулятора воздушной шахты РДП он нажал на манипулятор подъёма антенны ВАН. Вода под забортным давлением хлынула в пятый отсек, где моряки пытались вручную закрыть воздушную захлопку. Они не смогли преодолеть напора воды, хотя приложили сверхусилия так, что не выдержал и деформировался шток маховика. Продуть главный балласт не успели. Приняв воду в пятый отсек, лодка мгновенно упала на грунт и заполнилась водой. Погибло 68 человек. После этого случая манипулятор захлопки воздушной шахты РДП был установлен отдельно и покрашен в красный цвет. Были внесены изменения в инструкции. Воистину, корабельные инструкции написаны кровью.
Не прошло и года со дня исчезновения ПЛ «С-80», как взорвались торпеды на ПЛ «Б-37». Командир ПЛ капитан 2 ранга А.С.Бегеба. 11 января 1962 года ПЛ «Б-37» проекта 641 стояла у шестого причала первым корпусом. Утром во время проворачивания механизмов в первом отсеке начался пожар. Предположительно, загорелась регенерация. Затем взорвались двенадцать стеллажных торпед. Первый и второй отсеки оказались оторванными.
Обломки подводной лодки и различные устройства (баллоны, трубопроводы, крышки торпедных аппаратов) разлетелись в радиусе 800 метров. Якорь улетел на гору, перелетев казарму «Помни войну» и упал около офицерской гостиницы «Золотая вошь». Один из баллонов ВВД, ёмкостью 410 литров, улетел к озеру за ресторан «Ягодка», где обычно зимой заливали каток, и так далее. В домах Полярного вылетели стёкла и погас свет. Перепуганные люди стояли на сопках и смотрели на подплав. Многие думали, что началась война.
Рядом с ПЛ «Б-37» была ошвартована ПЛ «С-350» (командир ПЛ капитан 2 ранга Абрамов), за день до этой катастрофы прибывшая из дока и не загруженная торпедным боезапасом. У неё тоже оторвало первый и второй отсеки, но пожара не было. В центральном посту успели задраить люк во второй отсек и рубочные люки. Оставшаяся часть лодки сохранила герметичность, поэтому спасся весь личный состав в сохранившихся отсеках.
В это время я был старшим помощником командира ПЛ «Б-91». Мы стояли у второго причала с запада. На корабле производилось проворачивание механизмов в электрическую, гидравликой и воздухом. Я находился на мостике. Только что были пущены два дизеля на прогрев. Было темно. Полярная ночь. В 8.25 раздался страшной силы взрыв. Я подумал, что у нас либо рванул баллон ВВД в корме, либо дизель. Начал осматриваться. В корме всё нормально. Вдруг почувствовал запах тротила в воздухе и услышал крики и сильные стоны со стороны шестого причала. Затем послышались какие-то удары по корпусу лодки и она стала крениться на правый борт. Мигом слетел с подножки мостика, чтобы захлопнуть верхний рубочный люк, и крикнул вниз: «Стоп дизеля!». Рядом со мной упал какой-то металлический осколок. Люк не стал закрывать, так как крен прекратился, сверху ничего больше не падает, дизеля остановлены. Стало тихо, и в тишине раздаются стоны и какой-то мощный гул со стороны шестого причала. Я снова взлетел на подножку мостика, чтобы понять, что происходит.
В центральном посту появилась фигура командира ПЛ капитана 2 ранга Кудрова. Я пригласил его на мостик. Пока он поднимался, я разглядел, что ПЛ «С-350» начала резко дифферентоваться на нос. Рубка почти полностью ушла под воду, а корма поднялась над водой. ПЛ «Б-37» стояла нормально на плаву, но из газовой шахты РДП («гусака») било сильное пламя, сопровождаемое мощным гулом. Чувствовалось, что внутри ПЛ бушевал пожар. Командир поднялся на мостик. Стали вдвоём смотреть, чтобы разобраться в обстановке. Стало ясно, что произошёл пожар и взрыв, но каковы их масштабы? Прекратили проворачивание и начали готовить аварийные партии.
Из дивизии ОВРа пришли три МПК и начали поливать «Б-37» из шлангов. Как только из гусака РДП показывалось пламя, МПК отрабатывали задним ходом, а потом вновь подходили ближе к ПЛ. Так несколько раз. Через 3-5 минут после взрыва ПЛ «Б-37» также резко сдифферентовалась на нос. Пламя из «гусака» РДП прекратилось. Над верхним рубочным люком при погружении носовой части был фонтан воды от выходящего воздуха. Значит, люки не были задраены.
Далее рассказываю о событиях не из личных наблюдений, а по итогам случившегося. Через какое-то время снаружи открыли люк седьмого отсека ПЛ «Б-37» и успели вытащить двух человек. Но воздушная подушка стравилась, и лодка полностью ушла под воду, легла на грунт у причала. На ПЛ «С-350» сохранившиеся отсеки были герметичны, поэтому она оставалась на плаву. Пожара на ПЛ не было. Через люк седьмого отсека в лодку прибыл командир. Выровняли дифферент. Уцелевший личный состав вывели из подводной лодки.
Всего погибли 112 человек с двух подводных лодок и из числа находившихся в это время на шестом причале. На нашей ПЛ осколками были пробиты две цистерны главного балласта с правого борта и сорвано леерное ограждение в корме. На обеих подводных лодках во время проворачивания механизмов отсутствовали командиры ПЛ. После этого было введено требование командирам обязательно находиться на лодках во время осмотров и проверок механизмов.
Дня через два я дежурил по своей бригаде и ночью проверял подводные лодки. Проходя в три часа ночи по шестому причалу, на который никого не допускали, кроме вахты и дежурных, наблюдал такую картину. Был отлив, и части рубки ПЛ «Б-37» торчали над водой. Место было освещено прожектором. На ПЛ под водой работали водолазы. Уже отрезали разрушенные первый и второй отсеки. На причале сидел на стуле Главком ВМФ адмирал флота СССР С.Г.Горшков. Рядом стояли несколько офицеров. О чём-то они разговаривали. Я на минуту задержался и увидел, как в районе рубочного люка показался дельфин. Я пошёл дальше, так как находиться здесь было нельзя.
Надо же, как бывает в жизни: недавно мы со старпомом ПЛ «Б-37» и с жёнами отдыхали в Сочи в санатории «Аврора». А сейчас от капитан-лейтенанта Симоняна ничего не осталось. Нашли только его часы в разрушенном причале. Недавно я встречался с бывшим командиром ПЛ «Б-37» капитаном 2 ранга Бегебой. Он мне поведал, что много лет после катастрофы не мог спокойно спать. Теперь вспоминает реже и не так остро. Время лечит – хороший доктор.
Сегодня - 2 июня - 9-й день ухода в последнюю автономку нашего брата-подгота Эрика Викторовича Голованова. Он покинул нас 25 мая 2018 года.
Во 2-й книге сборника воспоминаний опубликованы воспоминания Эрика, которые в память о нашем друге здесь помещаем.
Голованов Эрик Викторович происходит из старинной и разветвлённой фамилии Рулле. В XIX веке и начале XX века в Санкт-Петербурге жили несколько знаменитых людей с этой фамилией, вошедших в известный справочник «Весь Петербург». Среди них были юристы, врачи, инженеры и финансисты. В курсантские годы Эрику пришлось заменить эту фамилию. Однако, унаследованные от предков прекрасные человеческие качества проявились в нём в полной мере. Он честно и добросовестно отслужил полную офицерскую службу на Северном флоте в самых тяжёлых условиях, будучи последовательно командиром нескольких подводных лодок, руководителем разведки и заместителем начальника штаба эскадры подводных лодок. Его воспоминания наполнены оптимизмом и жизнелюбием, как будто жизнь у него проходила гладко, и не было никаких тягот службы.
Эрик Голованов
Тридцать три года на Северном флоте
Экскурс в прошлое
О предках
Я, Голованов (Рулле) Эрик Викторович, родился 3 октября 1931 года в Ленинграде в доме бывшего до революции Английского клуба на Дворцовой набережной рядом с нынешним Домом ученых. Дом был четырёхэтажный, проходной двор выходил на улицу Халтурина (ныне Миллионная). На первых двух этажах располагались залы для гостей, а на последующих подсобные помещения и жильё работников. До второго этажа поднималась парадная мраморная лестница со статуями, вход на третий и четвёртыё этажи был только со двора.
Мой дед со стороны матери, Голованов Георгий Яковлевич, после революции вылез с семьей из подвалов и занял на первом этаже один из залов площадью в 120 квадратных метров, разделенный пополам перегородкой. На кухне жил дед, а вся остальная семья в зале. В зале нас жило 10 человек. Кровати отгораживались ширмами. Окна выходили прямо на Неву и на шпиль Петропавловской крепости. Мне запомнились красивый мраморный камин, на котором стояли бронзовые итальянские часы, в нише большой комод с двумя серебряными вёдрами. Когда приходили гости, бабушка в них делала мороженое. Паркет был настолько скользкий, что приходилось учиться по нему ходить, особенно приходящим в гости.
Дед был довольно примечательным человеком. Во время 1-й мировой войны под Краковом взял в плен пятерых австрийцев, за что был награжден орденом Святого Георгия, то есть он был Георгиевским кавалером. Об этом боевом эпизоде он часто с юмором рассказывал примерно так. Служил солдатом в пехоте. Воевал в Польше под Краковом. Батальон цепью продвигался в штыковую атаку против австрийцев. Противник встретил сильным пулемётно-артиллерийским огнём. Батальон стал нести потери. Дед бежал недалеко от своего ротного командира по капустному полю.
