1 апреля 2020 года, за 12 дней до своего 93-летия, ушёл из жизни офицер-воспитатель Ленинградского Нахимовского военно-морского училища капитан 1 ранга Сорокин Егор Митрофанович. Нахимовцам 44-го класса выпуска 1970 года он заменил и отца, и мать. Его забота и доброта, чуткость и тонкое понимание мальчишеских интересов и запросов была известна не только в 44 классе. Даже нахимовцы 3-ей роты с интересом общались с Егором Митрофановичем, причём он был в курсе учёбы и жизни нахимовцев обеих рот.
Вот и наступила 2-я суббота апреля, которая должна была собрать нас - подготов и нахимовцев выпуска 1949 года, объединившихся затем в стенах Первого Балтийского ВВМУ подводного плавания (впоследствии переименованного в ВВМУПП им. Ленинского комсомола) и окончивших это славное училище в 1953 году. Мы создали Содружество "46-49-53" и, начиная с 1963 года начали собираться у памятника героическому "Стерегущему". В 2020 году у нас намечалась 60-я встреча. К сожалению, обстоятельства оказались сильнее нас, поэтому наша встреча перенесена на вторую субботу октября - 10 число.
В этой публикации мы напомним нашим читателям о нас подготах, нахимовцах, первобалтах, избравших профессию - "ЗАЩИТА РОДИНЫ". В конце публикации вы увидите ссылки на наши предыдущие публикации, в которых мы рассказывали о себе, наших друзьях-товарищах, командирах и начальниках, родных и близких.
В начале 1963 года (13 апреля) около памятника миноносцу «Стерегущий» в Ленинграде состоялась первая, официально зафиксированная встреча выпускников 1953 года Училища Подводного плавания им. Ленинского комсомола – первых дипломированных специалистов подводников ВМФ СССР. Выпускники , в подавляющем большинстве – бывшие воспитанники Ленинградского Подготовительного училища (на базе которого и было создано 1 Балтийское училище ВМС, впоследствии переименованное в Училище Подводного плавания, с гордостью именовавшие себя «подготы» вместе с другими выпускниками 1953 года Училища подводного плавания организовались в сообщество с аббревиатурой «46-49-53», где цифры «46» и «49» означают годы поступления и окончания Подготовительного училища, а «53» - год выпуска из Училища подводного плавания. С той поры их встречи у памятника стали регулярными и повторялись ежегодно, каждую вторую субботу апреля. Одновременно проводились встречи выпускников, не сумевших приехать, в других городах: Москве, Севастополе – местах обитания бывших выпускников 1953 года.
В 2010 году состоялась юбилейная, пятидесятая встреча членов сообщества «46-49-53». Встреча, уже не столь многочисленная, ввиду естественных причин убыли личного состава, но знаменательная.
11 апреля 2020 года должна была состояться очередная, шестидесятая встреча однокашников. Все было подготовлено для этого события, но… «китайский подарок» и, последовавшие за ним меры по «самоизоляции» населения старше 65 лет, вынуждают нас перенести встречу на более позднее, надеемся, благоприятное время, например, на октябрь 2020 года (конкретная дата и место будут уточнены Оргкомитетом сообщества). К прошлогодней встрече «во вторую субботу апреля», Бурмистровой Мариной Евгеньевной с группой «помощников», по инициативе Клубкова Ю.М., был смонтирован, затем размножен в 30 экземплярах и роздан присутствовавшим на встрече однокашникам фильм о сообществе «46-49-53», состоящий из 7 частей, на трех DVD дисках (время просмотра около 4,5 часов). Все желающие могут просмотреть его по ссылкам: часть 1 часть 2 часть 3 часть 4 часть 5 часть 6 часть 7
Кроме того, по просьбе нескольких товарищей, был смонтирован . Желающие могут воспользоваться ссылкой в интернете:
Оргкомитет сообщества «46-49-53» желает всем однокашникам и членам их семей доброго здоровья, терпения и стойкости в нашей не простой жизни! До встречи!
Страна подготов - вот обида – Исчезла, словно Атлантида. Но живы древние атланты – Её народ, её курсанты. Минует всё - любовь и служба, Забудем выпить иногда, Но нашу юность, нашу дружбу Мы не забудем никогда! Споём же гимнов жуть морскую: Пусть над Обводным прозвучат Лирический - «Перепетуя» И строевой - «Двенадцать негритят». Дальнейший план предельно чёток: Единодушные во всём, «Аыа» - гаркнем в двести глоток, Родные стены сотрясём! Канал - начало всех начал. Здесь каждый камень - памятник, Куда ни кинь. Здесь каждый камень - память нам. Аминь.
Некоторые подробности о легендарных подготах - ссылки на публикации
1. Подготы — что за люди такие. - Перископ - калейдоскоп. Вып. 1. СПб., 1996.
В книгах Сборника опубликованы воспоминания офицеров Военно-Морского Флота, выпускников 1953 года Первого Балтийского высшего военно-морского училища, ставшего через год училищем подводного плавания.
Памяти ушедших друзей
09.04.2016
ссылка на фото
57-я встреча ссылка на фото
58-я встреча ссылка на фото
59-я встреча ссылка на фото
08.05.2016
06.05.2016
03.10.2016
03.12.2016
11.12.2016 9-й ДЕНЬ УХОДА В ПОСЛЕДНЮЮ АВТОНОМКУ КОНТР-АДМИРАЛА А.В.АКАТОВА
07.02.2017
10.04.2017 и 11.04.2017
17.09.2017
05.01.2018
13.02.2018
27.02.2018
25.05.2018 ПАМЯТИ ЭРИКА ВИКТОРОВИЧА ГОЛОВАНОВА - ПОДГОТА, ОФИЦЕРА-ПОДВОДНИКА, КОМАНДИРА 15.12.2018
16.12.2018
26.08.2017
26.08.2018
24.11.2019 ПАМЯТИ ИГОРЯ ВАЛЕНТИНОВИЧА КУЛИКОВА - ПИТОНА, ПЕРВОБАЛТА, КОМАНДИРА, ПОЭТА И ПИСАТЕЛЯ
Где-то в конце мая – начале июня 1973 г. поступило приказание, чтобы я позвонил командиру дивизии капитану 1 ранга Е.Д.Чернову. Командир дивизии предложил мне должность командира БЧ-5 головной АПЛ пр.671РТ – К-387. Я сразу же дал согласие. К-387 находилась в Западной Лице и отрабатывала первую курсовую задачу. Дождавшись прибытия капитана 3 ранга В.И.Романовича, назначенного вместо меня, и передав ему дела и обязанности, я отправил контейнер с вещами в Мурманск, семью в Ленинград, а сам убыл в Западную Лицу. Жилья у меня там не было, поэтому я остановился у друзей. В понедельник прибыл на службу, представился командиру АПЛ капитану 1 ранга Ю.А.Печёнкину. Сразу же получил замечание, почему не в парадной форме, экипаж сдаёт сегодня задачу Л-1. Я ответил, что этого не знал, поэтому и выглядел несколько необычно среди парадно одетого экипажа.
В 15.00 этого же дня проводился строевой смотр, а после него – зачётное корабельное боевое учение Ж-1. Моего предшественника, капитана 2 ранга Захарова, снятого с должности по причине неумеренного употребления спиртных напитков, в экипаже не было. Никто не мог мне дать какую-нибудь консультацию. Забегая на месяц вперёд, скажу, что июль на К-387 я служил бесплатно, поскольку не мог принять дела из-за отсутствия Захарова и получить ключ от сейфа в каюте командира БЧ-5, где, по словам старшего помощника командира, хранились документы. Ключ мне передал кто-то из офицеров, а рапорт о сдаче дел и обязанностей тоже кто-то принёс от Захарова в середине августа.
Сразу после строевого осмотра, взяв у старшего помощника командира капитана 2 ранга Л.И.Жданова план корабельного боевого учения Ж-1, я ушёл на ПЛ с задачей прочесть план учения и осмотреть корабль. Дежурно-вахтенная служба, не зная меня лично, пропустила на ПЛ беспрепятственно. Пришлось начинать с замечаний. Осмотрев ПЛ, я понял, что по устройству схем АПЛ пр.671РТ всё же не пр.671. Имелся ещё один отсек, и их расположение оказалось несколько другим, особенно в носу. Тем не менее, прокрутив предстоящее мероприятие в голове и пройдясь по отсекам, я понял, что провести учение я смогу и даже сумею кое-что добавить от себя. Задачу Л-1 штаб принял, думаю, что это было сделано ради меня. Почему я так самоуверенно об этом заявляю? Спустя неделю командир ПЛ капитан 1 ранга Ю.А.Печёнкин, ЗКПЧ капитан 2 ранга А.Дейшле и я, уж не помню как и по какому поводу, оказались в кабинете капитана 1 ранга А.Г.Котяша. И он с характерной своей полуулыбкой заявил командиру буквально следующее: «Мы дали механика, которого вам споить не удастся».
Это его заявление значительно усложнило моё вхождение в незнакомый коллектив. Первые 5-6 месяцев я был чужим в экипаже, хотя никто не чинил мне препятствий в моей «крутой» деятельности. Офицерский состав экипажа БЧ-5 я не знал. Командирами дивизионов были капитан 3 ранга Владимир Федорович Котомин (1-го дивизиона), капитан 3 ранга Александр Павлович Полуев (2-го дивизиона), капитан 3 ранга В.С.Голощапов (3-го дивизиона). Командиры групп – все капитан-лейтенанты, выпускники инженерных училищ 1970 г. Мичманский состав был очень колоритен: от пьяницы мичмана И.П.Прохорова до братьев-близнецов В.Г.Михайленко и С.Г.Михайленко – абсолютно не похожих друг на друга физически, оба спецтрюмных, один старшина команды, а второй старший специалист. Они ежедневно выясняли служебные отношения кулаками, но расставаться не хотели.
Мичман Прохоров в пьяном виде угнал машину комдива «покататься», разбил её и сбежал. В итоге – беседа Чернова со мной и командиром, ремонт машины нашими силами, отлов Прохорова и его гауптвахта. Много ещё чего творили мичмана моей БЧ-5. Уровень подготовки офицерского состава я выяснял методом опроса, получением информации от старшего помощника командира и ЗКПЧ. Не вызывали сомнений знания командиров 1 и 2-го дивизионов. Уровень специальной и другой подготовки командира 3-го дивизиона капитана 3 ранга Голощапова оказался просто низким. Многое пришлось делать за него, мне это было не в новинку.
Приходилось прибегать и к крутым мерам. Так, возвратившись с одного из выходов в море, командир 1-го дивизиона капитан 3 ранга В.Ф.Котомин был обнаружен в нетрезвом состоянии. Я его удалил с ПЛ и вывод ГЭУ сделал сам. Естественно, потребовал пунктуального соблюдения организации и инструкций – после этого личный состав 1-го дивизиона стал по-другому относиться ко мне. Капитан 3 ранга А.П.Полуев, грамотнейший, дисциплинированный, добросовестный офицер, был принципиален до упрямства и уверовал в свою непогрешимость в экипаже. Однажды его электрика поставили в камбузный наряд. Нужно было делать лечебный цикл АБ. Взамен его матроса я взял хорошо подготовленного матроса из второго экипажа и привёл того к Полуеву. «А я ему при опросе всё равно поставлю двойку и не допущу к зарядке. Верните мне моего матроса», – заявил он мне. Мои уговоры ни к чему не привели. Видя, что Полуев просто заупрямился, я решил всё просто. Потребовал план лечебного цикла и электротехнический журнал, в который записал: «В командование 2-м дивизионом вступил. Командир 2-го дивизиона освобождён на трое суток по состоянию здоровья с убытием домой. Руководить лечебным циклом буду я», – и поставил свою подпись. У Полуева было очень удивлённое лицо. Первые сутки лечебного цикла он ходил по пирсу и у своих подчинённых выяснял, как обстоят дела с АБ. После этого наши с ним взаимоотношения нормализовались, и в последующие годы мы с ним служили, прекрасно понимая друг друга.
А «лучший турбинист», по характеристике ЗКПЧ, капитан-лейтенант С.И.Березин был снят с должности из- за своей профнепригодности. Все эти случаи приведены здесь не для того, чтобы показать, какой я хороший, а они плохие, а для характеристики обстановки на корабле. После сдачи первой курсовой задачи я, естественно, обратил внимание на несение дежурно-вахтенной службы на ПЛ. Мои выводы были неутешительными: уровень подготовки дежурно-вахтенной службы на ПЛ был так себе, средненьким (правда, бывает и хуже). Явно прослеживалось «трепетное» отношение к нам капитана 1 ранга Котяша, который через дежурных по дивизии по живучести уделял нашей лодке особое внимание (выражалось это в том, что дежурный по живучести получал указание принести с ПЛ конкретное количество замечаний, что я в своё время уже проходил). Помимо этого, командир ПЛ капитан 1 ранга В.А.Печёнкин, вежливый, скромный и толковый командир, был просто задёрган ежедневными разборами в дивизии то у начальника штаба дивизии, то у начальника ЭМС, а Е.Д.Чернова он просто боялся. Уяснив эту обстановку, я просто-напросто из казармы переселился на ПЛ и не стал сдавать её в дежурство. Занялся ежедневной подготовкой дежурно-вахтенной службы, а также подготовкой личного состава по устройству ПЛ и отработкой мероприятий по борьбе за живучесть. Постепенно, недели через три, я всех назначаемых дежурными по живучести отучил от мысли, что К-387 является козлом отпущения. После этого и командир из штаба стал прибегать (он быстро ходил) в нормальном настроении.
Однажды поздним вечером (правда, если учесть, что стоял август, а в Западной Лице в это время светло, то относительно поздним) на ПЛ прибыл контр-адмирал В.Л.Зарембовский. Я, как всегда, находился на ПЛ. Адмирал осмотрел ПЛ, потом завёл со мной разговор «за жизнь». В конце разговора он предложил доехать с ним до городка. На мой отказ адмирал заявил, что знает, что жить мне негде, семьи нет, ну и т.д. С лодки он всё-таки меня увёз, но из городка на ПЛ мне пришлось глубокой ночью возвращаться пешком.
Буквально через дня два-три после этого командир ПЛ заявил мне, что квартиру, которую ему дали, он отдаёт мне. Я был удивлён и глубоко тронут его заботой. На мой отказ последовали уговоры, хотя я и не сильно сопротивлялся. Почему он это сделал, не знаю. Но кажется мне, что без участия В.Л.Зарембовского здесь не обошлось. Оставалось совсем немного времени до выхода в море на отработку и сдачу задачи Л-2. В Ленинграде семья не знала, что делать, идти детям в школу там или ждать переезда, да и контейнер в Мурманске стоял более двух месяцев, а тут ещё оказывается, что я служил бесплатно.
Выручили друзья. Безотказный и верный друг Саня Димитропуло, перешедший служить в группу перегрузки в губе Андреева, всё решил: и контейнер перевёз, правда, выгрузил в другой дом на пятый этаж, но это уже мелочи, и жену с детьми встретил и разместил в новой квартире. В море вышли 26 августа, а возвратились 9 сентября. Успешно отработали вторую курсовую задачу. На весь период плавания на борту находились офицеры штаба дивизии: командир дивизии контр-адмирал Е.Д.Чернов, его заместитель капитан 1 ранга А.М.Евдокименко и почти все флагманские специалисты. Поэтому «покувыркались» мы вволю. Запомнилось корабельное боевое учение по борьбе за живучесть (его разработал, естественно, сам), которое конечно было с участие всего личного состава ПЛ и командиров всех боевых частей ПЛ. Учение было достаточно «закрученным», на что я и надеялся. Но произошло непредвиденное: срыв вакуума в главном конденсаторе ПТУ, сброс защиты ПТУ, запаривание 5-го (турбинного) отсека.
С ситуацией мы справились блестяще. Но после разбора учения я был вызван в кают-компанию где командир дивизии и его заместитель заслушали причину происшедшего. Я считал, что была с избытком продута ЦГБ №9, и пузыри воздуха, выходящие из ЦГБ №9, попадали во всасывающий патрубок циркуляционных трасс главного конденсатора ПТУ. В ходе беседы, так сказать попутно, командир дивизии объявил мне выговор за то, что я мало докладывал командиру на мостик и принимал решения самостоятельно. Чернов сделал так, как может сделать только он. По громкой связи он выступил перед личным составом, подвёл итоги сдачи задачи Л-2, объявил оценку, разобрал причины и действия экипажа при возникновении отклонений в работе ГЭУ, дал оценку действиям подводников. «Ну, а теперь, чтобы экипаж не боялся собственной лодки и был в ней и своих силах уверен, мы сейчас всё это повторим», – закончил он.
Мы всё это успешно повторили и с победой над второй задачей курса БП и над штабом прибыли в базу. Этот эпизод мною подробно изложен потому, что в дальнейшем такой же случай имел трагические последствия. Во время несения очередной БС (я уже не служил на К-387), заклинил клапан продувания ЦГБ №9. Последовал срыв вакуума с разрывом сильфонных компенсаторов, и произошло запаривание 5-го отсека. Лодке пришлось вернуться с БС, длительно работала межведомственная комиссия, и только постановка ПЛ в док СРЗ в Полярном выявила истинную причину: не была поставлена горловина между ЦГБ №91 и всасывающей выгородкой насоса охлаждения главного конденсатора. Получалось, что циркуляционные трассы главного конденсатора фактически были частью ЦГБ №9. Это вина завода-строителя и военной приёмки, да и личный состав не доглядел, когда ПЛ была ещё на стапелях завода. Далее последовали обычные будни БП и подготовка к БС.
33-я дивизия
В марте 1975 г. пошли слухи, что организуется новая дивизия, куда войдут АПЛ пр.671РТ и 705 (705К). Я на эти слухи реагировал совершенно равнодушно – в самом разгаре была подготовка к БС. Да и я почувствовал, что со стороны экипажа ощущаю понимание и поддержку. Со старшим помощником командира капитаном 2 ранга Леонидом Ивановичем Ждановым я работал с удовольствием, и он мне оказывал всяческую помощь. Грамотный толковый офицер, он был очень скромен, порой до застенчивости. Для него высказать резкое замечание в адрес подчинённого означало испортить себе настроение. И я старался не давать ему повода для расстройства.
Корабль уходил на БС, имея старшим на борту командира 3-й ДиПЛ контр-адмирала Е.Д.Чернова и будущего начальника штаба 33-й ДиПЛ капитана 1 ранга А.С.Пушкина, бывшего командира опытной АПЛ пр.705 – К-64 (зав. №900). Пушкин вёл себя как барин. Подать, услужить, оказать честь – очень он любил эти проявления. Боялся испортить отношения с кем бы то ни было. Вспоминается случай, когда К-64 находилась в Западной Лице, и должно было состояться очередное совещание в штабе флотилии с повесткой, что делать дальше с кораблём и как должна проходить его эксплуатация. Собрались все: командование СФ и флотилии, высшие руководители промышленности, а командира К-64, главного докладчика, нет.
Командующий флотилией контр-адмирал В.С.Шаповалов нервно бегает по коридору штаба с вопросом: «Где этот... Пушкин?». Из лифта появляется Пушкин, к нему коршуном бросается контр-адмирал Шаповалов: «Где вы... были?» И в ответ получает убийственный ответ: «Товарищ командующий! За мной не прислали машину, я её ждал, да и лифт долго не опускался». Надо было видеть Шаповалова – он просто потерял дар речи. Уже после совещания Пушкин из эмоциональной речи командующего коротко и по существу узнал о способах прибытия командиров АПЛ в назначенное им время. Е.Д.Чернов сразу же установил мой распорядок дня. Он в ЦП находится с 00.00 до 11 часов дня, с 11 (когда объявляется подъём всего личного состава) и до 24 часов в ЦП я. Когда бы я ни выходил в море с Черновым, время нахождения в ЦП лодки он делил со мной. Я горд этим доверием по сей день. И я никогда не подводил никого, тем более Е.Д.Чернова. Я ощущал его доверие. Никогда на ПЛ 33-й или 6-й дивизии, на которых выходил в море Е.Д.Чернов, не было никого из ЭМС флотилии, но всегда был я. Говорю об этом так подробно и эмоционально по нескольким причинам:
Чернов в море и Чернов на берегу – это разные люди; выходить в море с Черновым – значит: - осуществлять спокойное, чёткое и безопасное плавание; - в ходе плавания экипаж поймет то, какие у него интенданты и помощник командира; последнее напишу по Петру Первому: «Станет дурь каждого в экипаже видна всякому».
Экзаменовать он любил, умел и каждому устраивал проверку мастерски. Но, а это главное, и сам готовился к экзамену очень тщательно. Плавание проходило достаточно спокойно. Запомнилось оно очень тяжёлым периодом, ожиданием выхода в море из базы Рота (Испания) американской АПЛ с БРПЛ на борту. Тяжесть заключалась в том, что перископ над водой торчал на 20 см, а под килем глубина – 5 м. И в таких условиях мы провели 7 суток. Отдыха не было. Сплошная боевая готовность №1. Чернов делал всё, чтобы смягчить напряжение экипажа, однако не в ущерб боевой задаче. Я удивлялся ему: появляется в ЦП, а точнее почти не уходит из него, но бодр и работоспособен. А я вроде бы и помоложе, и не ленив – но спать хочу, глаза пальцами раскрываю. Он тогда и открыл секрет: четверть стакана кофе, четверть стакана спирта – выпиваешь, сердце от пяток до подбородка, глаза открыты, вид вполне воинственный и сна ни в одном глазу.
В качестве стажёра на БС ходил и командир БЧ-5 второго экипажа (К-387 по возвращении из похода планировалось передавать второму экипажу). Я совершенно не был знаком с офицерским составом этого экипажа (он имел номер 188), которым вначале командовал капитан 2 ранга Виктор Афанасьевич Поливода, затем его сменил капитан 1 ранга Виктор Яковлевич Волков (старшим помощником был капитан 3 ранга О.М.Фалеев).
Успешно завершив длительный поход, мы прибыли в состав 33-й ДиПЛ, управление которой уже было сформировано. В составе дивизии к нашему прибытию находился только второй экипаж К-387. Передав свою лодку ему, весь экипаж К-387 убыл в отпуск. Время отпуска июнь, июль и август – мечта любого. Но меня это не коснулось, так как командир БЧ-5 188-го экипажа заболел, и я остался с этим экипажем. В 33-й ДиПЛ начальник штаба дивизии капитан 1 ранга А.С.Пушкин и начальник ЭМС капитан 1 ранга Б.С.Гапешко убыли в отпуска. За командира дивизии остался капитан 1 ранга В.Я.Волков, за начальника ЭМС – я. Сложилась смешная ситуация: перед выходом в море я, как врио начальника ЭМС подписывал журнал выходов в море, что я, как командир БЧ-5 готов к выходу, а В.Я.Волков, как врио командира дивизии, подписывал журнал, что он как командир экипажа готов идти море и мы выходили в море. Но журнал выходов существовал по установленной форме, и с нами никто не хотел разговаривать без него.
Тем временем 188-й экипаж отработал вторую курсовую задачу. Волков подобрал себе в командиры БЧ-5 капитана 3 ранга И.С.Самарского – грамотного, толкового офицера и отличного организатора. После чего я убыл в свой заслуженный отпуск продолжительностью более 110 суток. В сентябре 1975 г. я был назначен заместителем начальника ЭМС 33-й ДиПЛ по спецэнергоустановкам, то есть моими подчинёнными на кораблях дивизии по специальности стал весь личный состав первых дивизионов БЧ-5. Опыт работы с офицерами у меня уже был накоплен порядочный, да и молва о моей «жёсткости» по специальности ходила за мной по пятам. Так что работалось мне легко, и делал я это с удовольствием. Продолжалось пополнение состава дивизии. Прибыли АПЛ пр.671РТ – К-371 и К-495. Также в состав дивизии вошли вторые экипажи под командованием капитана 1 ранга Н.М.Агеева (532-й экипаж) и капитана 2 ранга В.А.Костенко (246-й экипаж).
Было много работы, причем самостоятельной. Начальник ЭМС дивизии капитан 1 ранга Б.С.Гапешко предоставил мне свободу действий по кругу своих обязанностей, и даже сверх того, отработка задач БП и подготовка кораблей и экипажей к длительным плаваниям – это стало повседневным делом штаба дивизии. Штаб обретал опыт и завоёвывал авторитет, чему способствовали успешные боевые походы ПЛ дивизии. В трёх я принимал участие как старший в БЧ-5. С октября по конец декабря 1976 г. я прошёл обучение в 270-м УЦ ВМФ по программе подготовки членов экипажа АПЛ пр.705. Подводные лодки этого проекта планировалось после приёма от промышленности включать в 33-ю ДиПЛ.
С сентября по декабрь 1977 г. я участвовал в работе государственной комиссии по приёму от промышленности К-123 пр.705К (зав. №105). Лодкой командовал капитан 1 ранга А.У.Аббасов. С декабря 1977 г. и началась самая трудная, самая изматывающая часть моей службы на флоте, связанная с АПЛ пр.705, лодками, ставшими переходными от 2-го поколения к 3-му. Завершая своё повествование о службе на АПЛ 2-го поколения, я хотел бы сказать несколько слов об этих кораблях. Корабли были с надёжной материальной частью и вооружением. Личный состав экипажей ПЛ 2-го поколения выполнял на корабле практически весь объём профилактических и ремонтных работ. Подводные лодки 2-го поколения плавали во всех широтах Мирового океана. И только условия плавания в северо-западной части Индийского океана, когда температура забортной воды более +29-30°С и температура воздуха – более + 35°С, потребовали дополнительных работ по улучшению условий обитаемости экипажа. Одним словом, эти ПЛ были надежными, удобными и на то время имели неплохие характеристики физических полей.
Начальник электромеханической службы
В конце 1976 г. меня назначили заместителем командира 33-й ДиПЛ по электромеханической части. В июне 1977 г. мне присвоили звание капитана 1 ранга. Дивизией к тому времени командовал бывший начальника штаба капитан 1 ранга А.С.Пушкин. Александра Сергеевича как начальника штаба я так и не понял, руководства с его стороны не ощущал. Работал я самостоятельно, ставя в известность штаб о том, что делаю. В декабре 1977 г. в состав 33-й дивизии прибыла К-123 пр.705К (зав. №105). Лодкой командовал капитан 1 ранга А.У.Аббасов, командиром БЧ-5 был капитан 1 ранга В.М.Савенков. Одновременно с К-123 в состав дивизии вошли 32-й ТЭПЛ (командир – капитан 1 ранга К.А.Сибиряков) и 168-й экипаж (командир – капитан 1 ранга А.П.Бойко, командир БЧ-5 – капитан 2 ранга А.С.Ерохин).
Экипаж К-123 своё 15-летие отметил в декабре 1977 г., ещё находясь в Северодвинске. Опыта эксплуатации техники не имел. Опыт службы на кораблях действующего флота растерял. Опыт плавания – только заводские и государственные испытания. Совместно с 32-м ТЭПЛ задач курса не отрабатывал. И что это такое, совместная задача №1 для 32-го ТЭПЛ и плавающего экипажа, – никто толком не представлял. Весь офицерский состав К-123 имел воинские звания на ступень выше занимаемой должности, что способствовало возникновению в среде офицеров необоснованно высокого мнения о своём уровне подготовки. Многих из них на флоте постигло жестокое разочарование в этом. С прибытием К-123 к месту постоянного базирования, штаб дивизии, командование экипажа ПЛ и 32-й ТЭПЛ начали разрабатывать план совместной отработки задач курса БП. В последующие месяцы 1978 года К-123 успешно отработала задачи курса БП и вошла в первую линию. Отмечу, что организация обслуживания АПЛ пр.705 (705К) за этот период так и не была отработана. На К-123 трудился весь 32-й ТЭПЛ и часто 168-й экипаж, то есть, по сути, работали все на один корабль. Это было вызвано и тем, что такая ПЛ была одна, и тем, что были установлены жёсткие сроки ввода её в состав сил постоянной готовности.
В июне 1978 г. началось формирование 6-й ДиПЛ СФ, в состав которой должны были войти все АПЛ пр.705 (705К). Командиром дивизии назначался капитан 1 ранга Виктор Яковлевич Волков, бывший к тому моменту начальником штаба 33-й ДиПЛ СФ. Он предложил мне должность начальника ЭМС 6-й ДиПЛ. Я ответил на это предложение отказом. По поводу назначения состоялась моя беседа с заместителем командующего флотилией по электромеханической части контр-адмиралом Л.Б.Никитиным. Я пытался доказать ему, что не желаю переходить в 6-ю ДиПЛ, что только-только на 33-й ДиПЛ создана и заработала ЭМС, что АПЛ пр.671РТ мне хорошо знакомы и т.д. Вроде бы он согласился с моими доводами. И вдруг меня вызывают на заседание Военного Совета 1-й ФлПЛ СФ, где задают один вопрос – согласен ли я на должность начальника ЭМС 6-й ДиПЛ? Мой отрицательный ответ вызвал бурную отрицательную реакцию вице-адмирала А.П.Михайловского, и в его пламенной речи упоминалось о моём партбилете, который я мог и на стол положить. В итоге мне приказали уйти. В августе пришёл приказ ГК ВМФ о моём назначении, а в представлении к назначению стояла поддельная подпись, что я согласен с этим.
Я передал дела начальника ЭМС 33-й дивизии капитану 2 ранга А.Н.Стасёнку и убыл в штаб 6-й ДиПЛ. В состав дивизии вошли К-123, 168-й экипаж и 32-й ТЭПЛ. Ожидалось прибытие К-316 пр.705 постройки ЛАО. На встрече с контр-адмиралом Л.Б.Никитиным я изложил своё мнение по формированию ЭМС 6-й ДиПЛ, организации обслуживания АПЛ пр.705 (705К), организации их базового обеспечения и ряд других соображений. Он почти со всеми моими предложениями согласился. Я особо попросил, чтобы мне не докучали всевозможными проверками. Он обещал и сделал это. С благодарностью отмечаю, что контр-адмирал Л.Б.Никитин доверял мне полностью, предоставил свободу действий и оказывал всяческую поддержку в течение всех восьми лет моей службы в 6-й ДиПЛ. В сентябре 1978 г. моими помощниками были назначены с К-387 пр.671РТ капитан 3 ранга Владимир Петрович Мухин (по автоматике), с АПЛ пр.671РТ капитан 3 ранга Сергей Васильевич Топчиев (по электрочасти), из 32-го ТЭПЛ капитан 3 ранга Владимир Васильевич Власенко (по живучести).
Должность заместителя начальника ЭМС по энергоустановке была открыта только в 1979 г. На эту должность получил назначение командир БЧ-5 168-го экипажа капитан 2 ранга Александр Сергеевич Ерохин. Об эксплуатации АПЛ пр.705 (705К), недостатках и достоинствах проекта я уже написал отдельно, поэтому основные мероприятия по организации обслуживания этих кораблей, разработанные и реализованные ЭМС дивизии, укажу конспективно, не вдаваясь в детали. В период 1979-1980 гг. были реорганизованы 32-й и 521-й ТЭПЛ: каждый был разделён на три экипажа. Три экипажа, полученные от деления 32-го ТЭПЛ, обслуживали АПЛ пр.705К, а три экипажа, полученные от деления 521-го ТЭПЛ, обслуживали АПЛ пр.705. Сопротивлялись этому все, особенно командиры плавающих экипажей, поскольку рушилась их надежда на то, что вся ответственность за обслуживание ПЛ в базе лежит на командире технического экипажа. Два года мы работали без утверждения этой схемы ГШ ВМФ. Два года доказывали, что так надо сделать. Доказали. Эта организация себя полностью оправдала в последующие 12 лет.