– Вижу, рассказывает дед, ротный упал на землю и пополз между кочанов капусты. Я тоже бросился на землю и пополз по-пластунски. Полз долго, и вдруг почувствовал, что куда-то проваливаюсь. Оказалось, я упал в траншею противника. Смотрю, – пять австрийских солдат с оружием. Я так испугался, что быстро вскочил и вскинул на изготовку свою трёхлинейку. А эти пятеро австрияков от внезапности моего появления побросали оружие и подняли руки вверх. Так я неожиданно взял в плен пятерых солдат противника, за что был награждён Георгиевским крестом.
А перед второй мировой войной в возрасте 72-х лет дед работал в парикмахерской в раздевалке. Каждый день выпивал по шкалику водки (бутылочка в 100 граммов). Он даже снялся в художественном фильме, сыграв американского безработного. Когда началась война, он все «хорохорился», что били немцев в первую мировую и сейчас разобьем. В сентябре 1941 года в наш дом попала бомба, и дед погиб. Второй дед, по линии отца, Рулле Эдгард Иванович, был почетным гражданином Санкт-Петербурга, титулярным советником, работал в управлении Гострудсберкасс России. Во время революции куда-то исчез. Я его никогда не видел.
Родители и довоенное детство
Отец, Рулле Виктор Эдгардович, работал старшим конструктором на судостроительном заводе имени Марти, проектировал и строил торпедные катера. В 1937 году, когда мы с бабушкой были на даче на озере Селигер, приехала в слезах мама. Она рассказала, что при испытаниях торпедного катера в районе Толбухина маяка, катер выскочил на камни. Испытатели вплавь добрались до маяка. Отец простудился, заболел крупозным воспалением легких и скончался.
Об отце у меня остались всего три воспоминания. Первое, как мы с ним однажды прокатились на теплоходе до Шлиссельбурга и обратно. Второе, когда я стоял на подоконнике и смотрел, как проходил торпедный катер по Неве, а отец мне махал, стоя на борту, белым шарфом. Подоконник я очень любил. Окно было громадное, и я всегда смотрел, как на праздники приходили боевые корабли, а затем стояли с флагами расцвечивания на бочках. Перед окнами проходила пехота, кавалерия и бронетехника, возвращаясь после парада с площади Урицкого (Дворцовой). Третье воспоминание об отце связано с посещением вместе с отцом и мамой в качестве гостей квартиры друга отца – Берга Акселя Ивановича, будущего академика и адмирала.
Мои родители Зоя Георгиевна и Виктор Эдгардович. Снимок сделан весной 1937 года
Аксель Иванович демонстрировал нам в комнате радиоуправляемый самолёт, моноплан – истребитель. В самолёте сидел плюшевый медведь с пристёгнутым парашютом. Самолёт разбежался по паркету и поднялся в воздух, сделал несколько кругов и какие-то фигуры пилотажа. Затем он сделал «мёртвую петлю» и «приземлился». Во время «мёртвой петли» медведь выпал из самолёта и спустился на паркет на парашюте. Все были удивлены и восхищены увиденным. Итак, мы остались с мамой без отца. Мама, Рулле (Голованова) Зоя Георгиевна, работала бухгалтером на заводе.
Из довоенных воспоминаний сохранились отдельные отрывки: игры во дворе с ребятами в казаки-разбойники, чапаевцев, испанцев (все ребята носили испанские шапочки), в наших военных. Мне почему-то вначале хотелось быть танкистом, а потом летчиком. Отдыхали каждое лето с бабушкой на даче, снимали комнату то в Сиверской, то в Войсковицах, то под Лугой или на Селигере. Быстро как-то проскочила финская кампания: светомаскировка, машины с затемненными фарами. За год до поступления в школу я всю зиму ходил заниматься в Дом художественного воспитания детей (ДХВД), размещавшийся в здании Ленинградской Капеллы. Там нас обучали основам декламации, рисованию, лепке, дирижированию, игре на музыкальных инструментах. Было очень интересно.
Ленинград, Кировские острова, ЦПКО 27 июня 1940 года
Начало войны
Отечественную войну я встретил на даче под Гатчиной после окончания второго класса. Там был крупный аэродром. Через несколько дней после объявления войны, немцы нанесли бомбовый удар по аэродрому. Это происходило на моих глазах. Было ясное июньское утро. Я сидел на лавочке перед домом и читал роман «Человек-амфибия». Вдруг началась стрельба из зениток и взрывы бомб. «Юнкерсы» под прикрытием «Мессершмиттов» зашли со стороны солнца и начали бомбить аэродром. На аэродроме было два стеклянных ангара для дирижаблей. Последнее время в них стояли самолеты, но за два-три дня до налета их оттуда, к счастью, вывели. Обычно, когда всходило солнце, эти ангары полыхали как изумрудные замки. Прямыми попаданиями они были уничтожены.
Интересно было наблюдать за воздушным боем. По голубому небу проходили белые трассы от выстрелов. Я видел как были сбиты три немецких и три наших самолета. Один наш сбитый ЯК упал за деревней, летчик спустился на парашюте весь обгоревший. Он отводил горящий истребитель от нашей деревни. Мы все побежали к сбитому самолету, крича: «Немец, немец». Но когда подбежали, увидели на крыле нашу звездочку.
Немцы разбомбили железную дорогу у Гатчины, и все дачники потянулись пешком восемь километров до Мариенбурга, откуда уехали в Ленинград. Мы хотели через несколько дней съездить на дачу за огурцами, но немцы высадили десант и заняли этот район. Немцы быстро приближались к Ленинграду, активно используя воздушные десанты. Нас, школьников, собирали с вещами, организовывали отряды и с преподавателями пытались вывести пешком из города, пока его еще не окружили. Мы двинулись в район Луги, но попали под воздушный десант. Часть детей попала в плен. Мне удалось убежать и вернуться в город. Затем начались будни и мучения блокады, о которых тяжело вспоминать.
В эвакуации
В марте 1942 года нас с мамой и бабушкой эвакуировали в Удмуртскую АССР. Вторая бабушка Рулле Евгения Викторовна (мать отца) умерла от голода в блокаду. Первое впечатление от эвакуации: когда доехали до города Кирова и увидели его освещенным, поняли, что теперь мы в безопасности. Приехали в город Глазов. Местные жители нас почему-то называли не эвакуированные, а «ковыренные». В деревню нас отправляли на санях с сеном и тулупами. Мороз -43 градуса. Места там очень красивые, большие сопки, покрытые лесом, поля, полноводные речки. В эвакуации я учился в школе и работал на лесозаготовках, на комбайне, научился жать, косить и даже вязать крючком и на спицах. Помогал бабушке вязать носки и трехпалые перчатки бойцам на фронт. Два месяца прожил в детдоме. Любимое лакомство было – натереть чесноком корочку хлеба (как колбаса), или краюха черного хлеба с молоком, или замороженным луком. Лук на морозе становился фиолетового цвета и сладкий.
Возвращение в любимый город. Победа
В мае 1944 года вернулись в Ленинград, а в конце 1944 года меня на год раньше, чем по уставу, Выборгский район ВЛКСМ принял в комсомол. Это была большая радость. В шестом классе 120-й средней школы, где я учился, меня избрали группкомсоргом, и началась интересная работа. Как и все мальчишки в районе Лесотехнической академии, я увлекался коллекционированием немецких и наших ракет, патронов, винтовок, автоматов и другого оружия. У нас был даже ручной пулемет. Все это стреляло в парке Лесотехнической академии. Затем, после Победы, все оружие утопили в прудах. Это все делалось нелегально.
А вот легально мы проходили курс бойца после уроков. Мы гордились тем, что у нас были удостоверения о прохождении теории и практических стрельб. В удостоверении на титульном листе было написано «Ленинград – город-фронт, каждый ленинградец – боец». Правда, нас допустили к использованию только винтовки, автомата и ручного пулемета. Мы подошли к практическим стрельбам из станкового пулемета, когда занятия прекратились. Сказали, что мальчишки уже не нужны, скоро Победа. И вот она пришла. Сколько ликования было 9 мая 1945 года на площади Урицкого. А какой салют! Он мне запомнился на всю жизнь.
Летом 1945 года в Ленинград вошли войска с фронта. Они шли по Невскому проспекту от площади Урицкого и затем поворачивали на Литейный к Неве. Мы с ребятами стояли на углу Невского и Литейного. Погода была солнечная, жаркая. Бойцы шли с полной боевой выкладкой, со знаменами и оркестрами, при орденах и медалях. Народу на улицах было множество. Все ликовали. Люди подавали бойцам воду, а может и еще что. По лицам бойцов текли ручьи, конечно, не от слез, а от жары. В 1945 году нам на троих (мама, бабушка и я) дали шестиметровую комнату на Моховой рядом с ТЮЗом. Меня перевели в 199-ю школу на площади Искусств, где я закончил 7-й и 8-й классы.
Освоение флотских наук
Я стал подготом
В 7-м классе я учился вместе с Лешей Гаккелем. Он ушел в 1946 году в Ленинградское военно-морское подготовительное училище. Через год по его стопам пошел и я. Так я стал подготом, а через некоторое время даже и старшиной класса. Учился я хорошо, но никакой медали не получил, так как по русскому языку имел четвёрку, а по всем остальным предметам пятёрки. В сочинении сделал ошибку: «Арина Родионовна…» (няня Пушкина) и «Орина – мать солдатская» (Некрасов), а я в обоих случаях написал букву «А». Учеба в Подготии протекала очень интересно. Из нас, разношерстных мальчишек, формировали будущих образованных и культурных военно-морских офицеров. Были замечательные преподаватели, офицеры и старшины рот, прошедшие войну и познавшие, почём фунт лиха. Всю свою душу они отдавали нам.