Наконец-то в масштабе соединения я реализовал свою давнишнюю идею в части ведения корабельной документации, разработки типовых корабельных расписаний для ПЛ и технических экипажей, разработки и внедрения книжек боевого номера для всего личного состава кораблей и технических экипажей, в том числе и для офицерского состава, с указанием всего круга обязанностей каждого, с подробно расписанными действиями по эксплуатации техники своего заведования. Через год после внедрения книжек они настолько стали необходимыми, что сам личный состав требовал их корректуры. А года через два и штаб флотилии отметил их полезность и важность. Также мы отработали организацию обеспечения паром ПЛ заданных параметров с ПКЗ-29, с СКР пр.50, с РЭС-417, береговой котельной, отработали организацию обеспечения ПЛ электроэнергией с берега, с РЭС-417, от своих дизель-генераторов во всех режимах нахождения ПЛ, отработали организацию контроля качества сред ПЛ (сплава, воды, масел) и организацию их выдачи.
Отработка организации хранения и расходования базового комплекта ЗИП оказалась одной из сложнейших проблем. Помещения, предоставленные тылом флотилии, не отвечали требованиям для хранения электронных устройств. ЗИП был разбросан по всем складам тыла флотилии и флота. Мы потратили массу времени и сил для его поиска, доставки и постановки на учёт. Тем более что весь ЗИП был уникален и подходил только для АПЛ пр.705. Мы пересмотрели периодичность проведения технологической операции по регенерации сплава. Вначале периодичность была установлена один раз в полгода продолжительностью 7-10 суток на каждую ПЛ. Не стало продыху от этой регенерации. Мы добились того, что её стали делать один раз в год такой же продолжительности. Офицеры ЭМС разработали, внедрили и отработали организацию обслуживания ГЭУ с жидкометаллическим теплоносителем. Отработали режимы ГЭУ и переход с одного режима на другой. Также разработали организацию дежурно-вахтенной службы на ПЛ при стоянке их в базе, с учётом их особенностей.
Внедрение всех этих жизненно важных мер по организации эксплуатации АПЛ пр.705 проходило на фоне решения главных задач: подготовки экипажей и кораблей к выходу в море, к БС. ЭМС дивизии работала в тесном контакте со всем офицерским составом штаба. С командиром дивизии контр-адмиралом Виктором Яковлевичем Волковым у нас было полное взаимопонимание. Были установлены деловые отношения с начальником политотдела капитаном 1 ранга Андреем Ниловичем Веденичевым.
Мы всегда ощущали поддержку со стороны начальника штаба дивизии капитана 1 ранга Петра Матвеевича Маргулиса, грамотного, интеллигентного офицера, тактичного человека и безотказного трудяги. Без их непосредственного участия, без их веры в то, что так будет лучше, не могла быть успешно проделана огромная работа по организации службы и обслуживания кораблей дивизии. Была решена главная базовая задача – подготовка ПЛ к выходу в море, как для отработки задач БП, так и на полную автономность. В период с 1977 по 1985 гг. не было ни одного случая низкого качества базовой подготовки ПЛ к выходу в море. В море нам приходилось ходить часто и надолго, и своими успехами мы в значительной степени обязаны усилиям и хорошей службе офицеров ЭМС, БЧ-5 каждого корабля пр.705 (705К).
Два случая
Не обходилось и без отказов техники, как мелких, так и более серьёзных. О чём-то уже писалось, в том числе и в моей ранее опубликованной работе, а пару случаев приведу сейчас. Начну с примера, может быть, внешне незначительного, не получившего громкого освещения, но показавшего, как изменились отношение к материальной части и психология офицерского состава ПЛ пр.705 (705К) за время эксплуатации корабля в 6-й ДиПЛ. Подводная лодка К-123 находилась на БС. Командир – капитан 1 ранга В.Д.Гайдук, командир БЧ-5 – капитан 2 ранга Н.Г.Якименко. Вышел из строя верхний подшипник электродвигателя конденсатного насоса главного конденсатора ПТУ левого борта. Это был один из главнейших насосов ГЭУ. Подшипники электродвигателей на ПЛ пр.705 – одно из слабых мест. Двигатель вращается со скоростью 6000 об/мин, а подшипники такие же, как и для тех, что вращаются 2800 об/мин. Заменить подшипник – дело 2-3 часов, но здесь он заключён в капсулу из нержавеющей стали.
При перегрузке подшипника капсула обычно «сваривалась». Тоже случилось и в описываемом случае. Так вот, командир БЧ-5, ст. инженер ЭЭС и мичман-турбинист, пять суток лёжа в трюме, разъединяли детали капсулы надфилями, чтобы вставить туда новый подшипник. И у Якименко даже мысли не возникло доложить командиру, что он не гарантирует работу ГЭУ и надо идти домой. Приведу здесь описание аварии ПЛ, произошедшей, как говорится, по командирской части. Во второй половине октября 1984 г. экипаж ПЛ К-316 (командир – капитан 2 ранга В.И.Рогожин, командир БЧ-5 – капитан 2 ранга Д.И.Малыхин) прибыл из отпуска. Принял в течение двух суток К-373, и 22 октября планировался его выход в море. Я проверил экипаж и техническое состояние ПЛ в рамках задачи Л-1, задачу принял, но поскольку экипаж на ПЛ находился всего вторые сутки, то я считал, что раньше, чем через 5-7 суток, экипажу в море выходить нельзя, так как после отпуска он утратил часть практических навыков. Об этом я доложил начальнику штаба дивизии капитану 1 ранга Н.В.Волкову (командир дивизии контр-адмирал О.М.Фалеев был в это время в командировке). Начальник штаба дивизии со мной не согласился и запланировал выход в море К-373 на 22 октября. У нас с ним дело дошло до ссоры по этому поводу. Я заявил, что журнал выходов в море не подпишу. Где-то в 19.00 21 октября начальник штаба заглянул в мой кабинет и спросил:
– Будешь подписывать журнал выходов К-373? – Нет, не буду. А почему, я вам уже доложил, – ответил я. Он и ушёл, высказав мне что-то неприятное. Я убыл домой. В два часа ночи мне домой позвонил оперативный дежурный флотилии. «Срочно прибыть к командующему. Машина за вами вышла», – сказал он. Прибыв в штаб флотилии, я зашёл вначале к оперативному дежурному узнать хотя бы, что случилось. – Кажется, ваша ПЛ столкнулась со стратегом, – ответил он. – Какая наша ПЛ? – спросил я его. – Как какая? 373-я! – последовал ответ. Я в полном недоумении: ведь журнал выходов я не подписывал, не могла она выйти в море. И тут меня осенило. За меня подписал журнал выходов начальник штаба, что потом и подтвердилось. Я даже подумать не мог, что кто-то на это решится. Я пользовался в дивизии своей властью полностью и никому её так просто не отдавал. Захожу в кабинет к командующему вице-адмиралу Е.Д.Чернову. – Вы уголовник! Вы преступник! Как вы могли выпустить ПЛ в море, когда экипаж всего лишь двое суток на борту? – такими словами встретил он меня. Молчу. Последовало ещё три-четыре фразы подобного содержания. Затем приказание: – Через 30 минут будьте готовы убыть со мной в Североморск. – Есть, – ответил я и пошёл к оперативному дежурному. Попросил его доложить какие-либо детали. – Какие детали? Мазин (капитан 1 ранга Н.И.Мазин, заместитель командира дивизии, был старшим на борту) докладывает, что ни с кем не сталкивался. Замечаний нет. Следует по плану, – в сердцах ответил оперативный дежурный. – Откуда тогда вы знаете, что столкнулся? – спросил я его. – Да Петелин доложил, – последовал ответ.
Капитан 1 ранга А.А.Петелин был командиром дивизии РПКСН и старшим на борту своей ПЛ К-140. Тут к оперативному дежурному зашёл член Военного Совета флотилии контр-адмирал Николай Сергеевич Порфирьев. Я представил себе, что, находясь в одной машине с Е.Д.Черновым в дороге три часа, получу и за себя, и за всю дивизию изрядную порцию негатива, поэтому попросился ехать в Североморск в машине члена Военного Совета. Сели в автомобиль «Волга», поехали. Дорога заснеженная, машину заносит, водитель как-то неуверенно ей управляет. Пожалуй, так мы долго будем ехать до Североморска, – вдруг заявил я. Вы так думаете, Владимир Афанасьевич? – спросил Порфирьев. – Значит, сейчас доедем до КПП и вызовем УАЗик. Доехали до КПП, вызвали УАЗик. Стоим, курим, ждём. Проезжает командующий флотилией. – Николай Сергеевич, что случилось? – спросил он. – Да вот по совету Владимира Афанасьевича меняю машину, – ответил член Военного Совета. – Слушайте, слушайте этого уголовника, вы с ним далеко уедете, – заявил Чернов и поехал.
Дождались машины. Прибыли в Североморск. В этот день в 12 часов всё командование СФ убывало в Москву на заседание Военного Совета ВМФ. Подводная лодка пр.667АМ К-140 стояла у пирса в Североморске. Чернов спокойно беседовал с Петелиным. – Владимир Афанасьевич! Осмотри сам её правый борт. Может, это буксир на него наехал? – сказал мне Чернов. Спустившись в снаряжении ИСП-60, я увидел, что повреждены ЦГБ, и стало ясно, что виноват не буксир, о чём я и доложил командующему флотилией.
А наш капитан 1 ранга Н.И.Мазин докладывает, что у него нет замечаний. К-373 лихо ошвартовалась к пирсу, на котором собралось всё командование СФ, флотилии и других объединений. Мазин сходит с борта и докладывает: Товарищ командующий флотом! ПЛ К-373 по вашему приказанию прибыла с моря. Замечаний нет! На пирсе немая сцена. Я спустился внутрь ПЛ. С пристрастием допрашиваю Малыхина тот в ответ – всё исправно, замечаний нет, никакого толчка не было. Я обрадован был уже одним фактом, что техника по линии БЧ-5 исправна. Ну, думаю, чтобы ни случилось, но это не по нашей вине.
Внутрь ПЛ спустился контр-адмирал Л.Б.Никитин. – Володя, давай нос ПЛ задерём, – предложил он мне. Заполнили кормовую группу ЦГБ и, о ужас! Обтекателя антенны ГАК просто нет, болтаются жалкие остатки. – Командир! Посмотри на своё «замечаний нет», – сказал командующий СФ, повернулся и полез в вертолёт (он уже опаздывал на аэродром). – Вам с ПЛ не сходить. Идти в Полярный, в док, пока не будет восстановлен обтекатель, не возвращаться! приказал мне Е.Д.Чернов.
Виновником этого происшествия была оперативная служба СФ. Не буду вдаваться в детали не своей «епархии». Но на нашей ПЛ никого не видели: ни приборно, ни визуально. Море штормило. Наша АПЛ по размерам маленькая, мостик расположен относительно невысоко над водой. Но как с такой громадины, каковой является АПЛ пр.667АМ, ничего не видели – не ясно. Хотя Петелин при мне говорил Чернову, что сам был на мостике. Деталей я не знаю, да и не вникал в них. Своих забот было много, а стало ещё больше. Обтекатель нам представители СМП заменили за три недели.
Суровые будни
Благодаря самоотверженному труду личного состава БЧ-5, экипажей и ТЭПЛ АПЛ пр.705 (705К) стали активно выходить в море. За период с 1978 по 1984 год ПЛ выполнили более 20 БС. Подошло время подсчёта оставшегося ресурса техники. Как говорится, пили, ели, веселились – посчитали, прослезились. Я написал рапорт на имя командующего флотилией, в котором аргументировано докладывал, что при такой интенсивности использования АПЛ пр.705 (705К) они через два года должны быть поставлены на ремонт для замены основного оборудования и систем автоматики. Меня вызвали к командующему флотилией для дачи объяснений по сути рапорта.
В ЭМС дивизии на каждую ПЛ была заведена папка, где вёлся учёт расходования бортового и базового ЗИПа, прилагались заявки в довольствующие органы флота на его пополнение и указывалось, что по ним получено и что из ЗИПа есть. Я доложил всё это по каждой ПЛ и получил от Чернова прозвище «бюрократ, прикрывающий себя бумажками, но ничего не делающий для продления срока службы ПЛ». Тем не менее, он приказал мне подготовить документ за его подписью в адрес командующего СФ. Я предвидел что этим всё закончится. И не потому, что я какой-то «особо умный», я просто знал, что после постройки серии АПЛ из шести единиц (трёх пр.705К и трёх пр.705) промышленностью Советского Союза прекращён выпуск чего бы то ни было из техники для этих лодок, а оснастка на предприятиях по этой серии демонтирована.
Вице-адмирал Е.Д.Чернов приказал собрать всех представителей промышленности, науки и проектантов на совещание для получения ответа на вечный вопрос: «Что делать?» Приехали уважаемые представители всего военно-промышленного комплекса, назначили дату начала работы. Командующий флотилией не присутствовал, контр-адмирал Л.Б.Никитин тоже. Ранее я им всё популярно изложил: то, что флот заказал, то он сполна и получил, и всё полученное уже успешно израсходовал, а заказов на ЗИП и оборудование больше не делал. Так что это совещание, по моему мнению, ничего не даст. За 20 минут до начала первого и последнего заседания представительной комиссии прибыл пижонистый контр-адмирал, начальник технического управления СФ. – Где мой доклад? – задал мне первый вопрос контр-адмирал. – Указаний, что я должен для вас готовить доклад, я не получал. Суть и цель этого совещания изложена мной письменно и отправлена в ваш адрес две недели назад, – доложил я. – Ну, тогда вы сами с ними и разбирайтесь. – Он повернулся и убыл. Больше я его никогда не встречал.
Вышел я перед собравшимися – почти со всеми я был знаком лично и имел тесные деловые отношения – и всё рассказал о своих бедах. Последовал общий искренний вопрос: «Чем мы можем помочь вам?» Я просил об одном: всё, что есть из ЗИП в загашниках предприятий, выслать в наш адрес. На том мы и расстались, если не считать встречи в неофициальной обстановке. Многие из них мою просьбу выполнили, кое-что мы всё же получили. Так что самим ВМФ был заранее определён короткий срок службы АПЛ пр.705 (705К).
В последнее время появилось много публикаций по этому поводу, в них не скупятся на эпитеты и называют АПЛ пр.705 (705К) кораблями XXI века и т.д. Не могу без скептицизма относиться к следующей фразе: «Подводные лодки XXI века, не дожившие до XXI века». Уверяю вас, они не дожили бы до XXI века, даже если бы в 1990-х гг. не начался развал ВМФ СССР.
Ни один инженер не будет возражать против техники более лёгкой и энергоёмкой, более мощной и надёжной, более простой в эксплуатации. Поэтому споры по поводу того, что использование жидкометаллических теплоносителей на этих АПЛ погубило проект, не обоснованы. Я лично ничего против жидкометаллического теплоносителя не имею, если при эксплуатации корабля: – не нужен пар с базы в таком количестве и такого качества; – не нужно так отбирать пробы сплава, когда весь личный состав ходит «измазанный» альфа-активностью; – не нужно проводить регенерацию этого самого жидкометаллического теплоносителя; – не нужно круглосуточно нести вахту на пульте ГЭУ и держать работающим реактор; – можно добраться до любого механизма для его обслуживания без боязни сгореть; – не будет такого качества прямоточной арматуры; – будут герметичны главные паропроводы.
Я не против АПЛ пр.705 (705К), на которую, кстати, я потратил восемь лучших лет своей жизни, если: – подшипники электродвигателей будут вырабатывать установленный для них ресурс; – системы автоматики не будут работать по календарному сроку; – в них не будет использоваться ядовитое, горючее масло БЗВ; – водяные подшипники автономных турбогенераторов не будут выходить из строя через 500 часов, вместо 6000 по условиям; – рефрижераторные установки будут работать всю автономность похода; ПЛ может войти в любую ВМБ и вывести ГЭУ из действия; – на ПЛ перестанут кормить личный состав консервами; – на ПЛ можно будет в базе оставлять личный состав дежурно-вахтенной службы в количестве 8-9 человек.