Нашим кумиром всегда был командир курса Иван Сергеевич Щеголев. Это был замечательный во всех отношениях человек. Его почитание и дружбу с ним мы пронесли до самой его смерти. Память о нём сохраним навсегда. Ярким воспоминанием о времени в подготии у меня остались практические плавания на шхунах «Учеба» и «Надежда». Наш класс был на «Учебе». Какая прелесть лететь под парусами! Всегда появлялось возвышенное чувство, когда раздавалась с мостика в мегафон команда: – На фалах и нералах, … на топсель фалах и оттяжках … Паруса поднять! У «Учебы» три мачты, на каждой из которых расписано по классу (порядка 25 человек). Мы все тянули снасти из всех сил, и шхуна расцвечивалась парусами. Наступала тишина, стремительный бег корабля и плеск воды за бортом.
Подготовка к занятиям в кубрике (бывшем грузовом трюме) шхуны «Учёба»
Запомнилось первое морское крещение. Мы шли в Выборг, погода стояла солнечная, но ветряная. На траверзе Кронштадта началась качка. Мы только пообедали, на первое был суп с макаронами. Через некоторое время ребята стали бегать в гальюн. Мы с друзьями, Вовой Лаврентьевым и Вилей Сазоновым, забрались под шлюпку и переносили мужественно качку. Наступило время ужина, никто не притронулся к еде, даже не разбирали бачки. А «Учеба» белой чайкой шла в Транзунд. Мы пошли в гальюн по нужде. Придя туда, увидели висящие макароны и, конечно, наши желудки не выдержали. Все трое траванули. Затем ветер стих. «Учеба» часов в 9 вечера встала на якорь на рейде Транзунда. Вот тут и проснулся аппетит. Мы с жадностью уминали холодную гречневую кашу, оставшуюся от ужина. Да, море есть море! Хотя мы-то были всего лишь в «Маркизовой луже» (Финском заливе).
Летняя практика 1948 года. Володя Лентовский и Эрик Рулле драят палубу песочком на шхуне «Учёба»
На следующий день мы ошвартовались у причала города Выборга. В городе было очень чисто, своеобразные готические здания. Достопримечательностью был трамвай, у которого было посредине зубчатое колесо и третий рельс. При помощи этого зубчатого колеса он спокойно забирался в гору и спускался с неё по Крепостной улице. Сорок лет спустя я купил садовый участок под Выборгом. Ко мне в гости приезжал из Севастополя Муня Кириллов с женой. Мы были у меня на даче и решили пройти по Выборгу, вспомнить былые времена. Разыскали памятник Петру I и пушку с ядрами. А трамвай там давно не ходит и рельсы сняты.
В высшем училище было интересно
После окончания Подготии я хотел идти в Дзержинку на кораблестроительный факультет по стопам отца, но меня пригласил на беседу начальник училища капитан 1 ранга Никитин Борис Викторович и уговорил остаться в нашем чаде, так как ЛВМПУ было преобразовано в 1-е Балтийское Высшее военно-морское училище. Я согласился и стал первобалтийцем. С удвоенным усердием стал «грызть гранит наук».
1949 год, 333 класс. Помощником командира взвода у нас был курсант старшего курса Аркадий Агафонов
Со временем стал вновь старшиной класса, старшиной 1 статьи, членом бюро ротной комсомольской организации. Участвовал в художественной самодеятельности – пел в училищном хоре. Занимался в Эрмитаже изучением живописи, посещая вместе с группой однокашников лекции искусствоведов. Часто бывал в театрах и на различных выставках. В общем, жизнь била ключом, времени не хватало. Но зато, как было интересно всё познавать!
Вместе с Владиленом Лаврентьевым увлечённо занимаемся на самоподготовке
Любил заниматься спортом. Увлекался гимнастикой и стрельбой. Получил спортивные разряды, участвовал в соревнованиях. Вместе с Вилей Сазоновым входил в сборную училища по спортивной гимнастике. Кстати, последний раз в соревнованиях я участвовал в 1958 году уже будучи капитан-лейтенантом и старпомом ПЛ «С-45», когда она перешла с Новой Земли в Ленинград и стояла в ремонте на Адмиралтейском заводе, бывшем заводе имени Марти, где до войны работал старшим мастером-конструктором мой отец. Так пересеклись запутанные дороги отца и сына. В Кронштадте проводились соревнования по офицерскому многоборью: лыжи, гимнастика, баскетбол и стрельба. Участвовало пять команд: Леининград 1 (это мы из Ленинградской бригады ПЛ – шесть человек), Ленинград 2 – КУОПП, Кронштадт 1 (надводники), Кронштадт 2 (подводники) и Ломоносов. Наша команда заняла 1-е место, мы завоевали и привезли кубок в бригаду ПЛ. Через шесть лет в 1964 году, будучи командиром ПЛ, я принимал новую ПЛ «Б-103» 641 проекта на Судомехе. Команда жила в бригаде ПЛ на улице Римского-Корсакова. В праздник 7 ноября я с личным составом подводной лодки был в комнате боевой славы, и вдруг слышу разговор моряков: «Смотрите, наш кэп!». Я подошел к стенду и увидел фотографию, на которой наша команда из шести человек в спортивной форме и с кубком. Рты «до ушей». Так закончилась моя жизнь в «большом спорте».
Хвала наставникам
Преподаватели у нас были прекрасные. Как не вспомнить начальника кафедры навигации капитана 1 ранга Новицкого. Это был интеллигент до последнего мизинца. На кафедре военно-морской истории капитан 1 ранга Гельфонд увлекал изложением великих побед флота России. А военно-морскую географию нам читал душа-человек капитан 1 ранга Павел Григорьевич Сутягин. Это известный разведчик Северного флота в период Отечественной войны, который работал в Норвегии и явился прототипом главного героя романа «Память сердца».
Судьба сложилась так, что уже будучи командиром ПЛ, я побывал у Павла Григорьевича дома и на даче. Он был заведующим кафедрой экономической географии Педагогического института имени Герцена. Кроме преподавательской деятельности, он вел большую научно-просветительскую работу, являясь членом Президиума Географического общества СССР. В одном из фотоальбомов, которые он мне показывал, был уникальный снимок периода войны: «Малютка» стоит у стационарного пирса в Полярном. На носовой надстройке два капитан-лейтенанта. Один – командир «малютки» Герой Советского Союза Израиль Ильич Фисанович, второй – замечательный разведчик Павел Григорьевич Сутягин. Этот снимок сделан перед выходом на очередную высадку разведывательной группы в Норвегии.
Кстати, моя старшая дочь Елена училась у него на географическом факультете. И когда я через много лет пришел в институт (теперь уже Университет) в архив за выпиской для нее и упомянул фамилию Сутягина, сотрудники архива наперебой стали рассказывать мне, какой он замечательный человек. Часто вспоминаю, как хороша была наша англичанка – несравненная «комрад тыча» Идея Кузьминична, в которую был влюблен весь наш класс и многие, многие другие.
Первая практика на боевых кораблях
Красочной и запоминающейся была летняя практика после первого курса, которая проходила на Черноморском флоте. Мы ездили в Севастополь в товарных вагонах (теплушках). Сначала мой класс располагался на линкоре “Севастополь”, затем на крейсере “Молотов”. Находясь на ЛК “Севастополь”, участвовали в крупных учениях Черноморского флота совместно с войсками Закавказского военного округа. Я был расписан в это время сигнальщиком на сигнальном мостике фок-мачты. Все было видно прекрасно.
На линкоре находился командующий округом и командующий флотом. Эскадра «красных» была большая: ЛК «Севастополь», несколько крейсеров, много эсминцев и СКРов. Со стороны «синих» выступал ЛК “Новороссийск” с кораблями ордера. Участвовали подводные лодки и авиация. ЛК “Севастополь” на этом учении отличился. Первую стрельбу противозенитным калибром он выполнил на «отлично»: прямое попадание в буксируемый конус с первого залпа. Затем также на «отлично» выполнена и вторая стрельба противоминным калибром. Тоже с первого залпа попадание в радиоуправляемый торпедный катер. Третья стрельба проводилась главным калибром в районе мыса Чауда загоризонтно по берегу при наведении корректирующих постов. Оценка «отлично» за накрытие цели с первого залпа. Удивительный результат!
Во время этой стрельбы произошел пикантный случай. Сигнальный мостик расположен над ГКП и ходовым мостиком. Все начальство находилось на ходовом мостике, а нам сверху все видно и слышно. Перед самой стрельбой флагманский артиллерист предложил командованию перейти на противоположенный борт и заткнуть уши ватой. Все перешли на правую часть мостика, так как стрельба проводилась носовой башней, развёрнутой в сторону левого борта. Командующий округом ответил: «У нас гаубицы стреляют еще громче», и остался на левом крыле мостика. На голове у него была одета генеральская папаха. После залпа на башне лопнули «штаны» (брезент между орудиями), а у генерала сорвало папаху, и она упала в море. Мы на «сигналке» втихую посмеивались и между собой говорили: «Знай наших».