Спасибо тому, кто ограничил серию этих АПЛ шестью единицами, а не заказал 60, как говорилось сначала. Весь ВМФ Советского Союза был бы повязан этим проектом, да и государство от этого богаче бы не стало. Письменные отчёты о всех недостатках АПЛ пр.705 (705К) и трудностях их освоения я ежегодно отправлял во все заинтересованные адреса. А в 1978, 1979 и 1980 гг. лично делал доклады в Министерстве среднего машиностроения на совещаниях всех заинтересованных сторон, которые проводил президент Академии наук СССР А.П.Александров. И в этих докладах указывалось всё то (и более того), что изложено в этих записках.
К моему счастью, в состав 6-й ДиПЛ входили не только АПЛ пр.705, ПКЗ, СКР и прочие котельные, «паровые шланги», но и нормальные корабли. В конце 1984 г. в состав дивизии была принята от промышленности К-278 пр.685 (шифр проекта «Плавник», позднее корабль получил наименование «Комсомолец»). Мне довелось участвовать во всех испытаниях этого уникального корабля, и я всегда испытывал удовлетворение, удивление и некоторую долю зависти, когда во время приготовлений ПЛ к выходу в море, на вводах и выводах ГЭУ, на переменных режимах в море вся техника работала в требуемом режиме, управлялась автоматически без сбоев систем автоматики. Я невольно сравнивал этот проект с относительно новыми АПЛ пр.705 (705К) и достойно послужившими АПЛ пр.671РТ и 671РТМ.
Годом позже в состав дивизии была принята от промышленности К-239 пр.945 (шифр проекта «Барракуда»). Командир ПЛ – капитан 1 ранга М.Ю.Кузнецов, командир БЧ-5 – капитан 2 ранга А.К.Замета. Лодка была спроектирована ЦКБ «Лазурит», построена на «Красном Сормово» в Горьком и относилась к кораблям 3-го поколения. Результаты испытаний, последующие выходы ПЛ в море, обслуживание ПЛ в базе показали, что качество постройки, отладка технических средств и систем автоматики на этой ПЛ ниже, чем на К-278 пр.685. Возможно, некоторые читатели воспримут это сравнение болезненно. Но факт, что на К-278 отказов со стороны техники и вооружения было значительно меньше, чем на АПЛ пр.705, 705К, 671РТ, 671РТМ, 945, входивших в состав 6-й ДиПЛ, является непреложным.
В состав 6-й ДиПЛ входили АПЛ пр.671РТ и 671РТМ разных годов постройки, в основном первые корпуса серий. Это были «старые добрые» ПЛ с отработанной техникой, налаженной системой подготовки экипажей, опытным офицерским составом. Несмотря на возраст отдельных лодок, экипажи успешно решали в море поставленные перед ними задачи. Подводные лодки этих проектов проложили дорогу АПЛ со стратегическим оружием подо льды Арктики. Офицерский состав АПЛ пр.671РТ и 671РТМ имел большой опыт подлёдного плавания. Получал он его непросто, наставив себе много «шишек» и вмятин на ограждении рубок и лёгких корпусов.
В Ленинграде
Мысли о перемене места службы стали всё настойчивее появляться у меня с 1983 г. Причина была естественная – годы. Мне шел 46 год, работоспособность стала падать, я начал уставать. Обратился с просьбой о переводе к командиру дивизии В.Я.Волкову он согласился, но отложил перевод на осень. А осенью он ушёл в ВАГШ им. К.Е.Ворошилова, в дивизию пришёл О.М.Фалеев, но об этом он со мной даже говорить не стал.
Однако в беседе с Л.Б.Никитиным он заговорил о возможном моём назначении на должность начальника ЭМС флотилии после его ухода. Такое же предложение я получил и от Е.Д.Чернова. Но прошёл 1983 г., наступил 1984 г., а всё оставалось по-прежнему. Сам я понимал, что вряд ли состоится моё назначение на должность начальника ЭМС флотилии, поскольку у меня не было академического образования. В 1984 г. во флотилию прибыл начальник кадров ВМФ. Я попросился на приём к нему с одним вопросом: – Есть ли какие-нибудь перспективы у меня по службе ?. – Я не знаю, что с вами, «неучами», делать? Иванов, Кизим, Долгов – одни «неучи», – откровенно заявил он мне. Капитан 1 ранга А.Н.Иванов и капитан 1 ранга В.И.Кизим были начальниками ЭМС 11-й и 3-й дивизий соответственно и также, как и я, не имели академического образования. – Спасибо, товарищ вице-адмирал! Вопросов больше нет, – сказал я и понял, что переводом надо заниматься самому.
В марте 1984 г. командующий флотилией вице-адмирал Е.Д.Чернов официально предложил мне должность начальника тыла флотилии, в то время это была должность контр-адмирала. Я посчитал это почти оскорблением и отказался. – С вами, товарищ Долгов, всё ясно! – ответил Чернов на мой отказ. Очень он не любил, если с ним не соглашались или отказывались от его предложений. В конце 1984 г., когда я был в отпуске в Ленинграде, мне позвонил капитан 1 ранга Н.Я.Щербина и сообщил, что Е.А.Томко (он стал к тому времени начальником ВВМУПП им. Ленинского комсомола) ищет кандидата на должность начальника кафедры теории, устройства и живучести ПЛ (ТУЖУПЛ). – Сходи к нему. Ты его знаешь, он тебя тоже, – закончил Щербина. Я встретился с контр-адмиралом Е.А.Томко и высказал желание занять должность начальника кафедры. Он согласился, задав всего один вопрос: «Отпустят тебя?». Я ответил, что Фалеев будет против, на что он сказал: «Давай бороться!»
Побороться пришлось. В июне 1985 г. пришёл приказ о моём назначении на должность начальника кафедры теории, устройства и живучести ПЛ ВВМУПП им. Ленинского комсомола. Командующий флотилией, поздравив с назначением, сказал, что дела в дивизии я сдам после глубоководных испытаний К-278. Прибыл в гарнизон служить мой сын Андрей, окончивший ВВМИУ им. Ф.Э.Дзержинского. Своё служебное положение я использовал для того, чтобы его назначили командиром турбинной группы на АПЛ пр.949, и оставил ему тетрадь, где изложил, что, как, когда и где делать. Тетрадь он принял, а вот против должности возражал, считая это давлением с моей стороны.
В августе я принял дела начальника кафедры. На кафедре на должностях доцентов работали бывшие начальники этой кафедры: Т.П.Ефимов (руководил кафедрой 8 лет), А.И.Жаров (руководил кафедрой последние 10 лет). Почти все офицеры кафедры кандидаты наук, а я «неуч». Так что первый семестр я изучал обстановку, привыкал к новому для меня роду деятельности. Скажу честно, очень хотелось назад, на Север, в дивизию, даже служба на АПЛ пр.705 (705К) не казалась такой уж тяжелой. Обстановка на кафедре мне понравилась. Я благодарен за понимание и помощь коллективу кафедры, и особо Анатолию Ивановичу Жарову за поддержку и обучение новой для меня деятельности. Раздавались сетования на то, что «курсант пошел не тот», «учиться не хотят», что «двойки ставить нельзя». На первой экзаменационной сессии я уяснил, что преподаватели кафедры избегают ставить неудовлетворительные оценки тем курсантам, которые их явно заслужили. С этим я был принципиально не согласен. Я стремился повысить требовательность к знаниям курсантов по дисциплине кафедры, изменил методику проведения практических занятий по управлению ПЛ и борьбе за живучесть.
Суть изменений была очень проста. Курсанты 2 и 3-го курсов на практических занятиях выступали в роли командиров отсеков, а курсанты 4-го и 5-го курсов – в роли вахтенных офицеров. Для реализации этого я разработал планы отсечных и корабельных учений для каждого изучаемого проекта ПЛ. Роль личного состава отсеков выполнял инструкторский состав кафедры. Пришлось учить инструкторов. Возросла нагрузка на преподавателя и инструкторов. После работы на тренажёрах в течение 2 часов преподаватель и инструкторы были мокрыми от пота и уставали изрядно. Вначале роптали, а потом всем это даже понравилось. Курсантам стали интересны эти занятия, на которых выявлялось, кто чего стоит. Оценки их подготовленности были очевидны, и двойки не оспаривались никем. Сведения, что на кафедре ТУЖУПЛ «издеваются» над курсантами, дошли и до начальника училища.
Контр-адмирал Е.А.Томко посетил все наши практические занятия, был от них в восторге, даже сам принял в них участие и на одном из совещаний профессорско-преподавательского состава заявил буквально следующее: «Только на кафедре живучести из курсантов делают подводников». Это заявление сняло все вопросы по оценкам на экзаменах. Дисциплину кафедры зауважали. Правда, раздавались голоса, что в училище теперь курсанты учат только ТУЖУПЛ. Но это мелочи. Выявились курсанты, которые получали на экзаменах настоящие отличные оценки. С документом «Руководство по борьбе за живучесть ПЛ» сложилась, прямо скажу, критическая ситуация. Все курсанты пожелали его иметь в личном пользовании. Исчезли бесследно все экземпляры из библиотеки, книжку переписывали, покупали. Пришлось заказывать 200 экземпляров руководства в довольствующих органах ВМФ.
Мне пришлось проводить проверку родственной кафедры ВВМИУ им. Ф.Э.Дзержинского. Естественно, я сравнивал подготовку их курсантов с нашими. И по таким вопросам, как борьба за живучесть, сравнение было не в пользу дзержинцев. Менялся состав преподавателей на кафедре. Пришли на смену командиры БЧ-5 с АПЛ. Я считал и считаю сейчас, что будущего вахтенного офицера, будущего командира ПЛ может должным образом научить только командир БЧ-5 с соответствующим опытом плавания. Такие офицеры, как капитан 2 ранга В.С.Волков, В.П.Андронов, А.И.Дёгтев, В.В.Пещериков, АИ.Сотниченко, бывшие командиры БЧ-5 ПЛ, своим опытом флотской службы внесли достойный вклад в обучение и подготовку будущих командиров кораблей.
Всё в жизни имеет начало и конец. Подошёл и мой предельный срок службы на флоте. В 1991 г. я уволился в запас. Оглядываясь назад, я считаю, что мне в жизни повезло. Женился по любви, о чём никогда не жалел, и благодарен своей верной и заботливой Евгении Николаевне за то, что она такая, какая есть, за то, что она стойко и мужественно переносила мою увлечённость службой, что она вынесла на своих плечах воспитание наших детей. Отличные дети. Каждый со своей судьбой, любящие и достойные люди.
Я благодарен судьбе, что она свела меня с Е.Д.Черновым, А.В.Нестеровым, Н.Н.Думенским, А.Н.Ивановым, В.Л.Зарембовским, Л.Б.Никитиным, Л.Г.Здесенко, А.М.Евдокименко, Е.А.Томко, В.Я.Волковым, каждый из которых что-то мне добавил, чему-то научил, что-то помог решить.
Я благодарен судьбе, что мне выпала честь с удовольствием служить с такими людьми, как П.М.Маргулис, В.Т.Прусаков, А.Н.Веденичев, А.С.Богатырёв, М.Ю.Кузнецов, С.В.Топчиев, В.П.Мухин, Л.И.Жданов, О.М.Фалеев.
Выражаю свою искреннюю признательность и уважение командирам ПЛ (всегда им завидовал, тем более что в нашем флоте было не принято назначать командирами кораблей специалистов с электромеханическим образованием), с которыми мне посчастливилось служить и выходить в море: Ю.А.Печёнкину, Е.И.Ильину, В.В.Лащенкову, С.И.Русакову, Н.М.Агееву, Я.М.Ананину, В.С.Андреенко, Г.Д.Баранову, С.К.Басову, С.А.Близнюку, А.П.Бойко, В.Т.Булгакову, АВ.Горбунову, Б.Г.Гордову, В.В.Гринкевичу, А.Ф.Загрядскому, Б.Г.Коляде, В.В.Кузнецову, А.В.Кузьмину, С.В.Кулакову, Н.И.Мазину, А.А.Муравьеву, В.И.Рогожину, А.А.Семину, В.В.Ушакову.
Низко кланяюсь командирам БЧ-5 ПЛ за их самоотверженность, преданность, за их трудолюбие и профессионализм, за их глубочайшее чувство долга, с которым они выполняли свой тяжёлый ратный труд. С удовольствием называю фамилии командиров БЧ-5: В.Л.Додзина, И.В.Самарского, В.П.Андронова, В.С.Дыбина, А.П.Полуева, В.Н.Годунова, А.С.Ерохина, Н.Г.Якименко, Л.К.Жука, Б.Н.Крошкина, Д.И.Малыхина, В.М.Новикова, М.В.Петровского, А.Н.Литвинюка, Б.М.Чернова, А.К.Заметы, В.В.Савенкова.
Всё вышеизложенное написано мной по памяти, без использования документальных источников. В меру своих сил и возможностей я старался не исказить события и факты, излагал происшедшее так, как это отпечаталось в моей памяти, и заранее приношу свои извинения за возможные неточности.
Служба во втором экипаже для меня началась с выяснения отношений с командиром БЧ-5 Л.Г.Здесенко. Зная Льва Григорьевича только с самой лучшей стороны и помня его безотказность в помощи любому, его желание сделать всё самому, я чётко представлял, что если поддамся его влиянию, то стану его тенью, потеряю себя. Но портить отношения с Здесенко тоже не хотелось. Поэтому я поставил условием своей службы полную самостоятельность в объёме своей должности и договорился, что помощь Здесенко мне окажет тогда, когда я об этом его попрошу. С признательностью отмечаю, что Лев Григорьевич мне это обеспечил, хотя поначалу ему это давалось нелегко. Устройство ПЛ я знал хорошо, но материальную часть 3-го дивизиона БЧ-5 не эксплуатировал (особенно арматуру системы ВВД, компрессора высокого давления). А если учесть, что на ПЛ СФ имели место взрывы в системе ВВД из-за нарушений личным составом инструкций, то новое назначение вызывало некоторые опасения.
Мои новые подчинённые были хорошо подготовлены. Лев Григорьевич не жалел ни времени, ни сил для их обучения. Особо отмечаю мичмана А.П.Почуева, скромного, тактичного человека, отличного специалиста, умело руководившего подчинёнными. Он пользовался заслуженным авторитетом у всего экипажа. В общем-то, моё становление как командира дивизиона живучести, и как вахтенного инженера-механика, и как дежурного по живучести шло довольно гладко. Я сдал положенные зачёты на допуск к выполнению обязанностей дежурного по живучести. На этой почве ближе узнал заместителя командира дивизии – начальника ЭМС дивизии капитана 1 ранга АГ.Котяша. Не берусь судить о его профессионализме –общаясь, я не понял, каков он как специалист. Его боялись. Выглядел он вальяжно, был всегда опрятен, форма тщательно подогнана. Никогда я не видел у него испачканных рук, даже когда он бывал на корабле. Доподлинно знаю следующие факты.
Командир БЧ-5 встречает капитана 1 ранга АГ.Котяша на пирсе с докладом. Котяш увидел, что у командира БЧ-5 грязные руки, свою руку для рукопожатия не подаёт (хотя это неписаное правило приветствия на АПЛ начальника ЭМС с командиром БЧ-5) и заявляет: «Руки у вас грязные, вы сами грязные, и ваша ПА грязная, я даже смотреть её не пойду. За содержание ПЛ ставлю вам неудовлетворительно». А бывало и по-другому. При проверке дежурно-вахтенной службы он, не покидая ЦП, брал в руки кувалду со щита аварийного инструмента, записывал в журнал ЦП по ней от 10 до 20 замечаний, в итоге ставил оценку «неудовлетворительно» за организацию несения дежурно-вахтенной службы и убывал с ПЛ.
В один из дней Котяш вызывает меня к себе и приказывает вместо убывшего в отпуск капитана 3 ранга В.М.Кибиткина исполнять его обязанности помощника по живучести. Перед отъездом Кибиткин проинструктировал меня, оставил мне записку очередных дел, и что-то я должен был сделать и по этому поводу лично доложить А.Г.Котяшу. А я записку куда-то засунул и забыл о её существовании, а на временной должности занимался текущими делами. Сюрпризы на новом месте были. Так, я был несказанно удивлён, когда перед приёмом первой курсовой задачи (сейчас уже не помню, в каком экипаже) АГ.Котяш собирает своих помощников и говорит: «Задачу не принимаем, раздолбать командира БЧ-5». Но я-то знаю, что Котяш на этой ПЛ не был, от командира БЧ-5 я получаю доклады, что подготовка идёт нормально На свои недоуменные вопросы помощникам вне кабинета А.Г.Котяша я получил ответ: «Начальник всегда прав Ни разу ни один его помощник ему не возразил». И я действительно не слышал возражений. Закончился срок отпуска В.М.Кибиткина. Его первый вопрос по прибытии мне был:
– Где записка? – Потерял, – честно признался я. – Тогда иди, и сам доложи начальнику, что ты не выполнил его приказания, – твёрдо сказал он (записку он удивительно быстро нашел в своём столе, куда я и не заглядывал). Пришлось идти. Доложил всё как есть. Никаких «разносов» или других последствий я не получил. Прошло какое-то время. На всём флоте после очередной аварии проводилась очередная кампания, требовалось усилить изучение устройства ПЛ, и каждый офицер-подводник теперь должен был иметь тетрадь по устройству ПЛ. И вот мне А.Г.Котяш поручил изготовить подобную тетрадь по устройству АПЛ пр.671 для командующего 1-й ФлПЛ вице-адмирала В.С.Шаповалова. Данное поручение не составляло для меня особой проблемы. Время – глубокая осень. Жена работает в школе, сын учится. Наш экипаж убывал в отпуск. Уезжать из гарнизона я не планировал. Тетрадь по устройству АПЛ для командующего флотилии «нарисована» была на три четверти, и мне нужно было для окончания ещё 5-6 дней. Я доложил Котяшу о том, что мы убываем в отпуск, и спросил, кому передать тетрадь. «Никому! В отпуск не убывать, пока не закончите с тетрадью!»– ответил он.
Я отправился к командиру А.М.Евдокименко и доложил ему. На что он мне ответил: «В отпуск тебя отпускаю я, а не Котяш, – понятно?» Я к Котяшу, он подтвердил – не убывать! Я опять к Евдокименко. Он поступил проще. Вызвал секретчика и приказал эту тетрадь сдать в секретную часть дивизии, а мне вручил отпускной со следующего дня. И я спокойно убыл в очередной отпуск. Дня через три после начала моего отпуска я был отловлен в городке капитаном 2 ранга Б.С.Гапешко, заместителем А.Г.Котяша по энергетическим установкам. — Капитан-лейтенант Долгов! Завтра прибыть в штаб дивизии и продолжить работу над тетрадью, – приказал мне заместитель Котяша по спецэнергоустановке. — Вы бы мне какую-нибудь бумажку дали, для отчёта перед командиром, – сказал я. — Смотри не зарывайся. Начальник таких не любит.
С тем мы и расстались. После отпуска мне никто никаких вопросов по поводу этой тетради не задавал. Месяца через два после окончания отпуска я спросил командира БЧ-5, достоин ли я присвоения очередного звания капитана 3 ранга, срок присвоения которого истёк три месяца назад. Я получил заверение от Евдокименко, что представление своевременно было отправлено. Однако недели через две секретчик экипажа принёс из секретной части дивизии моё представление, на котором левой рукой А.Г.Котяша красным фломастером с угла на угол было написано: «Недисциплинированный офицер» за его подписью. Вот так он припомнил мне историю с тетрадью. К получению очередного воинского звания я относился спокойно. Считал главным заслуженно занимать порученную должность, а звание, в конце концов, приложится. Ведь не снимают же. Но осадок в душе остался неприятный, тем более я себя считал вполне дисциплинированным. В середине 1969 г. экипаж принял К-69 пр.671 (вторую лодку в серии), вернувшуюся с БС. Наш задача состояла в том, чтобы провести межпоходовый ремонт техники и параллельно отработать первую курсовую задачу.
К-69 мне запомнилась множеством поломок материальной части по 3-му дивизиону. Я был этому удивлён. Командиром БЧ-5 на ней был капитан 2 ранга В.И.Кизим. Опыт службы в БЧ-5 у него огромен. Командир 3-го дивизиона капитан 3 ранга И.К.Удовиченко, у которого я принимал материальную часть, произвёл на меня двоякое впечатление. Офицер с большим опытом службы, он сумел мне втюхать пустую, без хладоагента, рефрижераторную машину. Оплошность свою я потом долго исправлял, платя в финчасть по 2 рубля 32 копейки за килограмм фреона-12, плюс к этому ещё и документы сам на себя готовил «за утрату». Экипаж К-69 выполнил задачи БС успешно, а что касается состояния техники, то это забота тех, кто будет проводить межпоходовый ремонт. С задачей межпоходового ремонта техники дивизиона живучести я справлялся вполне успешно. Запомнился эпизод с заваркой негерметичной ЦГБ №5 с левого борта.
Лев Григорьевич Здесенко мне как-то сказал: «Тебе не надоело раз в трое суток выравнивать крен? Завари ЦГБ №5». ЦГБ №5 имела трещину по шву выгородки лага. Я приступил к подготовке проведения этих работ. Фальшлаз нашёл в плавмастерской, но с одним вводом – только для сварочного кабеля. Сварщика, который бы мог заварить шов, через который будет просачиваться вода во время сварки и при этом в ЦГБ будет хотя и небольшое (0,7 атмосферы), но давление, нашёл в группе гарантийного надзора Адмиралтейского завода. Работы назначил на вечернее время. Разработал сигналы связи (перестукиванием ) со своим старшиной команды мичманом А.П.Почуевым. Я и сварщик залезли в ЦГБ. За нами задраили фальшлаз. С собой у нас были: сварочный кабель, электроды, маска, изолирующие противогазы ИП-46, фонарики. Мы осмотрели ЦГБ. устроились у кромки воды. Я дал сигнал на создание давления в ЦГБ. Почуев сделал всё как договаривались, только наоборот. Вместо подачи воздуха среднего давления в ЦГБ, он открыл её клапан вентиляции. Сидя у самой кромки воды, а сварщик ещё и закурил, мы вдруг увидели, что уровень воды быстро стал возрастать. Хватая своё имущество, мы побежали (если можно бежать в ЦГБ) вверх, ища верхнюю точку. Я закричал во всю глотку соответствующими случаю выражениями, что они там делают?
Нас услышали, тут же закрывается клапан вентиляции и ЦГБ продувается ВВД. Мы бросились вниз, поскольку, что такое ВВД, я знал не понаслышке (даже внутри ПЛ плохо слышно друг друга, когда ВВД подаётся в ЦГБ). Наконец-то всё успокоилось. Меня хорошо слышали в ЦП. Перешли на голосовую связь. Я думал, что сварщик откажется работать дальше. Однако он оказался не из трусливых. Правда, деваться ему было некуда из цистерны, люк которой задраен. Работы закончили. Обо всём этом я командиру БЧ-5 не докладывал, так как Лев Григорьевич был бы здорово расстроен и казнил бы себя за то, что могло случиться ЧП. Закончив межпоходовый ремонт материальной части К-69 и успешно сдав первую курсовую задачу с двухнедельным устранением замечаний по ней, экипаж начал подготовку к выходу в море для отработки второй задачи курса БП. Я специально упомянул о двухнедельном сроке устранения замечаний. На задаче мы выглядели вполне прилично. У меня сложилось впечатление, что и на разборе мы будем отмечены положительно. Весь разбор проходил очень даже оптимистично, пока очередь не дошла до начальника ЭМС дивизии капитана 1 ранга А.Г.Котяша. За всю ЭМС дивизии докладывал он один, что вообще-то довольно странно. Обычно сначала докладывают его помощники, а затем продолжает начальник ЭМС.
Весь свой доклад Котяш построил на притянутых за уши недостатках лично командира БЧ-5. И это-то о Льве Григорьевиче Здесенко?! Я не встречал за всю свою службу такого достойного во всех отношениях офицера. В чём только Котяш его не обвинял! На нашего командира БЧ-5 жалко было смотреть. Двое суток он не уходил домой с корабля, закрывшись в каюте. Хотя бы напился до полной отключки, но он употреблял спиртное чисто символически. Я выяснил у помощников начальника ЭМС, что Котяшем была поставлена задача «раздолбать Здесенко». Какого цвета между ними пробежала кошка, я не знаю, и никогда Лев Григорьевич это не комментировал, но думаю, что в данном случае Котяш здорово уронил свой авторитет. Весь экипаж был солидарен с командиром БЧ-5 и поддерживал его. Об устранении замечаний, высказанных начальником ЭМС дивизии, докладывал я по просьбе Льва Григорьевича.
Моя первая попытка доложить о ходе устранения замечаний и предъявления плана, который я сам написал специально для этого посещения, закончилась, не начавшись, словами Котята: «Мне это не интересно. Где командир БЧ-5?». «Болен», – ответил я. Больше я к нему по этому поводу не ходил, и мы ни о чем Котяшу не докладывали, а он не спрашивал. Прошли две недели. Экипаж вышел в море для отработки второй курсовой задачи. Экипаж имел перерыв в плавании месяцев пять. Войдя в полигон, командир капитан 1 ранга А.М.Евдокименко дал команду: «Все вниз! Срочное погружение!» Всё сделали так, как и положено при выполнении данного манёвра. А в итоге ПЛ вместо ухода на глубину находится в надводном положении с дифферентом 6° на нос и креном 11° на левый борт. Шум, гам, команды всякие в ЦП. На пульте механика горят знаки сигнализации, что все клапана вентиляции и аварийные захлопки ЦГБ открыты, но явно какие-то ЦГБ с правого борта водой не заполнены. Продули балласт. Начали выяснять, что, как и почему? Установили, что аварийные захлопки ЦГБ управлялись совместно с основными. Это привело к замерзанию воды в колпаках вентиляции ЦГБ (в ноябре морозы были до -30°С). Встал вопрос, что делать? Я с матросом поднялся в надстройку, мы сняли горловину колпака вентиляции ЦГБ №6 и обнаружили там массив льда. Море было «горбатым», и ветер приличный. В таком же состоянии оказались колпаки ЦГБ № 13 с обоих бортов.
Лёд в колпаке вентиляции ЦГБ №6 правого борта продалбливали ломом до появления отверстия для выхода воздуха из цистерны. Заполнив ЦГБ №6 таким образом и набрав в корму воды куда только можно, дабы компенсировать положительную плавучесть ЦГБ №13, ПЛ погрузилась. Наше срочное погружение вместо минуты продолжалось шесть часов. Это происшествие отрезвило экипаж. Кстати сказать, после этого случая на всех АПЛ пр.671 было запрещено переводить управление аварийными захлопками ЦГБ параллельно основным, а на последующих кораблях этот ключ вообще убрали. А на заводе-строителе наших кораблей по изменениям в чертежах СКБ «Малахит» сделал трубы слива воды с колпаков вентиляции ЦГБ (где они были), и их установили на корабли. Последующее наше плавание проходило без проблем. Экипаж почувствовал уверенность в своих силах, успешно применял свои знания и умения в управлении ПЛ и техникой в море. Последовала целая череда выходов в море на отработку последующих задач курса БП и обеспечение подготовки других ПЛ и надводных кораблей флота. Отмечаю, чисто дилетантски конечно, что наш командир капитан 1 ранга А.М.Евдокименко стрелял торпедами весьма неплохо. Находясь в ЦП во время атаки, многое слышишь и многое видишь, так что всем понятно, кто есть кто.
Примерно в это время произошло моё первое знакомство с опытной К-64 пр.705. Как-то, заступая дежурным по живучести, я был проинструктирован по поводу этой ПЛ капитаном 1 ранга А.Г.Котяшом, который особо отметил: «Не дайте ей утонуть! Компрессорная станция на берегу должна постоянно работать на пополнение её запасов ВВД», – и добавил всё, что он думает об этой ПЛ и её создателях. Глядя на К-64 с борта ПКЗ, видишь массу шлангов, труб, кабелей. Пройти по надстройке можно, только обладая определёнными навыками канатоходца. Лодка постоянно имела крен, дифферент, причём он менялся 2-3 раза за ночь.
В ЦП корабля неизменно сидело человек 5-6 офицеров и специалистов завода, и все что-то делали, чем-то управляли, о чём-то извещали или запрашивали отсеки. На наших ПЛ даже в момент выхода в атаку в ЦП меньше разговоров. Это напоминало действия ГКП и ЦП по борьбе за живучесть. Что по сути своей и происходило на этой ПЛ: тонула она постоянно, замыкание кабелей внутри и вне ПЛ повторялось с завидной периодичностью, поступление пара или, наоборот, его отсутствие случалось не реже раза в сутки. «Не дай, Господи, попасть сюда!» – естественное желание любого, кто хоть раз оказывался на автоматизированной, суперсовременной ПЛ. У меня даже мыслей не возникало, что когда-нибудь судьба и воля начальства может связать меня с АПЛ этого проекта.
В конце 1969 г. или в самом начале 1970 г. (точную дату не помню) приказом командующего СФ наш 289-й экипаж капитана 1 ранга Евдокименко превратился в экипаж К-370 пр.671. Корабль только что прибыл в базу после постройки и был, как говорится, с иголочки. Мы были этому рады, а экипаж ПЛ К-370, получивший наши «атрибуты», был огорчён. Поэтому приём лодки от них проходил в нервозной обстановке. В дополнение к обычному приёму ПЛ этот отличался тем, что мы должны были принять весь ЗИП базового хранения, уяснить все невыполненные обязательства завода по ПЛ и т.д. Возникало много вопросов, на которые мы не могли получить исчерпывающие ответы от коллег с К-370.
Наконец-то, приняв К-370, мы «окунулись» в неё с энтузиазмом и стремлением сделать всё хорошо, максимально улучшить её содержание. Попутно доказать свой профессионализм делами и избавиться от приставки «второй» к слову «экипаж» фактически, а не только на бумаге. Подтвердив свою перволинейность в начале 1970 г., экипаж стал готовиться к БС с участием в учениях «Океан-70». Планировался поход к Северному полюсу с всплытием на макушке Земли и установкой там бюста В.И.Ленина и флагштоков с государственным и военно-морским флагами. Подготовка проходила нормально. Техника была исправна, мы были готовы к походу. Проверки штаба дивизии проводились профессионально, по-деловому и, я бы сказал, доброжелательно. Все проверки мы прошли, вывод офицеров штаба был: «ПЛ к контрольному выходу готова».
Долгов, а рубки-то нет!
Мы отправились на контрольный выход в море 9 марта со сроком возвращения 12 марта. План контрольного выхода мы выполнили полностью и маневрировали для проверки безопасности всплытия ПЛ в надводное положение. Глубина 60 м. На вахте 3-я смена (я вахтенный инженер-механик). Московское время около 3 часов 12 марта 1970 г. Вахтенный офицер – капитан-лейтенант С.Т.Никулин. Вахтенный командир старший помощник командира капитан 2 ранга Ю.К.Варламов в штурманской рубке работает с журналом боевых действий. Всплыли на глубину 40 м, задраили, как полагалось, нижний рубочный люк. Отвернули влево на 45° для прослушивания кормовых курсовых углов левого борта.
Отвернули влево на 45° для прослушивания кормовых курсовых углов левого борта. — Цель по пеленгу 40°. Пеленг меняется вправо, – доложил акустик. — Цель по пеленгу 101°. Ушла в кормовые курсовые утлы. Контакт с целью потерян, – через минуту сообщил акустик. — Горизонт чист, – следующий доклад акустика. — Право на борт. Ложиться на курс... – дал команду вахтенный офицер с целью изменить курс на 45° вправо для прослушивания кормовых курсовых углов справа. Только ПЛ начала циркулировать вправо, раздался удар в верхнюю часть 2-го отсека. Лодка накренились на левый борт на 24°. Затем выровнялась. — Продуть балласт! – дал я команду вахтенному на пульте ОКС «Вольфрам». — Аварийная тревога, – скомандовал старший помощник командира. — Стоп турбина, – дал я команду телеграфом после всплытия ПЛ в надводное положение.