Август 1950 года. Практика на Черноморском флоте. Первое увольнение в Севастополь. Слева направо: Гойер, Богатырёв, Поляк, Гольденберг, Келлер, Лобач, Лаврентьев
За отличное выполнение стрельб линкору “Севастополь” было приказано возвращаться в базу с оркестром (было такое поощрение). Комфлота и все остальное начальство перенесли свои флаги на крейсер “Фрунзе” и продолжали участие в учениях, а мы с тремя эсминцами в охранении двинулись в Севастополь. Был солнечный день. На набережной много народу. Линкор на хорошем ходу вошел на внутренний рейд и буквально через 10 минут уже стоял на бочках. Действия швартовных команд были отработаны до автоматизма. Командир линкора капитан 1 ранга Уваров уверенно управлял кораблём. В это время личный состав был построен на верхней палубе, а на шкафуте стоял оркестр и играл марши и другую музыку. Зрелище незабываемое!
Через несколько лет на этих бочках стоял, подорвался и затонул линкор “Новороссийск”. Далее мы практиковались в штурманском деле на учебном корабле “Волга”, бывшем испанском пароходе “Хуан Себастьян Элькано”, привезшем в СССР детей республиканской Испании, да так и оставшемся у нас. На всю жизнь остался в памяти штурманский поход вдоль всего Кавказского побережья до Батуми и обратно. Было много различных впечатлений. Я впервые был на юге.
Порт Батуми, август 1950 года. Вдалеке видна наша «Волга»
Приключения в отпуске
Осенью, во время отпуска, мы с Женей Булыкиным совершили путешествие на Кавказ, куда уехали на лето его родители. Вначале мы несколько дней прожили в Москве, в квартире его бабушки. Впечатлений было масса. Уезжали из Москвы в Сочи, чуть не опоздав на поезд. Приехав в Сочи и не имея больших денег, мы чемоданчики оставили в камере хранения, а сами целыми днями валялись на пляже, купались, бродили по городу. Вечером, когда все из парка Ривьера уходили домой, мы с Женей осторожно, минуя милиционеров, проникали в парк и прекрасно спали в стоге свежего сена. Утром бежали на вокзал, брали чемоданчики, доставали из них туалетные принадлежности, умывались, и все повторялось заново.
Родители Жени отдыхали в санатории «Аврора» в . Когда наши финансы оказались почти на нуле, мы поехали в Хосту за подмогой. Поезд пришел ночью. Мы вышли и наткнулись на веселую группу людей. Они потащили нас с собой. Оказались туристы. В первом часу ночи мы, преодолев 607 ступенек, оказались на горе в туристическом лагере. Там нам выдали палатку «гималайку» на двух человек. Мы ее успешно разбили и зажили прекрасно. Питались в лагере, на маршруты не ходили, целыми днями пропадали на пляже, но ходили встречать приходящие с маршрутов группы туристов, так как им давали по кружке холодного компота, что и нам перепадало. А холодный компот в жару – это изумительно.
Так продолжалось дней пять. На шестой день вечером, имея в кармане 2 рубля 50 копеек, мы пошли в «Аврору». Но нам сказали, что родители Жени уехали на маяк в . Купив батоны, помидоры и взяв билеты на оставшиеся деньги, поехали в Пицунду. Когда вышли из поезда на полустанке (только мы одни) часа в два ночи, нас встретил пряный теплый воздух и пение цикад. У единственного служителя полустанка мы узнали, что нужно обратно проехать до следующей остановки, а поезд здесь остановится только через сутки. На наше счастье уходил маневровый паровоз. Мы бросились к нему. В окошке паровоза торчали два «кацо». Мы объяснили ситуацию и они сказали: «Садыс, паэхалы».
Мы были в белых форменках (форма №2) с чемоданчиками. Втиснулись между паровозом и тендером и поехали, как на такси. Молодцы – «кацо», чтобы нам не идти пешком от станции, остановились как раз на шоссейной дороге на Пицунду. А там нас подбросил грузовик. И мы попали в царство сосны третичного периода. Сосны страшно изогнутые, с длинными не колющимися иголками выделяли сильный смолистый аромат. Ночью при свете прожекторов, которые с двух мысов осматривали бухту Пицунда, казалось, что мы в каком-то сказочном царстве.
Узнав, что родители Жени остановились не на маяке, а в грузинской (на этом месте позднее был построен правительственный комплекс), мы пошли туда. Какова же была радость, когда мы встретились!
Женина бабушка, как сейчас помню, поджарила целую сковороду свежей рыбы, и мы ее всю сметали. Место там чудесное, вода чистейшая. Женин папа рассказал, что точно такое же место в районе Синопа в Турции. Однажды мы присутствовали в деревне Лидзава на проводах парня на флот. Поздно вечером был накрыт различными винами и яствами громадный стол на улице. Собрались все жители, пригласили и нас. Было очень шумно и весело. Провозглашались тосты, лилось вино и пение. Видели мы из-за деревьев и настоящую (не театральную) лезгинку. Парни с горящими глазами, подогретые “чачей", выделывали с кинжалами дикие пассы. А девушки танцевали очень спокойно и плавно, как в ансамбле «Березка». Разошлись далеко за полночь.
У хозяина дома было два буйвола. Как заправские ковбои, Женя и я купали буйволов. Совершили с одной парой из Москвы незабываемую поездку на озера Голубое и Рица. Забирались даже выше в горы на альпийские луга, покрытые цветущими маками с дурманящим запахом, от которого мы все заснули, но через 3-4 часа, к счастью, проснулись, а то бы нам пришел каюк. Посетили мы и развалины старинного храма.
Забегая вперёд, расскажу, что с Пицундой и этим храмом мы еще не раз встречались. После женитьбы в 1959 году, мы поехали в свадебное путешествие на юг. Я решил показать Эле красивейшие места, где мы были с Женей. Прокатились вдоль Кавказского побережья на теплоходах “Россия” и “Адмирал Нахимов”, останавливались на несколько дней в Сочи, Гаграх, Сухуми, Батуми, Тбилиси. Побывали на , посмотрели дачу Сталина (в тот год туда пускали), его знаменитую бильярдную из эвкалипта, высаженные им и другими членами политбюро рощицы различных деревьев, ну и, конечно, поехали в Пицунду. Но там уже той красоты и спокойствия не было.
Грузинскую деревушку переселили. Все пространство было обнесено высоким забором, где велось строительство правительственного комплекса. Посетили мы и храм, его потихоньку восстанавливали. Последний раз на Пицунде мы с Элей были в 1970-е годы. Отдыхали в санатории «Аврора». Решили вспомнить старое и пошли на «Комете» из Хосты на Пицунду. Море сильно штормило, и «Комета» опоздала с приходом из Сочи на полтора часа. Ее выпустили только благодаря делегации из ГДР. Но зато в Пицунде нам повезло. Вместе с этой делегацией мы посетили замечательные Пицундские комплексы отдыха и тот старый храм, который был восстановлен под концертный зал. Немцы установили там орган и заканчивали его настройку. И вот мы с немецкой делегацией первыми прослушали ряд произведений. Какое было прекрасное звучание! Такое, как в Домском соборе в Риге.
Практика на Северном флоте
После второго курса посмотрели северные моря: Баренцево, Белое и Карское. В Полярном мы побывали на американских больших охотниках – «бобиках» и тральщиках – «амиках». я прочитал, что из Америки к нам их отправлял командир отряда капитан 2 ранга Никитин Б.В.– впоследствии наш начальник училища.
На «амиках» мы совершили поход в Архангельск. Швартовались в Соломбале. Посмотрели старинный город. Побывали в гостях у Коли Попова, его родители жили в Соломбале. Я и еще несколько человек из моего класса на буксире поднялись вверх по Северной Двине. Красивая северная река. По обоим берегам дремучие леса. Вот в этих лесах находились склады с боеприпасами. Мы загрузили на буксир снаряды и на следующий день на отечественном тральщике – «стотоннике» выполнили стрельбы по буксируемому щиту.
Затем на трёх «амиках» вышли сопровождать караван судов с грузами в устье Оби и Енисея. На переходе проводили фактическое траление немецких мин, выставленных в районе острова Белый. Часть судов оставили в устье Оби. Два ТЩ пошли на остров Диксон, а мы на третьем тральщике с несколькими судами пошли к Енисею. Какие громадные реки! В устье Енисея не видно берегов. Несмотря на лето, там был лед. Суда встретил ледокол “И.Сталин” и повел их вверх по реке. Мы распрощались с ними залпами сигнальных ракет и тоже пошли к Диксону на ППР.
Остров был как лысая голова, голый камень с вершиной посередине. Все время лил дождь. Только начали ППР, как получили радио, что курсанты убывают с практики. Требуют нас срочно доставить в Полярный. С помощью личного состава двух других ТЩ ППР был проведен за три дня (работали круглосуточно), и мы ушли в Полярный. На переходе в районе Новой Земли попали в жесточайший шторм и были вынуждены отстаиваться у острова Вайгач в бухте Варнака. На ТЩ были приняты пассажиры с Диксона, в том числе несколько женщин. Так они чуть не умерли.
Своевременно в Полярный мы не успели, и нас ТЩ закинул прямо в Росту. Из Росты я вел свой класс пешком на вокзал в Мурманск почти всю дорогу бегом. Еле успели. Ребята нам уже положили сена в теплушку и мы разлеглись на нем. Поезд сразу двинулся в Ленинград. Между нахождением на «бобиках» и «амиках», мы были еще в губе Долгая Западная на торпедных катерах. Там были американские ТКА: “Хиггинсы”, “Восперы”, “Элько” и немецкий “Люрсен” (на мазуте давал 42 узла, имел четыре торпедных аппарата). Выходили на них в море. Сильно бьет о волну на хорошем ходу. С непривычки аж дух захватывает.