Экипаж занял места по боевой готовности №1. — Осмотреться в отсеках, – последовала команда командира БЧ-5. Поступают доклады, в отсеках замечаний нет. — Поднять перископ, – отдаёт приказ командир. — Перископ не идёт, – доложил я командиру. — Поднять РЛК, – командует Евдокименко. — РЛК не поднимается, – докладываю командиру. — Долгов, у вас нет гидравлики. Что делать? Вы понимаете, в какое положение вы ставите своей бездеятельностью ПЛ? Разберитесь и доложите! – гневно произносит Евдокименко.
— Отдраить нижний рубочный люк, – затем командует он. — Люк не отдраивать! Мичман Почуев, проверить отсутствие воды в прочной рубке, – дал я команду. — Из рубки сплошной струёй идет вода, – почти мгновенно поступил доклад мичмана. А труба слива воды диаметром миллиметров шестьдесят. — Прочная рубка затоплена. Выдвижные не поднимаются по причине заклинки щитов на крыше ограждения рубки, – доложил я командиру. И в ЦП наступила тишина. Что делать? — Товарищ командир! Предлагаю осмотреть надстройку через входной люк 1-го отсека, – предложил командир БЧ-5. И доложил, что на ПЛ обстановка нормальная, замечаний нет. — Старпом, комдив-три, выйти на надстройку через люк 1-го отсека. Осмотреть её. Доложить, – отдал команду Евдокименко. Вооружившись переносными фонариками, мы со старшим помощником командира Ю.К.Варламовым отдраивали люк 1-го отсека. Варламов вышел первым. — Долгов, а рубки-то нет... – сказал он и добавил сочную непечатную тираду. Поднявшись на палубу, под лучом переносного фонарика я увидел, что ограждение рубки лежит на левом борту, выходя за обводы ПЛ. Обследование дало такие результаты: верхний рубочный люк из выпуклого стал вогнутым и оказался сдвинут с комингса на половину просвета, перископ, радиоантенна, РЛК согнуты на левый борт, ходовые огни горят, связь с мостиком есть, только её тангента находится за бортом, и, чтобы до нее дотянуться, нужно стать на левый проход и вытянуть руку влево. Кое-где искрила проводка наружного освещения. На море был полный штиль. Обо всём этом доложили в ЦП. Демонтировав щиты в кормовой части ограждения рубки, мы смогли поднять радиосвязную антенну «Ива». О случившемся командир доложил на берег. Последовала команда лечь в дрейф и дожидаться подхода РПКСН. Вскоре подошел РПКСН на голосовую связь. — Запишите свои широту и долготу, – крикнул его командир с мостика и продиктовал широту и долготу места. — Неверные данные он даёт, эти слова штурман И.С.Зуенко прокричал на мостик. — Обмарался? Молчи и записывай! – донеслось с РПКСН. Мы получили приказание следовать в базу. Наше возвращение было «триумфальным». Весь народ, который был в Западной Лице, высыпал на причальную линию, пирсы, сопки. В Западной Лице в это время находился ГК ВМФ Адмирал флота Советского Союза С.Г.Горшков с офицерами ГШ ВМФ и штаба СФ. Успели прибыть и высокопоставленные работники особого отдела и СФ, и ВМФ. Евдокименко в меховой куртке, стоя на носовой надстройке и имея за спиной лежащее на левый борт ограждение рубки, выглядел весьма эффектно при подходе ПЛ к пирсу, на котором его встречал ГК ВМФ СССР. После швартовки и докладов стали исследовать ограждение. Определили, что столкнулись с иностранной ПЛ. Я собрал трёхлитровую банку остатков инородной краски и покрытия в ограждении рубки и передал работникам особого отдела. В эту же ночь ПЛ ушла на СРЗ в Полярный для проведения восстановительных работ. У нас забрали флаги и бюст В.И.Ленина, которые мы должны были водрузить на Северном полюсе. Ещё будучи на переходе в базу после столкновения, мы получили циркулярное радио для всех ПЛ: «В подводном положении плавать с задраенным нижним рубочным люком и отдраивать его один раз в четыре часа для осмотра прочной рубки». С тех пор внесены изменения и в инструкцию по управлению ПЛ. В Полярный на другой день после нашего прихода прибыли командующий СФ и представитель Адмиралтейского завода. Нам была дана вводная: «за 10 суток устранить все повреждения». Строитель Адмиралтейского завода заявил, что это реально, если «к завтрашнему утру будут срезаны остатки ограждения рубки», и нарисовал мелом линии, показав, что должно быть срезано к утру. Командующий СФ даёт приказ: «Срезать!» Директор СРЗ заявляет, что у него нет никакого оборудования для резки и сварки алюминиево-магниевых и титановых сплавов, а только из этих материалов состояло ограждение рубки. В итоге приняли следующее решение: директор СРЗ выдаёт личному составу лодки ножовочные полотна, швартует у борта лодки плавучий подъёмный кран, а личный состав вручную ножовками перепиливает всё, что надо убрать, а отпиливаемая часть, опутанная заведёнными концами, поддерживается с помощью крана (чтобы не упала неожиданно за борт). Мне, как командиру дивизиона живучести, в чьём заведовании находятся корпусные конструкции, было приказано к утру срезать ограждение рубки с обтекателем антенны миноискания. Вначале я думал, что все эти «дяди» шутят. Но когда командующий СФ спросил: «Товарищ капитан 3 ранга, у вас есть вопросы?» – у меня их не было, и «шутки» закончились. Если бы я не был исполнителем этой работы – никогда и никому не поверил бы, что такое возможно. И вот экипаж, разделённый на смены, всю ночь пилит ограждение рубки. Правда, завод здорово помог, поставив рядом плавкран, которым мы рвали куски ограждения. К утру мы всё сделали. Естественно, что в 10 суток с ремонтом не уложились. Уложились в месяц. Наше столкновение разбиралось на Военном Совете ВМФ, куда вызывали А.М.Евдокименко. Кто был признан виновным, какая конкретная вина была определена командованию нашей лодки, я не знаю, но командир наш остался на месте. Ни на какие учения мы, разумеется, не попали. По возвращении в базу занимались БП, а с июня приступили к подготовке к БС. Имея в итоге печальный опыт подготовки, командование экипажа предприняло соответствующие меры. Подготовка проходила в спокойной обстановке. Ажиотажа и аврала не было, но работали все добросовестно. В экипаже царила деловая обстановка. В один из дней, выполняя обязанности дежурного по живучести, я встречал заместителя командующего флотилии по электромеханической части – начальника ЭМС флотилии контр-адмирала Вячеслава Леонидовича Зарембовского. Контр-адмирал В.Л.Зарембовский пользовался во флотилии заслуженным авторитетом. Его уважали, а механики буквально боготворили. Он был тактичен и внимателен к людям, к их нуждам и заботам. Его указания инженера-механика и офицера- подводника были всегда профессиональны, конкретны, реальны. Не помню случая, чтобы он воспользовался своей большой дисциплинарной властью в части наказаний. Доложив, как полагается, о ходе дежурства, я собирался ретироваться, но был остановлен. Начались вопросы о жизни, службе и т.д. Заканчивая беседу, В.Л.Зарембовский неожиданно для меня сказал: «Не пора ли вам двигаться на должность командира БЧ-5 ? ». Я ответил, что нет, ещё должность командира дивизиона не надоела. На том и расстались. В начале августа мы убыли на БС. Поход прошёл спокойно, техника особых беспокойств не доставляла. Запомнился момент пополнения тавотниц клапанов вентиляции ЦГБ на перископной глубине. Инструкция по обслуживанию системы погружения и всплытия предусматривала проверку срабатывания клапанов вентиляции ЦГБ на перископной глубине, пополнение тавотниц смазкой АМС (продавить смазкой трущиеся поверхности). От выполнения первого пункта отказались сразу, никто этого на перископной глубине не делал – нарушались требования безопасности плавания. А вот второй пункт пришлось выполнять. Я решил сделать это в 1-м отсеке, где к клапанам вентиляции ЦГБ наилучший доступ. Откручиваю тавотницу, а оттуда, быстро извиваясь, выползает чёрная змейка смазки АМС и плюхается мне в лицо с последующим ударом струёй воды. Я с трудом вернул всё в исходное положение. Больше никогда этого сам не делал и своим подчинённым запретил. А вскоре этот пункт из инструкции СКБ «Малахит» вообще убрало. После возвращения в базу, сдачи отчётов за БС и передачи корабля второму экипажу мы убыли в отпуск. Отпуск полностью мне отгулять не довелось – вызвали на службу принимать дела командира БЧ-5 К-38 пр.671.
Снова на К-38
Вновь встреча со своим родным кораблём. Экипаж уже сменился полностью. Кораблём командовал капитан 2 ранга С.Д.Мезенцев, бывший штурман этой же лодки, старшим помощником был капитан 2 ранга В.В.Рыбалко. Командирами дивизионов в БЧ-5 были: мой друг капитан 3 ранга А.А.Димитропуло (1-го дивизиона), капитан-лейтенант Ю.В.Сое (2-го дивизиона) и капитан 3 ранга П.Д.Ушкалов (3-го дивизиона). Командирами групп 1-го дивизиона были капитан-лейтенант П.Д.Осипенко (турбинной) и капитан-лейтенант В.В.Кириченко (реакторной), командирами групп дистанционного управления – ст. лейтенанты Ю.Н.Митрофанов, В.Р.Фихматов и капитан-лейтенант Ф.П.Рябов, командиром группы автоматики – ст. лейтенант В.В.Кузьмин. Одна должность командира группы дистанционного управления была вакантной. Командиром группы автоматики общекорабельных систем был ст. лейтенант В.А.Воловик. Мичманский и рядовой состав соответствовал штату, но сменился полностью. Все офицеры БЧ-5 меня знали довольно неплохо. Приняв дела и обязанности командира БЧ-5, свою службу я начал с выяснения уровня подготовки офицерского состава по специальности. Выше «удовлетворительно» ни у кого не получалось, и только капитан 3 ранга А.А.Димитропуло и капитан-лейтенант П.Д.Осипенко имели высокую специальную подготовку. Такое положение дел меня никак не могло устроить. Мои требования по уровню специальной подготовки были высокими. Действовал я по следующей методике (она не мной придумана и опробована многими поколениями подводников). Вспоминаю рассказ контр-адмирала З.М.Арванова, заместителя начальника училища им. Ф.Э.Дзержинского. Он окончил училище в 1945 г., попал на СФ на ПЛ командиром БЧ-3. Повоевать не успел, поскольку боевые действия прекратились. Все матросы с медалями, офицеры с орденами, а его грудь пуста, как он сам нам говорил. Он стремился быстрее изучить ПЛ и сдать на допуск к самостоятельному управлению. Все вопросы зачётного места закрыл, а устройство ПЛ командир БЧ-5 не хочет принимать, – продолжал свой рассказ адмирал слушавшим его курсантам. «Вы не готовы, лейтенант», – отвечал механик. И вот Арванов обратился к командиру, мол, я готов, а командир БЧ-5 не принимает устройство ПЛ. Командир БЧ-5, получив команду от командира, повёл лейтенанта Арванова в 1-й отсек. Механик закрывает пилоткой клапан, а лейтенант Арванов называет клапан и его назначение, и так по всему отсеку. Всё ответил. Все клапана назвал. Всё сделал, что приказал командир БЧ-5. Уже на выходе из отсека он накрывает пилоткой очередной клапан, – продолжает рассказ адмирал. – Не знаю я этого клапана. Думал долго и сознался, что не знаю. «Ну вот, лейтенант, а говорили, что готовы по устройству ПЛ», – сказал командир БЧ-5, нагнулся, поднял «клапан», положил в его карман и ушёл из отсека (это оказался подложенный заранее командиром БЧ-5 клапан). Я такой метод обучения не применял, но считаю его очень даже положительным и поучительным. Я заранее объявлял тему контрольного занятия для офицеров, чаще всего по их специальности. Показавшие низкие знания получали допуск на ПЛ и с 18.00 до 21.00 на «железе» ликвидировали свою безграмотность. Наутро я их опрашивал по тем вопросам, которые они должны были изучить в вечернее время. Скажу честно, это от меня требовало массы дополнительного времени, упорства, настойчивости. И реализовать это значительно сложнее, чем об этом рассказать. Начался ропот, потихоньку, за углом. Даже жёны офицеров приходили ко мне домой и высказывали своё мнение обо мне. На что я им отвечал одним и тем же: «Если ваш муж честно расскажет вам, почему он поздно приходит домой, то вы ко мне больше никогда не придете». И они не приходили повторно, и контакта с семьями своих офицеров я не терял никогда. Наряду с этим я взялся переделать все планы корабельных боевых упражнений по борьбе за живучесть, так как они мне не нравились. Это было с энтузиазмом встречено В.В.Рыбалко. В новой должности я также реализовал свою идею по ведению книжек боевого номера (но их уже делали офицеры по своим подразделениям). В общем, напридумывал я себе забот полон рот. Жизнь в БЧ-5 оживилась, уровень знаний у личного состава стал повышаться, люди начали ответственнее относиться к исполнению своих служебных обязанностей, многое стали делать осмысленно. Тем временем БП продолжалась, мы отработали и сдали первую и вторую курсовые задачи. Техника на К-38 поизносилась, ведь прошло пять лет её активной эксплуатации после окончания постройки. Подходили сроки заводского ремонта. Поступила команда сделать ремонтные ведомости по всей лодке и согласовать их с техническим управлением флота. Работа очень масштабная, требующая педантичности, знаний документов и т.д. Один объём писанины чего стоит, а её нужно ещё и отпечатать. И добавить заявки на потребные механизмы, ЗИП и материалы. Это канцелярская работа, а ПЛ приказано было передать экипажу капитана 2 ранга Е.А.Томко для отработки задач курса БП. Была проведена большая подготовительная работа, ведомости на средний ремонт были отработаны, с техническим управлением СФ согласованы и разосланы по требуемым адресам. В 1973 г. я написал рапорт с просьбой о зачислении меня кандидатом для поступления в ВМА им. А.А.Гречко, на что получил ответ от капитана 1 ранга А.Г.Котяша. «Пиши диссертацию тут», – сказал он, возвращая мне рапорт. В марте меня неожиданно вызвал к себе начальник штаба 3-й ДиПЛ капитан 1 ранга Е.Д.Чернов. Захожу в его кабинет, докладываю о прибытии. В кабинете находится и капитан 1 ранга А.Г.Котяш. Евгений Дмитриевич велит мне пойти на К-38, проверить её готовность к выходу в море и доложить о результатах. Сказать, что я был удивлён, – значит ничего не сказать. Получалось, что меня выставляли в роли то ли шпиона, то ли сексота, и порядочностью тут и не пахло. Это при штабе-то способного вывернуть «наизнанку» и экипаж, и подводную лодку за 3-4 часа. Но раз последовал прямой приказ начальника, то ничего не оставалось делать, как исполнять. Прибыл на ПЛ. Зашёл в каюту командира и всё изложил Егору Андреевичу Томко. Он вызвал командира БЧ-5 капитана 2 ранга А.И.Прибыша, и мы определили, что ПЛ готова к выходу в море. Я прошёлся по отсекам ПЛ, осмотрелся и к концу дня прибыл к начальнику штаба дивизии с докладом. Он пригласил к себе капитана 1 ранга А.Г.Котяша. Выслушав мой доклад, Чернов приказал: «Вам, Владимир Афанасьевич, участвовать во вводе ГЭУ, приготовлению ПЛ к выходу в море. И идти с экипажем на отработку задач. Ясно?» «Так точно!» – отчеканил я и пошел на ПЛ по-настоящему ковыряться в технике и выяснять её фактическое состояние. Плавание по сдаче задачи №2 с экипажем Е.А.Томко запомнилось мне рядом эпизодов. Мы находимся в подводном положении. Первая смена обедает. В кают-компании Е.А.Томко, заканчивая приём пищи, говорит:
«Ну что, отработаем аварийное всплытие. Перекурим?» «Товарищ командир! Не надо аварийного всплытия. Арматура ВВД ещё первой модели и уже изношена. Ресурс компрессоров на исходе», – говорю я. «Хорошо», – согласился он и убыл из кают-компании. И вдруг слышу шум продуваемых ЦГБ. Считаю до 20, шум продолжается. Влетаю в ЦП и вижу – перемычки ВВД обоих бортов открыты, ЦГБ продуты. Я закрыл ключом перемычки обоих бортов. Перемычки правого борта не закрылись. Закрыл ключом продувание ЦГБ – остался открытым клапан продувания ЦГБ №9, куда и уходит запас ВВД. Дал команду в 4-й отсек закрыть клапан продувания ЦГБ №9 вручную, но клапан не закрылся. Дал команду по кораблю закрыть все подгрупповые клапана. Пока исполнялась команда, запас ВВД на ПЛ составлял: общекорабельный – 20 кг/см2 вместо 380 кг/см2, в командирских группах – 60 кг/см2. Состояние арматуры ВВД неизвестно, так как она управлялась сжатым воздухом, и, если давление ниже 25-20 кг/см2, она не управляется. Об этом я весьма эмоционально доложил Томко: «ПЛ погружаться не может!» Нужно 10-12 часов на приведение системы ВВД в рабочее положение и пополнение запаса ВВД. Давление в системе воздуха среднего давления – 20 кг/см2 вместо 380 кг/см2. Арматуру ППУ перекладывать нельзя. Режим ГЭУ менять опасно, может отказать система управления арматурой ППУ. Систему перемешивания электролита АБ нужно отключить, дабы избежать попадания электролита в систему воздуха среднего давления. Вот она, цена непродуманного манёвра при неподготовленности к нему личного состава и низкой надёжности техники из-за её изношенности. Злой я был на всех и вся. К тому же поступила команда следовать в базу. Считаю, что нам ещё просто повезло. В противном случае нас ожидало возвращение в базу, комиссия, разбирательство и нелицеприятные выводы. Я только представил себе, что бы невразумительное я шепелявил Е.Д.Чернову на его «Почему не настояли? ...не обеспечили? ...не обучили?» – и становилось зябко, спина покрывалась холодным потом. Только к 24 часам я закончил приводить систему ВВД в рабочее положение и пополнять запас ВВД. Делал всё сам, не привлекая никого из экипажа, демонстративно. Знал, что делал неправильно, игнорируя всех в экипаже, но всё равно делал. Ни Томко, ни тем более я, никому ничего не доложили по этому происшествию. После очередного захода в базу, когда меня ночью вызвали на ПЛ ремонтировать трюмную помпу и насос охлаждения компрессора ВВД, я с ПЛ больше не сходил. Посчитал, что так будет спокойнее для меня. Пришлось привлекать матросов и офицеров своей БЧ-5 для ремонта техники. Получил разрешение на сход с ПЛ от Е.Д.Чернова я только после того, как экипаж Е.АТомко отработал задачи курса БП. В июле 1972 г. из нашего экипажа на повышение ушёл старший помощник командира В.В.Рыбалко. Вместо него назначили капитана 2 ранга В.Н.Щербакова, до этого служившего в одном из экипажей АПЛ пр.705. Он окончил ВМА им. А.А.Гречко, был кандидатом военных наук, разрабатывал документы по тактике ПЛ. Опыт плавания у него был небольшой. Интеллигентный человек, тактичный, вежливый. Был страстным киноманом. За субботу и воскресенье в экипаже смотрел до 6 фильмов. Опыта работы с личным составом не имел. Поэтому с самого начала нашей совместной службы, по его просьбе, я оказывал Щербакову всяческую помощь. Его просьбы начинались с одного и того же: «Владимир Афанасьевич, сделайте, пожалуйста...» На такое обращение я никак не мог отказать, хотя делал порой работу за старшего помощника командира. Мы служили вместе уже более полугода, а всё оставалось по-прежнему. Он ужасно вежливо просил, я, стиснув зубы, делал, с нетерпением ожидая от него хотя бы раз приказа, отданного в официальной форме. «Ну, после этого я отыграюсь на тебе», – злорадно думал я. Но так этого и не дождался. На прощальном ужине, устроенном Щербаковым в честь своего ухода на должность командира ПЛ, он высказал удовлетворение нашей совместной службой и добавил: «Я всё ждал, когда же вы взорвётесь». В сентябре 1972 г. поступила команда К-38 перейти в Северодвинск на сдаточную базу Ленинградского Адмиралтейского объединения для проведения заводского ремонта. После ввода ГЭУ, за сутки до выхода, меня вызвал капитан 1 ранга АГ.Котяш и сказал: «Ты просился в ВМА. Так вот, оформляй документы. Я подпишу. Времени у тебя ещё целые сутки». «Спасибо», – выпалил я и побежал. Договорился с командиром БЧ-5 второго экипажа о том, что на один день он вместо меня будет на ПЛ, а сам, приложив всю свою расторопность и воспользовавшись помощью корабельного врача, оформил все документы, подписал их у командира и капитана 1 ранга Котяша и сдал ст. помощнику начальника штаба (он курировал эти вопросы, поскольку в те годы офицера по кадрам в штабе дивизии не было). В Северодвинске всё время уходило на согласование ремонтных документов с заводом и техническим управлением СФ, а оставшееся... на сбор металлолома. Нигде я с таким положением дел не сталкивался: план на год для экипажа – 3,5 т (при этом требовалось еженедельно докладывать о ходе выполнения плана комбригу). В округе все консервные банки были собраны давно и другими. На складе металлолома завода «Звёздочка» наших эмиссаров отловили и выгнали с позором. Командир лодки капитан 1 ранга С.Д.Мезенцев со всей своей командирской властью насел на меня. Делать было нечего. Взяв спирта, достаточное, на мой взгляд, количество для получения квитанции на 3,5 т металлолома, я убыл во «Вторчермет» города. На моё прямое предложение я получил прямой ответ: «Видишь, начальник, сколько пустых бутылок? А металлолома-то нет. Не можем помочь, хотя и очень хочется...» – ответил старший. Я отправился обратно ни с чем. В турбинной группе служил мичман Н.И.Горбылёв, сам родом из Северодвинска. Я выделил ему в помощь ещё трёх мичманов и, снабдив их «материально-технически», отправил на поиски металлолома. Через двое суток они прибыли живыми и здоровыми с вожделенной квитанцией на металлолом. Лишь спустя некоторое время я узнал, что мои подчинённые украли строительные леса на каком-то складе, заявив при этом, что «там у них нет никакой организации службы». Между делом я интенсивно готовился к экзамену в ВМА Командир уезжал на новогодние праздники в Западную Лицу, и я попросил его узнать, утверждён ли я кандидатом в ВМА на 1973 г. Прибыв из поездки, Мезенцев меня уверил, что моя кандидатура не вызвала сомнений и я утверждён. Через две недели поехал к семье и я. В один из дней я зашёл в отдел кадров флотилии к капитану 1 ранга Р.АБакшиеву и поинтересовался, утверждён ли я кандидатом в ВМА. Он был удивлён вопросом, поскольку мои документы к нему не поступали. Теперь настала очередь удивляться мне. Взбудораженный, я пошёл в штаб дивизии к ст. помощнику начальника штаба. Он ответил мне что-то невразумительное. Я – к Е.Д.Чернову. В итоге выяснилось, что мой командир Стас Мезенцев попросил ст. помощника начальника штаба мои документы во флотилию не отправлять. Он опасался за себя. С одной ПЛ собрались уходить командир и командир БЧ-5, и, по его мнению, меня могли утвердить, а его нет, поскольку у него было неснятое взыскание (я не знаю, какое и за что, меня это не интересовало). С поступлением в учебные заведения мне фатально не везло всю жизнь. А1974 г. был для меня последним сроком, так как позднее я уже не проходил по возрасту. На этом я и успокоился. Завод предоставил мне однокомнатную квартиру. Я перевёз из Западной Лицы семью, а она уже состояла из четырёх человек: жена, Евгения Николаевна, сын Андрей, десятилетний школьник, и годовалая дочь Евгения. Мы начали обживаться на новом месте.
Прощание с Владимиром Афанасьевичем состоится в 10.00 10 апреля 2020 года в морге №1 по адресу Екатерининский пр., д. 10
Воспоминания командира БЧ-5 ПЛ пр.671 3-й ДиПЛ СФ Капитан 1 ранга В.А.Долгов
В 1955 г. я окончил среднюю школу в селе Изобильное. В нашей семье не было родственников, связанных каким-либо образом с морем. Откуда у меня появилось желание стать моряком – не знаю. Но ко времени окончания школы я уже ни о чем другом не думал. Родители не одобряли моё решение, но особенно-то и не противились. Сделанная в 1955 г. попытка поступления в Бакинское мореходное училище оказалась неудачной. «Русский, из России, только одни отличные оценки позволят вам поступить», – с убийственной откровенностью заявил мне один господин в приёмной комиссии. Расстроенный своим провалом, я поступил работать матросом на
Работал, учился на Курсах подготовки рулевых и боцманов при Бакинской мореходной школе. Добился должности боцмана на этом же пароходе. В августе 1956 г. после успешной сдачи экзаменов я был зачислен в Одесский институт инженеров морского флота. Мечта сбылась! Но я не знал, что не всё зависит от меня. Забрали служить – в Азербайджане срывался план по призывникам со средним образованием. Срочную службу проходил в 147-м авиаполку в дальней авиации 11-й дивизии 21-й армии Московского военного округа стрелком-радистом в экипаже командира полка на . В 1958 г. я попытался поступить в ВВМИУ им. Ф.Э.Дзержинского. «Знания у вас есть, но не глубокие», – такой вердикт вынесли в приёмной комиссии. Углубив свои знания за 1958-1959 гг., я наконец-то поступил в ВВМИУ им. Ф.Э.Дзержинского в 1959 г., сдав все экзамены, видимо с перепугу, на «отлично».
Смотря на курсантов, которые с озабоченным видом и ужасно умными книжками ходили по училищу, я был уверен, что не освою, не смогу, не успею и вряд ли задержусь тут надолго. Мне уже не верилось, что я могу учиться, как и все. Учился я рьяно, работал много, пунктуально следовал рекомендациям преподавателей и, к своей радости и удивлению, первую сессию сдал на «отлично». Только после этой сессии у меня появилась уверенность в своих силах и знаниях. Окончил училище в 1964 г. с золотой медалью и занесением на мраморную доску почёта училища. Мне было 27 лет. Выпускник не первой молодости. Выбрал службу на СФ.
В 1962 г. женился. Жена, Евгения Николаевна, всю нашу жизнь является моей верной спутницей и помощницей. Любящая жена и заботливая мама. В 1963 г. у нас родился сын Андрей. После защиты дипломного проекта я уехал за город к знакомым (жена с сыном в это время были у моих родителей в Ставрополье). Дома меня встретил мой тесть Николай Дмитриевич Фадин с сообщением, что меня вчера разыскивал какой-то капитан 3 ранга, такой высокий, полный, представительный.
«Откуда он – из училища, с кораблей?» – пытался я прояснить ситуацию. «Он не назвался. Спросил, где ты и когда будешь. Попросил телефон. Я дал», – ответил Николай Дмитриевич. Спустя два-три дня позвонил капитан 3 ранга А.В.Нестеров и предложил мне приехать на улицу Римского-Корсакова и выслушать предложение по дальнейшей моей службе. В среде курсантов распространялись слухи о строительстве новейших ПЛ на ленинградских заводах. Каких- либо конкретных сведений по этим проектам мы не имели. Всё это было для нас скрыто плотной завесой секретности. Весь наш курс горел желанием служить только на плавающих АПЛ, так как все мы получили специальность инженера-механика ЯЭУ. Причём начинать службу, считали мы, нужно только с походов на полную автономность. Поэтому А.В.Нестерову по телефону я ответил, что его предложение меня не интересует. Не прошло и трёх часов, как в квартиру вошёл высокий, полноватый с темными усами капитан 3 ранга Александр Васильевич Нестеров. Он всё-таки уговорил меня поехать на Римского-Корсакова с целью познакомиться с экипажем, офицерами и уж тогда принимать решение. На Римского-Корсакова, как я узнал позднее, размещалось управление 39-й ОБрПЛ. Поднявшись на третий этаж старого кирпичного здания, А.В.Нестеров завёл меня в каюту, на двери которой значилось «Командир воинской части». За столом сидел капитан 2 ранга, невысокого роста, плотный, с внимательным взглядом, который трудно выдержать.
— Товарищ капитан 2 ранга, мичман Долгов, – представился я. — Я командир ПЛ Чернов Евгений Дмитриевич. Подводная лодка строится на Адмиралтейском заводе. Я слышал, что вы изъявили желание служить у нас, – проговорил Чернов, вставая из-за стола и крепко пожимая мне руку. — Товарищ капитан 2 ранга, вас не верно информировали. Служить на вашей ПЛ я не желаю. Хочу на плавающую. У меня есть право выбора, – ответил я. Чернов бросил, как мне показалось, недовольный взгляд на Нестерова. — Ну, это решающей роли не играет, – заявил он. — Служить на вашей ПЛ не желаю. Разрешите идти, – упрямо гнул я своё. — Идите, – махнул он рукой. Отказавшись от настойчивого приглашения А.В.Нестерова отужинать с экипажем и познакомиться с офицерским составом, я убыл из расположения бригады. 5 сентября 1964 г. нас произвели в офицеры. Присвоили воинское звание инженер-лейтенант. Выдали две получки. Как сейчас помню – 360 рублей. Это было так много! Отпускной билет, командировочное предписание прибыть в отдел кадров СФ после отпуска и проездные документы во все концы. Я убыл в отпуск на свою «малую родину» к жене, сыну, родителям и многочисленным родственникам. Отпуск –всегда хорошо, это в первую очередь состояние души, а первый офицерский – это просто прекрасно! В конце сентября с семьёй вернулись в Ленинград и начали интенсивно готовиться к переезду на Север. О своём посещении 39-й ОБПЛ я уже забыл, тем более что документы с приказанием прибыть в отдел кадров СФ были у меня на руках. Но в то время я совсем не знал Е.Д.Чернова и того, что заявление какого-то лейтенанта о нежелании служить у него не является препятствием для командира К-38. Мне оставалось 13 суток быть в отпуске, когда дома раздался телефонный звонок.
Лейтенант Долгов? – раздался твёрдый голос в трубке. — Так точно, – ответил я. — Немедленно прибыть в в/ч... Адрес знаете? – с напором продолжал тот же голос. — Так точно! – ответил я. Как потом выяснилось, звонил дежурный по бригаде. На недоумённые вопросы домашних ничего вразумительного я ответить не мог. Захожу в ту же каюту: — Товарищ капитан 2 ранга, инженер-лейтенант Долгов по вашему приказанию прибыл, –- доложил я Е.Д.Чернову. — Здравствуйте. Вот ознакомьтесь с выпиской из приказа командующего СФ о назначении вас командиром группы дистанционного управления БЧ-5 головной ПЛ К-38 пр.671. С чем и поздравляю! – последовало крепкое рукопожатие. — Есть, товарищ капитан 2 ранга! – ответил я. — Завтра быть на службе, – прозвучало приказание. — Но я ведь ещё в отпуске! Мне ещё 12 суток Положено отгулять! – возразил я. — Отпуск отгуляете потом, – заявил Е.Д.Чернов.
Насколько же был я наивен, полагая, что приказ об отпуске свят. Возможно, для кого-то это и было свято, но только не для Е.Д.Чернова. Те две недели я отгулял, уже будучи пенсионером. Отступлю немного от хронологического порядка изложения. Прошло довольно много времени, я уже служил на К-38, и, вспоминая свою первую встречу с Е.Д.Черновым, его недовольный взгляд, сопровождаемый характерной мимикой, брошенный в сторону заместителя по политчасти А.В.Нестерова, я понял, что перед Нестеровым была поставлена задача – подобрать замену на вакантную должность командира группы дистанционного управления БЧ-5, с которой он не совсем успешно справился. Уже в ближайшие два месяца я уяснил, что такое АПЛ пр.671, влюбился в неё и ни разу не пожалел о своём первом назначении. Я благодарен своему первому командиру, ныне вице-адмиралу, Евгению Дмитриевичу Чернову и его заместителю по политической части капитану 1 ранга Александру Васильевичу Нестерову за то, что они сделали так, как сделали. За 21 год, что служил под командованием Е.Д.Чернова, я ни разу не пожалел об этом. И благодарю судьбу за такой расклад!