Я обратил внимание, что на всех довольно небольших американских кораблях очень комфортно: борта изнутри обшиты пробкой, имеется душ, зеркала. На «амиках» в кают-компании было пианино. На наших же больших охотниках этого нет. Похоже, как на бывшем немецком крейсере, названном у нас “Адмирал Макаров” (я на нем был). Для офицерского состава прекрасные условия, в кают-компании трап из красного дерева, а у матросов даже корпус в кубрике не обшит пробкой, он отпотевает и все время мокрый.
Неожиданные открытия и большие события
В роте было четыре взвода (они же – учебные классы). Старшинами классов были: в 1-м – Витя Бочаров, во 2-м – Алик Акатов, в 3-м – я, в 4-м – Дод Масловскй. Перед новым 1952 годом мне предложили вступить в партию. Я обрадовался и, придя домой в увольнение, рассказал об этом маме. Через день меня вызвал к себе начальник училища Борис Викторович Никитин. Он сказал мне, что к нему приходила моя мама и поведала, что мой отец в 1937 году был арестован органами НКВД, и где он находится, неизвестно. А я об этом ничего не знал, веря в то, что отец умер от воспаления лёгких, так как у мамы было свидетельство о смерти. Видимо, начались какие-то проверки. В партию меня не приняли, сняли с должности старшины класса, но из училища не отчислили.
В этот период из училища было отчислено несколько курсантов, у которых были репрессированы родители, но некоторые, в том числе и я, остались. Иван Сергеевич Щеголев говорил нам позднее, что большая заслуга бывшего Главкома ВМФ Н.Г.Кузнецова в том, что мы остались в училище. Посоветовали мне взять мамину фамилию – Голованов. Послали в Куйбышевский районный ЗАГС, где мне с извинениями (не ясно, за что?) выдали новое свидетельство о рождении.
Большое впечатление оставило участие в параде на Красной площади в мае 1952 года. Выезжали всем училищем. Жили в Лихоборах, а тренировки и питание было в Химках. Туда и обратно нас возили на голубых американских «фордах» с красными якорями на дверях машин. Во время парада на Мавзолее стоял И.В.Сталин и члены Политбюро ЦК. Прошли хорошо, твердо чеканя шаг по брусчатке.
После прохождения, нас привезли в Химки и построили. Прибыл Главком ВМФ Н.Г.Кузнецов. Он поблагодарил за отличное прохождение на параде и сказал, что когда мы прошли И.В.Сталин сказал: «Хорошо идут морячки, хорошо!». Также Главком объявил благодарность курсанту Джиму Паттерсону – это тот бывший маленький негритёнок, который снимался в кинофильме «Цирк». В конце 1950-х годов во время праздника кино мы с Элей, моей женой, были на стадионе имени С.М.Кирова на красочном представлении, и там Джим Паттерсон в форме военно-морского офицера помогал подниматься на сцену посредине стадиона народной артистке СССР Любови Орловой. По стадиону пронесся гром аплодисментов.
В 1952 году в училище произошла реорганизация: всех поделили на факультеты. Меня назначили на штурманский факультет. Мы распрощались с начальником училища Б.В.Никитиным и с нашим отцом-командиром И.С.Щеголевым. Начфаком к нам был назначен капитан 1 ранга Беккаревич, сухой и строгий служака. Курсанты его боялись и при виде его разбегались, чтобы не попасть под горячую руку, крича «Беккаревич, Беккаревич!». Однажды он построил факультет и задал риторический вопрос: «Товарищи курсанты, почему фамилия Беккаревич вызывает у вас бурную радость?». Знал бы он правду.
Начало четвёртого курса ознаменовалось важным событием: курсантов штурманского и минно-торпедного факультетов стали готовить на подводников. Нам ввели дополнительные дисциплины и увеличили количество часов обучения каждый день. Заниматься было очень интересно. Особенно мне нравилась торпедная стрельба. Её в специальном кабинете преподавал капитан 1 ранга Грищенко П.Д. – знаменитый Балтийский подводник. Вторым значимым событием была смерть Сталина. Ну, а третьим – это госэкзамены и получение званий мичманов.
Я – мичман, стажёр
Много впечатлений от стажировки. Нас направили в Севастополь на новые подводные лодки. Я стажировался на ПЛ проекта 613 вместе с Олегом Шаробурко. Командиром ПЛ был капитан 3 ранга Агафонов. Позднее, когда я был командиром ПЛ «Б-103» 641 проекта на Севере, какое-то время он был моим командиром бригады, капитаном 1 ранга.
Вначале все шло хорошо, а затем начались досадные невезения. Пошли мы с Олегом в гидрографию за картами. Получили карты и пособия, возвращаемся, а нашей подводной лодки нет. Была сыграна боевая тревога, и четыре лодки ушли из Севастополя в Балаклаву. Дело было к вечеру, мы решили переночевать на базе, а утром отправиться в Балаклаву, и никому не доложили. Приехали в Балаклаву и выясняется, что лодки только что ушли на рейдовый сбор к Судаку. Пришлось доложить командиру дивизии ПЛ. Нас послали изучать ПЛ XV серии и ждать оказии. Через два дня на рейд направился катер с почтой и мы на нем. Пришли, ошвартовались к плавбазе ПЛ, почту выгрузили, а мы потом незаметно поднялись по трапу к нашим ребятам узнать обстановку. Нам сказали, что нам с Олегом комбриг объявил по 10 суток ареста за опоздание. Ну что делать, пошли к комбригу докладывать.
Увидев нас, он отругал, но арест отменил, так как мы все же попали на рейд. Он сказал: «Сейчас подводные лодки будут по очереди подходить на помывку личного состава, ждите своей». Подошла наша. Мы доложили командиру. Он нас пожурил и сказал: «Будем стоять три часа, можете смотреть фильм на плавбазе». Мы и ушли. Идет в кубрике фильм, стало темно, и вдруг мы видим в открытый иллюминатор ходовой огонь лодки. Помчались на верхнюю палубу. Выскочили, а лодка уже отошла. Оказывается, усилился ветер, и лодки отогнали от борта плавбазы на якоря. Что делать?
Мы сильно загрустили. Но опять улыбнулось счастье. К двенадцати ночи подошла шлюпка с офицерами с эсминца, встала на бакштов, и все с нее сошли на плавбазу. Пришла дикая мысль – позаимствовать временно шлюпку. Часть наших ребят еще не спала. Незаметно, в темноте, мы проникли на шлюпку и ушли на ней в сторону ПЛ. К несчастью, наша оказалась самой крайней и пришлось лопатить 30 кабельтовых. Да еще торопиться, вдруг хватятся шлюпку, да еще ветер и волны разгулялись. Подошли к ПЛ. На вахте стоял командир БЧ-3 старший лейтенант Кумарцев. Он нас к борту не подпустил, сказал, что имеет приказание командира Шаробуркиных и Головановых на борт не пускать, даже если они чудом окажутся. Мы все же упросили Кумарцева доложить командиру. Он разбудил командира и доложил. Нас всемилостиво подпустили к борту. Утром в кают-компании за завтраком командир посмотрел на нас и ничего не сказал. Ребята наши потом рассказывали, что они успели вовремя. Только подошли к плавбазе и поднялись на нее, как буквально через несколько минут шлюпка ушла к эсминцу.
Сдали экзамены по практике и стажировка закончилась. На обратном пути мы с Олегом два дня пробыли у него дома в Москве. Увидел я и отца Олега. Бывший комбриг-кавалерист, чем-то похожий на Котовского. Мужчина огромного роста и звучного голоса. Он воевал вместе с Окой Ивановичем Городовиковым. (Описано в повести «Железный поток»). Показал нам именную шашку, которой был награжден в Гражданскую войну. Без происшествий прибыли в училище, где вскоре на торжественном построении нам были вручены лейтенантские погоны и кортики. Мне вручили диплом штурмана-подводника.
На службе Отечеству
Полноправный член экипажа
Итак – мы военно-морские офицеры. Я попросился служить на Север. Мое желание было удовлетворено, и я приказом министра обороны был назначен командиром рулевой группы ПЛ С-145. После отпуска, где мы блистали лейтенантским звездочками, я и Сережа Прен, убыли на Север по назначению. С большим трудом, в 23.00 добрались до Североморска: снежные заносы, полярная ночь. Куда деваться? Сережа вспомнил, что где-то живут знакомые. Разыскать этот деревянный дом на склоне горы стоило большого труда. Наконец, в час ночи нашли, разбудили хозяев и обрели покой.
Утром свежие как огурчики, прибыли в штаб Северного флота. Мое место оказалось занятым, и меня переназначили командиром рулевой группы на ПЛ «С-150». На следующий день прибыли в Полярный, представились командованию и началась наша служба. Сход на берег мне был запрещен до сдачи на самостоятельное управление группой. Офицеры корабля были замечательные люди. Они сами совершенствовались в изучении устройства ПЛ и своей специальности и помогали мне.
Корабль я изучал в основном со старшинами. Они подробно все показывали и объясняли. Верхом совершенства считалось абсолютное знание устройства ПЛ. Когда шли на обед в береговую столовую, а офицеры нашей лодки ходили всегда вместе, на переходе задавали друг другу различные вопросы по устройству ПЛ. Если кто-нибудь не мог правильно ответить, его дружески высмеивали, невзирая на ранги.
При стоянке в Росте в доке старпом капитан-лейтенант Калашников Ю.Н. одел всех офицеров и себя тоже в комбинезоны. Первый полез в цистерны, а за ним и все остальные. Все цистерны главного и вспомогательного балласта были изучены не только теоретически, но и практически. Старпом тянул всю береговую работу, командира мы почти не видели. Офицеры жили очень дружно в одной каюте в казарме «Помни войну». Все были холостяки, за исключением командира. Иногда вечерком баловались разбавленным медицинским спиртом. К этому я был допущен, но до сдачи зачетов мне не разрешалось сидеть в каюте за столом. По ночам корректировал карты и пособия на полу.
Мурманск-Роста 1954 год. Слева СПК Калашников Ю.Н., справа КРГ Голованов Э.В.
На корабль я прибыл 11 декабря 1953 года, а 31 декабря положил перед командиром листы с подписями на допуск к самостоятельному управлению рулевой группой и к дежурству по ПЛ. На Новый 1954 год я находился в кубрике с командой. В три часа уложил всех спать и помчался в ДОФ, успел застать новогодние торжества и даже потанцевать. А в шесть утра снова был с командой на подъеме. Итак, я стал полноправным членом экипажа. Часто выходили в море на боевую подготовку, готовились к переходу на ТОФ Северным морским путем. Весной к нам на должность командира торпедной группы назначили однокашника Леонарда (Арика) Алексеева. Меня вскоре назначили командиром БЧ-1-4 на строящуюся в Сормово ПЛ «С-200».
«Прогулка» по малому кругу
Подводные лодки «С-141», «С-145», «С-150» (все 613 проекта), «С-102» и «С-56» («Сталинцы») ушли на ТОФ без меня. А я после формирования и отработки экипажа убыл в Сормово за новой ПЛ. Осенью 1954 года мы вместе с ПЛ «С-200» в плавдоке спустились из Сормова по Волге и Каспию в Баку на достроечную базу. Там прошли заводские ходовые и государственные испытания. На ПЛ «С-200» нас было два однокашника: командир БЧ-2-3 Костя Кононов и я, командир БЧ-1-4. В то время платили квартирные и, начиная с командиров боевых частей, за вестового. При нахождении в Баку, мы с Костей шиковали. Все жили в казарме на Баилове (юго-западный район Баку), где базировалась подводная лодка, а мы за эти деньги снимали в городе комнату и жили в центре, как «белые люди». Хорошее было время. Недалеко от нашего дома был ресторан «Интурист», в котором мы часто бывали.
Мы очень любили нашу форму одежды и старались её улучшить: тужурки, кителя и брюки сшили по специальному заказу из дорогого и дефицитного контрабандного английского бостона. С его приобретением у нас с Костей произошёл забавный случай. В Баку был знаменитый рынок Кубинка, примерно такой же, как в Одессе Привоз. Там можно было купить всё, чего душа пожелает: от удостоверения Героя Советского Союза до новейшей автоматической артиллерийской установки В-11 подводной лодки. Костя и я попросили нашу библиотекаршу (азербайджанку) сводить нас на Кубинку, чтобы правильно выбрать и купить отрезы чёрного бостона на тужурки и брюки. В воскресенье втроём отправились на рынок. Спутница познакомила нас с симпатичными ребятами – студентами четвёртого курса Бакинского университета, которые зарабатывали на рынке перепродажей любого имущества. Она поговорила с ними на родном языке, и вскоре появился прекрасный трёхметровый отрез чёрного с блеском бостона. Я заплатил и взял его. Ребята пошли за вторым отрезом для Кости, но не смогли достать. Просили, чтобы Костя пришёл к ним завтра.
На следующий день я прихожу домой на обед, и Костя показывает свой отрез. Вглядевшись внимательно в оба отреза мы обнаруживаем, что у Кости отрез худшего качества и вместо трёх метров всего два метра шестьдесят сантиметров. Костя расстроился, но решил бороться за свои права. На следующий день он взял на лодке пистолет (пистолеты были в его заведовании) и в обеденный перерыв пошёл разыскивать своих обидчиков. Вечером он рассказал мне, что нашёл их и вернул им отрез. Они очень извинялись и обещали принести другой, взяв у Кости наш домашний адрес. Ещё через день в обед мы пришли домой и стали ждать этих парней. Через 15 минут пришли четыре студента, принесли прекрасный отрез, две бутылки коньяка, фрукты и конфеты. Когда совместно был выпит коньяк, инцидент был исчерпан. Все остались очень довольны друг другом.
На Каспии с нашей подводной лодкой произошёл курьёзный случай. Мы были в море, отрабатывали вторую курсовую задачу. Возвращаемся в базу и получаем радио: зайти за остров и находиться там в дрейфе четыре часа. Оказывается, в Баку шёл на корабле шах Ирана Реза Пехлеви, а мы не афишировали, что в Баку была сдаточная база подводных лодок.
Два однокашника служили на ПЛ «С-200»:Костя Кононов командиром БЧ-2-3, а Эрик Голованов командиром БЧ-1-4
Через четыре часа получаем добро выйти из-за укрытия и следовать в базу. Мы легли на Бакинские входные створы со смещением в десять кабельтовых, чтобы не мешать гражданским судам. Каково же было наше удивление, когда мы увидели, что рядом с нами по створам заходили в бухту пароход «Реза Пехлеви» и военный корабль Ирана. Не меньшее удивление мы наблюдали на лицах иранских моряков. Нам деваться уже было некуда. Пройдя некоторое время параллельными курсами, пароход и корабль обогнали нас, а мы, пропустив их, повернули влево и пошли к причалу Баилова.
Какой прекрасный город Баку! Какая красивая архитектура и сколько древних достопримечательностей! Мы там были с декабря 1954 года по апрель 1955 года. Мне снова удалось побывать в Баку в 1987 году. Мы с женой собирались в Кисловодск в санаторий и узнали, что в Баку заболел Алик Акатов. Альберт был тогда начальником Бакинского высшего военно-морского училища. Полетели по маршруту Минеральные Воды – Баку – Ленинград – Мурманск. После санатория пять дней провели вместе очень хорошо. Алик познакомил меня со своим хозяйством. Училище большое, оснащенное современной техникой.
1955 год. Перегон двух подводных лодок 613 проекта по Волге из Баку на Север
В июне 1955 года ПЛ «С-200» прибыла в Полярный, пройдя интересный путь по Волге, Мариинской системе, Онежскому озеру, Беломорско-Балтийскому каналу. Было очень много впечатлений. По Волге до Вознесения нас тянули буксиры, от Вознесенья до Повенца (Онежское озеро) шли своим ходом. В озере чистая вода, и мы заполнили питьевые цистерны. Затем от Повенца до Беломорска двигались на понтонах и в плавдоке. А от Беломорска до Полярного снова шли своим ходом.
Вновь на Севере
Итак, опять родная база и родная казарма. Ввели ПЛ в 1-ю линию. В октябре 1955 года меня назначили помощником командира на своей же лодке. Интересно, ведь имя Эрик довольно редкое, а у нас на ПЛ было два Эрика: я и еще командир БЧ-5 старший лейтенант Зенкевич Эрик (Эрлен Фомич), впоследствии ставший заместителем командующего 3-й флотилии ПЛ по ЭМЧ и контр-адмиралом. 1956 год прошел в отработке полного курса задач боевой подготовки. Плавали очень много. Я получил старшего лейтенанта.
Я написал письмо Председателю Президиума Верховного Совета СССР К.Е.Ворошилову с просьбой сообщить, где мой отец. В ответе значилось, что он посмертно реабилитирован. Но документов я не видел. Об этом мне сказал наш старпом В.П.Рыков (впоследствии Герой Социалистического труда), когда я вернулся из отпуска. Ответ вскрыли без меня и куда-то затеряли.
Начало 1957 года ознаменовалось тремя важными событиями: – в феврале меня назначили старшим помощником командира ПЛ «С-45»; – в марте приняли в партию (правда, партийный билет вручили лишь в мае, видимо, проверяли насчет отца); – в мае я получил диплом с отличием об окончании вечернего университета марксизма-ленинизма.
Одной из бригад подводных лодок в Полярном командовал Герой Советского Союза капитан 1 ранга Н.А.Лунин. В 1957 году он привёл с Чёрного моря на Север три подводные лодки 613 проекта. Мы их встречали. В Полярном черноморские командиры лодок не могли пришвартоваться к причалу из-за незнакомого им отливного течения, которое относило их от причала. Швартовы подавали по несколько раз, а потом с трудом подтягивали лодку шпилями, которыми мы никогда не пользовались.
Участие в испытаниях ядерного оружия
В июне 1957 года в Полярном был сформирован дивизион из трёх подводных лодок 613 проекта с местом постоянного базирования на Новой Земле. В него вошли: ПЛ «С-44» (командир капитан-лейтенант Бочаров), ПЛ «С-45» (командир капитан 3 ранга Белый) и ПЛ «С-142» (командир капитан 3 ранга Никонов). Командиром дивизиона был назначен капитан 2 ранга Кичёв Василий Григорьевич, ставший впоследствии вице-адмиралом, начальником штаба Северного флота.
В это время я был старшим помощником командира ПЛ «С-45». Подводная лодка находилась в 1-ой линии готовности кораблей КСФ. Весь личный состав прошёл медицинскую комиссию. Буквально за неделю до выхода меня чуть не списали с корабля, так как врачи обнаружили конъюнктивит. Начальство, конечно, задергалось. Я писал рапорт, чтобы меня оставили под мою ответственность. Разрешили. В июле мы прибыли на Новую Землю в губу Белушья. Только здесь через какой-то промежуток времени мы узнали, что будем участвовать в ядерных испытаниях.
1957 год. Новая Земля. Старший помощник командира ПЛ «С-45» на вахте
Стояли мы у плавпричала. Жили сначала на лодках, затем на плавбазе «Неман», а потом на ПКЗ-104. Периодически выходили в море для отработки задач боевой подготовки. Один раз даже выполняли торпедную стрельбу практической торпедой. Всплывшую в конце дистанции торпеду сами поймали и на швартовом конце буксировали в Белушью. Когда пришла плавбаза и личный состав всех трёх подводных лодок переселился на неё, жить стало комфортнее. Докучали только очень сильные ветры. Просто несёт по улице. Приходилось хвататься за столбы, чтобы устоять на ногах. Так и перебегали от столба к столбу.
Часто ветер достигал ураганной силы. Тогда по тревоге бежали на лодки, отскакивали от пирса и становились на якоря. Первый такой отскок не обошёлся без смешной ситуации. По тревоге прибежали на корабль, и отошли на якорную стоянку. Прошло часа три, а ветер не стихает. Наступило время обеда. Обед-то приготовили, как потом и ужин, да есть-то нечем: ни мисок, ни ложек, ни кружек нет, всё на плавбазе. Хорошо, что в офицерской кают-компании оставалась столовая посуда. Кушали не в одну смену. Только через двое суток подошли к плавбазе. Зато после этого случая, как только сильный ветер и по тревоге бежим на лодку, все моряки хватали свои миски, кружки и ложки. Сразу научились.
Вскоре пришла из Гремихи ПЛ «С-144» (командир капитан 3 ранга , впоследствии вице-адмирал, начальник управления кадров ВМФ). Именно ПЛ «С-144» была назначена стрелять впервые торпедой с ядерным зарядом.
Грузиться она должна была в губе Рогачёва, но там оказалось мелко у причала для создания дифферента ПЛ на нос, чтобы зарядить торпеду в кормовой торпедный аппарат. Поэтому лодку перевели в губу Белушью. Я в этот день дежурил по дивизиону. Наши три лодки перешвартовались к плавбазе, чтобы освободить одну сторону причала для подхода ПЛ «С-144». После её швартовки и создания дифферента на нос на дивизионе была сыграна боевая тревога. На плавбазе задраены броняшками все иллюминаторы, чтобы не было видно, что происходит на причале. Я же, как «дежурное тело», остался при пистолете и «рцах» на причале. И вот я впервые увидел торпеду с ядерным зарядом, когда её подвозили на пирс и грузили на ПЛ «С-144».
Картина была интересная. Вдоль всего причала с обеих сторон и на берегу вдоль дороги стояли солдаты с автоматами на расстоянии 5-6 метров один от другого. Между ними очень медленно шел грузовик и вёз на тележке закрытую брезентом торпеду. Когда подъехали к лодке, брезент сняли, и ничего необычного я не увидел. Торпеда как торпеда. А ожидал увидеть что-то особенное. Зарядили торпеду в аппарат, как обычно, и ПЛ «С-144» ушла. По боевой тревоге ушел и наш дивизион по своим точкам. Придя в точку, мы легли в дрейф в крейсерском положении и стали ожидать ядерного взрыва. Наверх были вынесены приборы радиационно-химической разведки и дозиметрического контроля. На мостике находились командир капитан 3 ранга Белый, старпом, то есть я, и инструктор-химик, наблюдавший за приборами.
стреляла по берегу в губе Чёрной из позиционного положения. На мостике были командир Г.В.Лазарев и старпом Б.И.Белов, которые, видимо, получили дозы облучения, так как уже давно ушли из жизни. Дело было днём при ясной солнечной погоде. Но даже при солнечном свете мы отчётливо видели сначала яркую вспышку, а потом огромное зарево и мощный поток света, как будто светило второе солнце. Ударной волны не почувствовали, так как находились на большом расстоянии от эпицентра взрыва.
После наблюдения взрыва, производства замеров уровней проникающей радиации и записи показаний приборов, мы сразу погрузились для производства дезактивации. Под водой ходили шесть часов разными курсами и скоростями в соответствии с заданием, а затем всплыли и вернулись в Белушью к своему причалу. Через какой-то промежуток времени отряд кораблей в составе ПБ «Неман», подводных лодок «С-44», «С-45» и «С-142» совершил поход вдоль западного побережья Новой Земли до мыса Желания и далее с заходом в Карское море и обратно с задачей освоения новых мест базирования. Видимо, это была «легенда», так как, кроме съёмки радиолокационных и гидроакустических карт побережья и промера глубин эхолотом, мы неоднократно становились на якоря в губах для производства различных замеров, взятия проб воды и грунта на берегу. С плавбазы спускали шлюпку для высадки на берег специалистов.
На берегу наблюдалась интересная картина: среди пустых домиков и чумов сушатся сети, стоят чаны и разная утварь. Кажется, что селение обитаемо, и вот-вот появятся люди. Но все жители во главе с «президентом Новой Земли» были переселены из этих мест перед испытаниями 1955 года.
В Северодвинской городской общественно-политической газете «Северный рабочий» от 4 октября 1991 года была опубликована «Схема Северного испытательного полигона Новая Земля» с географическими координатами границ. Именно в этом полигоне мы и «осваивали места базирования». Фактически мы изучали последствия ядерного взрыва. Никто тогда не осознавал, насколько опасно для здоровья было посещение этих мест. Наш доктор в аптеке на берегу даже позаимствовал какие-то бланки, не понимая, что ничего трогать было нельзя.
Неожиданное знакомство, ставшее судьбой
На Новой Земле я случайно познакомился со своей будущей женой. В Белушьей была группа ученых Радиевого института Академии наук СССР , состоящая из пяти человек: четыре мужчины и одна женщина. Однажды зашел в ДОФ (одноэтажный сарай) и вижу в пинг-понг играют. Среди играющих была загорелая, очень милая девушка спортивного телосложения. Поиграл с ней и познакомился.
Встретились вновь в Ленинграде, когда я был в отпуске, а 6 июня 1959 году поженились. Она оказалась умным и очень душевным человеком. Впоследствии подарила мне двух дочерей. Сопровождала и сопровождает меня по жизни по сей день. Делила со мной все тяготы жизни в отдаленных гарнизонах, создавала уют в доме и очень помогала мне в службе. В семье у нас всегда был прекрасный микроклимат. Девочки же, окончив одна Ленинградский Педагогический университет имени Герцена, другая Ленинградский Государственный университет, со временем создали свои семьи и вышли из-под родительской опеки.
Такими были Эля и Эрик Головановы 6 декабря 1959 года
Прорыв из ледового плена
В сентябре, после «освоения новых мест базирования», ПЛ «С-44» ушла в ремонт. Ушла и ПБ «Неман», а «С-142» и наша «С-45» должны были зимовать на Новой Земле. Кстати, старпомом на «С-142» был мой однокашник старший лейтенант Рудик Сахаров. Из губы Чёрной привели плавказарму ПКЗ-104, на которой разместились два наших экипажа. Наступили холода, лед сковал гавань, начались сильные метели и снегопады. Ветер достигал такой силы, что идти было невозможно. Мы использовали метод от столба к столбу. Хорошо, что столбы стояли вдоль дороги. Несет тебя ветром, зацепишься за столб, затем летишь к следующему.
В конце октября убыл в отпуск во Владивосток самолётом через Амдерму мой командир капитан 3 ранга Белый Иван Сергеевич. В период испытаний при хорошей погоде самолёты АН-2 летали часто и доставляли нам скоропортящиеся продукты и даже фрукты из Архангельска. 5 ноября 1957 года на дивизионе было проведено торжественное собрание, посвящённое 40-й годовщине Октябрьской революции. После собрания командир дивизиона убыл к лётчикам в губу Рогачёва.
Около 23 часов мне сообщили, чтобы я срочно позвонил оперативному дежурному. Одел шубу и вышел на плавпричал. Дул сильный ветер, шёл снег, было совсем темно. Лодки уже стояли во льду толщиной 20 сантиметров и отапливались паром с ПКЗ. С большим трудом добрался до выбросившегося на берег во время войны транспорта «Туранда», на котором несли службу телефонисты. Позвонил ОД. Он сообщил, что получена шифровка, подписанная НШ КСФ: «6.11 в 10.00 быть готовыми в обеспечении ледокола выйти из губы Белушья и следовать в Северодвинск на ремонт».
Бегом помчался на лодку. Построил личный состав и поставил задачу: до 6.00 всё своё имущество перегрузить с ПКЗ на ПЛ. С 6.00 до 8.00 окончательное приготовление ПЛ к походу. В 10.00 будет ледокол. Не успеем приготовиться, будем зимовать здесь, а не гулять по Северодвинску. Личный состав всё понял. У другой стороны плавпричала стоял транспорт «Немирович-Данченко», на который было погружено демонтированное после испытаний оборудование и приборы. За ним-то и пришёл ледокол, а мы уж попутно. Под руководством замполита и помощника командира началось перетаскивание лодочного имущества и личных вещей с ПКЗ на лодку. Я и штурман пошли к ОД брать обстановку.
В это время пришла новая шифровка: «Следовать в Полярный для выгрузки боевых торпед, затем в Северодвинск на ремонт. Переход обеспечивать Кичёву. Затем он идёт в отпуск. Орёл». был тогда командующим подводными силами Северного флота. Интересно упомянуть, что незадолго до выхода на Новую Землю у меня была с ним довольно-таки своеобразная встреча. Однажды командир бригады решил показать офицерам бригады, как надо содержать в казарме кубрик личного состава. Выбор пал на нашу лодку. Мы в течение недели готовились к этому показательному мероприятию. В воскресенье с утра начался показ. Собралась большая группа офицеров, а я с умным видом показывал и рассказывал, как нужно заправлять койки и вешалки, содержать вещи в тумбочках и рундуках в баталерке, какие должны быть надписи, бирки и так далее.
К обеду управились. Вроде бы всё прошло нормально. После обеда пришёл в каюту, расположенную рядом с кубриком, в которой жили все офицеры. Достал из сейфа какую-то инструкцию и начал её изучать. Вдруг слышу: «Смирно! Товарищ адмирал…» и так далее докладывал дневальный. Запихнув инструкцию под подушку, выскочил в коридор. А там командующий подводными силами и с ним несколько офицеров, в том числе и командир береговой базы с мешком. Я подошёл и доложился. Орёл сразу ко мне в каюту. Увидел, что подушка на кровати смята, сунул под неё руку и вытаскивает инструкцию. «Почему секретный документ не в сейфе?». Объясняю, что услышав доклад дневального, выскочил встречать адмирала. Он посмотрел на меня, подумал и сказал: – А вообще-то, старпом, похвально, что в воскресенье после обеда занимаешься. Пойдём посмотрим, как у тебя кубрик.
Какая удача, что мы перед этим готовили кубрик к показу. Орёл с комиссией всё внимательно осмотрели. Вроде, нормально. Подошёл к вешалкам с шинелями и бескозырками. Обнаружил две перешитых бескозырки, указал на них пальцем. Командир бербазы взял их, проткнул ножом и бросил в мешок, который держал в руках. Затем адмирал увёл меня в мою каюту и там один на один стал отчитывать за перешитые бескозырки. При этом он бросил взгляд на вешалку и увидел мою новую фуражку с большим кожаным козырьком, сшитую по индивидуальному заказу. Орёл подошёл к вешалке, взял фуражку, предмет моей гордости, и выкинул её через форточку на улицу. – Вот откуда все безобразия! – проговорил он и пошёл к выходу.
Я брякнул «Смирно!», затем вышел на улицу, нашёл фуражку, почистил её и водворил на прежнее место на вешалке. Орёл был строгим, но отзывчивым человеком. Позднее мне пришлось встречаться с ним по службе не один раз. Вернувшись от оперативного, увидел, что вся команда работает с огоньком. Всё успели перегрузить и в 6.00 начали приготовление корабля к бою и походу. К 8.00 я уже был со своими офицерами на береговой базе. В каждый отдел направил офицера по своему заведованию. К 10.00 были выписаны и получены все аттестаты. Таким образом, мы исключительно быстро рассчитались с Новоземельской ВМБ и прибыли на ПЛ.
В назначенное время подошел ледокол и начал обкалывать лёд в бухте и в районе причала. Мы попрощались с личным составом ПЛ «С-142», пожелали им счастливой зимовки. Я выразил сочувствие Рудику Сахарову. Все оставшиеся на зимовку завидовали нам. Ледокол стал выводить «Немировича-Данченко» через колотый лёд. Уже темнело, мороз усилился, обколотый лёд начал потихоньку смерзаться.
К вечеру прибыл из губы Рогачёва командир дивизиона капитан 2 ранга В.Г.Кичев. Он обеспечивал меня на переходе. Успев уже получить на базе отпускные деньги, он поднялся на мостик и скомандовал: – Старпом, отходи! Лодка медленно отошла от ПЛ «С-142» в полынье, уже немного смёрзшейся, развернулась и легла на пробитый ледоколом фарватер. Но дальше не пошла, так как упёрлась носом в лёд. Даже при работе двух моторов «полный вперёд» не двигалась. Комдив говорит: – Переходи в позиционное положение и готовь дизеля.
Я отошёл, насколько можно назад по полынье, перешёл в позиционное положение, приняв главный балласт, кроме средней группы ЦГБ, и запустил оба дизеля одновременно. По инструкции было положено запускать дизеля поочерёдно, но для шика у нас был отработан пуск обоих дизелей одновременно, что нам тут очень пригодилось. Оба дизеля дружно фыркнули и набрали обороты. Дал дизелям малый ход вперёд одновременно. ПЛ медленно двинулась вперёд, набирая ход, и уткнулась носом в смёрзшийся фарватер, продолжая движение. Затем нос лодки зашёл под лёд, дифферент вырос до полутора градусов на нос. Подводная лодка своим корпусом и валом отбрасываемой вперёд волны начала ломать и крошить лёд. Это сопровождалось жутким грохотом.
Через какой-то промежуток времени ПЛ стала замедлять ход. Потеря движения вперёд грозила вмерзанием в лёд. Дал обоим дизелям средний ход, и лодка снова пошла хорошо. Но положение было опасным. На мостике находились комдив, я и вахтенный сигнальщик, стоявший у рубочного люка в готовности его закрыть и задраить, если лодка начнёт погружаться. Впереди по курсу маячили вдалеке, освещённые электрическими огнями «Немирович-Данченко» и ледокол. Казалось, что нас они бросили. У нас были включены ходовые огни. А вокруг была кромешная темень. Мы прорывались по замёрзшему уже фарватеру со страшным рёвом и буханьем льдин. Надо было вырваться из ледового плена, иначе – .
Начали нагонять впереди идущий караван, чтобы его обойти, даю команду: «Право руля». ПЛ упирается в правую кромку толстого льда и не идёт вправо. А «Немирович-Данченко» приближается. Командую: «Право на борт!». С большим трудом лодка стала крошить толстый лёд. Описав коордонат вправо в дистанции не более 50-ти метров мы стали обходить транспорт. На палубу высыпал народ, чтобы поглазеть, как одна только рубка с ходовыми огнями, диким рёвом дизелей и грохотом ломаемого льда в ночной полярной тишине обгоняет их, круша лёд на своём пути. Кичёв прокричал на транспорт: «Уважайте подводников!» и помахал рукой.
Мы обошли транспорт, а затем ледокол. Вскоре вышли изо льда, началась шуга. Продули главный балласт и всплыли в крейсерское положение. Оказалось, пробили две цистерны главного балласта. Подошли к выходу из губы, прошли мыс Лилье и вышли в Баренцево море. Сразу попали в сильную бортовую качку. Волна баллов пять, но шли полной скоростью. Поэтому к 4.00 седьмого ноября подошли к Екатерининской гавани. Боны оказались закрытыми. Пришлось ждать. Наконец, пришёл буксир, открыл боновые заграждения, и мы в 6.30 ошвартовались к борту плавбазы у девятого причала в Полярном.
Нас ждал сюрприз: подготовлен кубрик с застланным на койках чистым бельём, каюты для офицеров и баня. Приведя механизмы в исходное положение по-швартовному, свободные от вахты устремились первым делом в баню. Только подводник может понять, какое это удовольствие после двух бессонных ночей, тяжёлого перехода морем в морозной штормовой погоде, попасть в тёплый гальюн и принять горячий душ. Итак, мы своевременно были готовы встретить праздник торжественным подъёмом военно-морского флага в 9.00.
9 ноября я перешвартовался ко второму плавпричалу и начал выгрузку боевых торпед. Тогда разрешалось старпомам, имеющим допуск к самостоятельному управлению кораблём на ПЛ первой линии, перешвартовываться в гавани и производить погрузку и выгрузку боезапаса. С противоположной стороны плавпричала первым корпусом стояла ПЛ 611 проекта. Помощником командира на этой лодке был однокашник Толя Белобров. На ней шло проворачивание механизмов. При проворачивании в электрическую, гидравликой и воздухом задавили носовыми горизонтальными рулями молодого матроса. Он залез в надстройку для проверки НГР, а их стали заваливать. Его успели довезти до госпиталя, но он скончался.
К-433. В 1983 году проходя в подводном положении желоб Геральда в Чукотском море в подводном положении столкнулись с куском льда и замяли рубку. Чайка заинтересовалась повреждением. К- 433 первая моя и любимая. 1980 в цехе СМП Северодвинска, где она обретала стальную плоть в молниях электросварки и раскалённых брызгах металла. Потом расстались ради других красавиц 25 дивизии. Встретились в последний раз в Большом Камне, осенью 1992 года. Пришла в ремонт. Поднялся я на родную по трапу, всплакнул и долго взасос целовал резину рубки. Все таки восемь автономок на ней родной. Не подвела ни разу. Все живы и здоровы.
он же морской огурец, живёт на дне в Японском море, на вид колючий и глазок много на ножках, голубеньких. Выглядит очень аппетитно и фотогенично. Китайцы его боготворят и ценят - морской женьшень. Случилось на берегах Уссурийского залива долго я к ним присматривался и почему то хотел съесть, но не знал как приготовить. И вот один абориген научил - варить три раза меняя воду и на сковородку. Вкус специфический, морской, йодистый, но мне очень нравился. Сколько я их переловил и съел! Надо сказать, что это было до трепангового бума в Приморье, когда китайцы ещё не начали их скупать за дорого. Поэтому морских огурцов в бухточках Амурского и Уссурийского заливов было полно. Нырнешь, а они по дну рассредоточились и глазки у них голубенькие, собирай не хочу. А шило настаивал на лимоннике, на ветках. Ярко желтый, обжигающий напиток и трепангом его закусываешь.Сказка. Позже на гражданке в Сакт -Петербурге ни разу трепангов не встречал ни в магазинах, ни в ресторанах. Жалко.