Строительство и учёба
Началась моя служба на К-38 (зав. №600) пр.671 – головной лодке серии. 1 октября 1964 г. командир ПЛ (я только двое суток был в составе экипажа) приказал мне убыть в УЦ ВМФ в Обнинске с задачей, обучаясь самостоятельно, пройти курс обучения за четыре месяца.
«Содействие со стороны руководства и преподавателей учебного центра вам будет оказано», – заявил командир. Я получил подробный инструктаж от командира 1-го дивизиона капитана 3 ранга Александра Николаевича Иванова и командира БЧ-5 капитана 2 ранга Николая Николаевича Думенского. Мои коллеги капитан-лейтенанты Семён Ефимович Коган, Владимир Тихонович Анохин, Николай Ярехтович Щербина, Альберт Никонович Невоструев, Валерий Жаворонков внесли свой вклад в мою подготовку к командировке. Все они выпускники ВВМУ им. Ф.Э.Дзержинского 1962 г., прошли все виды обучения, стажировку на ПЛ СФ и в моих глазах были недосягаемо высоко подготовленными офицерами.
По прибытии в УЦ ВМФ я представился заместителю начальника центра капитану 1 ранга Е.В.Бахареву. Из беседы с ним я уяснил, что меня в УЦ ВМФ ждали, он изложил организацию и программу моей подготовки, количество экзаменов и т.д. Приказал еженедельно докладывать о ходе подготовки ему лично, а также из рубки дежурного по УЦ ВМФ по телефону в Ленинград, командиру К-38. Стало очевидно, что Е.Д.Чернов мою подготовку организовал так, как я даже и предположить не мог.
Рабочий день я сам себе установил с 8.30 до 21.00, в субботу – до 20.00, в воскресенье – до 15.00 (время, когда закрывалась секретная библиотека). Работал много, упорно и добросовестно. Как и было приказано, еженедельно докладывал Е.В.Бахареву и Е.Д.Чернову в Ленинград. Уже через полтора месяца все дежурные по 39-й ОБрПЛ меня знали. Некоторые из них после моего детального доклада о том, что я изучил за неделю, не лишали себя удовольствия прокомментировать мой доклад. Один из дежурных после моего отчёта развеселился: «У вас богатая фантазия, товарищ лейтенант, а если то, что вы перечислили, как-то соответствует действительности, то вы в Обнинске упускаете уникальную возможность отдохнуть. На флоте вы будете об этом сожалеть». Но в то время я ни о чём не сожалел.
Было огромное желание изучить, сдать экзамены и вернуться в Ленинград в экипаж, к семье. Я ясно представлял себе, что основная учёба начнётся на АПЛ. Назначенную мне программу я изучил на месяц раньше, что подтвердили успешно сданные экзамены. Доложил командиру К-38 о завершении обучения и запросил «добро» на убытие в Ленинград. Последовал ответ, что будет проведён итоговый экзамен с участием капитана 1 ранга Е.В.Бахарева, и он даст «добро» на моё убытие. Сдал я и это собеседование.
В период своего обучения в УЦ ВМФ я познакомился с офицерами экипажа К-69 пр.671. Командиром К- 69 был капитан 1 ранга Р.Т.Кетов, командиром БЧ-5 капитан 2 ранга В.И.Кизим. Их лодка шла вторым корпусом на Адмиралтейском заводе. Экипаж мне понравился. Офицеры были дружны и доброжелательны. Я получал ответы на все возникающие у меня в процессе учёбы вопросы. Там же я познакомился и с офицерами опытной АПЛ К-64 пр.705. Жил в одной комнате общежития с капитанами 3 ранга В.П.Дубом и В.В.Волновым. Они были ужасно секретными. Обо всём, что касалось корабля и экипажа, рассказывали туманно, загадочно и восторженно. С блеском в глазах повествовали, как на самолёте экипаж из Ленинграда прилетает в Мурманск, затем непременно вертолётом из Мурманска чуть ли не на пирс, где их ждёт готовая к выходу на БС «ихняя» лодка. Без всяких курсовых задач, без береговых элементов задач они выходят в море. Успешно выполняют задачи БС. Через двое-трое суток после возвращения в базу таким же путём возвращаются в Ленинград.
Слушал я все эти «сказки», возражал, но все мои сомнения отметались напрочь. В их рассказах постоянно фигурировали фамилии академиков Александрова, Лейпунского, Трапезникова и других светил советской науки. Но как только разговоры касались обыденных вопросов, то всё становилось ясно. Жилья нет, большую часть времени они проводят в командировках, семьи живут в различных местах Советского Союза, деньги – постоянный дефицит.
Им я не завидовал, поскольку не верил во все эти красивые «сказки». Да они и сами в это не верили, просто жили мечтой, так им было легче мотаться по НИИ, КБ, УЦ ВМФ, быть вдали от семей, переживать хроническое безденежье. С приездом в Ленинград я включился в жизнь экипажа К-38. Начал детально изучать ПЛ в цехах завода. К знаниям устройства лодки и своей специальности командир ПЛ предъявил очень высокие требования. У каждого из нас, командиров отсеков и офицеров БЧ-5, были кальки с развёрткой прочного корпуса и его переборок. На них мы наносили всё появившееся в отсеках и на переборках (отверстия, трубы, механизмы и прочее).
Посему, придя на корабль, я начинал сверять свои кальки с фактическим состоянием 6-го отсека. Приводил всё в соответствие, узнавал, что для чего и зачем, у всех, кто мог что-либо знать. В период строительства офицеры экипажа несли службу на строящейся ПЛ в качестве пожарного дозора. Контролировали правила соблюдения пожарной безопасности рабочими завода при проведении огневых работ. Командованием корабля были установлены тесные деловые отношения с представителями завода. Рабочие относились к нашему пожарному дозору с пониманием и реагировали на замечания адекватно.
Вспоминается такой случай. Я выполнял обязанности командира пожарного дозора. На носовой надстройке проводились сварочные работы. Бригадир чётко предъявил все свои противопожарные средства. Я стал смотреть, как сварщик красиво варит алюминиево-магниевый сплав, как вдруг из-под надстройки повалил густой белый дым. Бригадир хватает пенный огнетушитель, приводит его в действие, направляет струю пены под надстройку. И вдруг из-под надстройки вылезает рабочий, на котором горит ватник, и с колоритной непечатной речью бросается на бригадира. Суть его речи заключалась в том, что этот же бригадир послал его работать под надстройку, и сам же начал над ним сварочные работы. Надо было видеть выражение лица бригадира.
В должности «чистого» командира группы дистанционного управления я прослужил год. После очередной диспансеризации по состоянию здоровья ушел из экипажа капитан-лейтенант В.П.Жаворонков. На освободившуюся должность командира турбинной группы – командира группы дистанционного управления назначили меня. В моём подчинении стал находиться личный состав турбинной группы из пяти человек: мичман Н.Н.Писанец, старшина 1-й ст. Н.П.Котляров, старшина 1-й ст. Ю.Н.Симонов, матросы АЛ.Цыбулин, И.И.Базук, – а заведованием стала ПТУ. Это наложило на меня дополнительные обязанности и ответственность. Потребовалось в деталях изучать ПТУ и весь 4-й отсек лодки.
С точки зрения перспектив роста, шансы «чистого» командира группы дистанционного управления (или, как мы сокращенно говорили, КГДУ) и командира турбинной группы, он же и КГДУ, одинаковы. Всё зависит от личных качеств офицера. Но нагрузка на командира турбинной группы, имеющего в непосредственном подчинении личный состав и сотни тонн оборудования, неизмеримо больше. Однако есть и существенный плюс – если ты в совершенстве знаешь ПТУ, а иначе командиром турбинной группы быть не возможно, то во всей ЯЭУ корабля для тебя секретов нет.
Я с утроенной энергией принялся за освоение ПТУ. В этом деле мне большую помощь оказали старшина 4-го отсека от Адмиралтейского завода В.И.Песков, а из нашего экипажа – мичман Н.Н.Писанец. Многому меня научили мои подчинённые. Все они прошли обучение в УЦ ВМФ, мой предшественник очень даже не плохо их обучил (на момент моего вступления в должность я оценил их подготовку как хорошую).
К концу 1966 г. строительство К-38 заканчивалось и начинались пусконаладочные испытания систем, устройств и механизмов. К этому времени я ещё «в холодную», без подачи на ПТУ пара, умел всё самостоятельно обслуживать в своём отсеке и устройство ПЛ знал в деталях. На изучение лодки я израсходовал три ручных фонарика, не считая батареек, благо они в то время стоили копейки. Весь январь и февраль 1967 г. ушли на отладку механической и электрической частей автономных турбогенераторов (АТГ). Командир ПЛ установил такой порядок, что если на лодку принимается пар с энергоблока для работы автономных турбогенераторов, то на ПЛ следует быть командиру турбинной группы, а если пар принимается для проверки главной турбины, то командиру дивизиона и командиру турбинной группы. А поскольку завод пар с энергоблока принимал на ПТУ по ночам, то и рабочий режим офицеров экипажа стал почти круглосуточным –днём была запланированная БП в составе БЧ-5 или в составе экипажа.
Экипаж был на подъёме, все старались как можно быстрее испытать, проверить в работе вверенные механизмы и, если испытания были проведены успешно, гордились этим. В таком отношении личного состава к служебным обязанностям была огромная заслуга А.В.Нестерова, который пользовался заслуженным уважением среди офицеров, а матросы его любили. В такой обстановке мы работали, не считаясь со временем, а уставать мы тогда просто не умели.
На период швартовных испытаний ПТУ паром с базы из УЦ ВМФ в Обнинске на ПЛ прибыл преподаватель центра капитан 1 ранга И.К.Жмак. Турбинист с огромным стажем, он имел большой опыт эксплуатации ПТУ надводных кораблей. Во время проверок АТГ, придя в 4-й отсек, он заявил мне: – Ну, вот товарищ старший лейтенант, теперь вы мне всё расскажите по ПТУ лодки. Я на атомной ПЛ в первый раз. – Есть, товарищ капитан 1 ранга, – бодро ответил я, а сам думаю: «Что же мне с ним делать. Ведь уйдет уйма времени, да и не учиться он сюда прибыл, а меня проверить».
Для таких мыслей у меня были основания. Это был самый длинный экзамен в моей жизни (он продолжался две недели). Рассказывать, а точнее отвечать на вопросы капитана 1 ранга И.К.Жмака, начинал я, а заканчивал повествование в виде нескольких вопросов он (я получал 3-4 новых вопроса, ответы на которые искал в отсеке). Во время следующей встречи с ним я вначале докладывал свои ответы на поставленные вопросы и так ежедневно в продолжении двух недель. Пришлось поработать, но многому меня научил капитан 1 ранга И.К.Жмак. Выглядело это примерно так: — Какая стоит прокладка на сливном патрубке редуктора в маслобаке? — спрашивал он. — Паронитовая, – бодро отвечал я. — А вы уверены в этом? – следовал вопрос. А патрубок собран, разрешить зародившееся в душе сомнение можно только у В.И.Пескова. Ищу Пескова, допытываюсь с пристрастием, он отсылает меня подальше. Ищу капитана 1 ранга И.К.Жмака, докладываю ему с уверенностью в голосе. В другой раз, проверив техническую документацию на механизмы ПТУ, он мне заявил: — Вы что, документы принимали по весу? А зазоры мерили от топа перископа? И пошла ликвидация моей безграмотности по каждому паспорту, по каждому формуляру. Все цифры в документах были поставлены им под сомнение. Эти сомнения должен был разрешить я. Пришлось проделать огромную работу. Я так надоел всей службе ОТК завода, что они прятались от меня, а я от капитана 1 ранга И.К.Жмака. — Товарищ старший лейтенант, мне кажется, что вы меня избегаете! — заявил он мне однажды. Я пытался его в этом разуверить, и не без успеха. С нетерпением я ждал, когда он уедет. Хотя прекрасно понимал, что за эти две недели я вырос как специалист, меня зауважал весь ОТК. А строитель отсека инженер Ю.В.Интриллигатор интересовался, откуда я всё это мог узнать. Я благодарен капитану 1 ранга И.К.Жмаку за эту учёбу, за то, что он командиру ПЛ и командиру БЧ-5 дал высокую оценку моей подготовки. А я поначалу здорово в этом сомневался. Приближалось время сдачи экзамена командирами групп дистанционного управления межведомственной комиссии на допуск к управлению ГЭУ. Нужно было освежить свои знания по ППУ, по физике ядерного реактора, по системам автоматики, по технологической инструкции (размером в 186 листов, которые я выучил наизусть по номерам пунктов), радиационной безопасности, электроэнергетической системе ПЛ, холодильным машинам и т.д.
Времени было мало, работы много, и скучать не приходилось. Чувствовал я себя уверенно. То, что сдам экзамен, не сомневался. Но, конечно, хотелось сдать его получше. Дня за два-три до экзамена я встретил нашего командира группы автоматики капитан-лейтенанта Николая Ивановича Олейникова с незнакомым мне товарищем в гражданском костюме. – Слушай, Володя, подучи СУЗ (систему управления и защиты реактора), Михаилов зверствует на экзамене, – посоветовал он мне. – Да знаю я этот СУЗ наизусть. Плевать я хотел на этого Михайлова, – последовал мой ответ. Как же я был неприятно удивлён, когда в числе экзаменаторов увидел спутника Н.И.Олейникова и понял, что это и есть тот самый АД. Михайлов. Весной 1967 г. провели экзамен среди КГДУ (военных и гражданских) по их допуску к самостоятельному управлению АЭУ ПЛ. Создали межведомственную комиссию из представителей всех КБ, НИИ и других организаций. В межведомственную комиссию входило 20 человек, мы пускали тетрадь по кругу, куда каждый из членов комиссии записывал свои вопросы. Вопросов набиралось 25-30. И в письменном виде на них мы давали ответы.
Экзамены сдавали шесть заводских операторов и шесть командиров групп дистанционного управления экипажа ПЛ. В итоге из заводских операторов трое сдали, а трёх человек не допустили к эксплуатации вверенной материальной части. Из шести офицеров экипажа К-38 пятеро сдали на «отлично» и один – на «хорошо». Это говорит о том культе специальной подготовки, который царил в офицерской среде экипажа, да и в экипаже в целом. И главная заслуга в этом командира ПЛ капитана 2 ранга Е.Д.Чернова.
Он считал, что слабо подготовленного офицера в его экипаже просто быть не может. И хотя таких слов я от него никогда не слышал, но его личная подготовка, работоспособность и весь образ действий говорили красноречивее всяких слов. По результатам сдачи экзамена директор Адмиралтейского завода издал приказ по сдаточной команде К-38 (зав. №600), согласно которому все офицеры – КГДУ экипажа ПЛ капитан-лейтенанты С.Е.Коган, В.Т.Анохин, Н.Я.Щербина, А.Н.Невоструев, ст. лейтенанты В.А.Долгов и А.А.Димитропуло и трое гражданских операторов Альберт Распопов, Валера Погосов, Николай Рвачёв допускались к управлению ГЭУ, причём старшими смены были военные КГДУ.
Здесь уместно сказать, что в результате совместной пятилетней работы экипажа и коллектива завода между нами установились тесные деловые, а во многих случаях и дружеские отношения. Они, как правило, сохранились и по сей день. Со второй половины апреля 1967 г. начались комплексные швартовные испытания всех систем, устройств, оружия и вооружения в соответствии с программой.
Главная ЭУ была введена в действие, и весь личный состав БЧ-5 нёс вахту по боевой готовности №2. С нами стояли на вахте и специалисты завода, которые и несли всю полноту юридической ответственности за ход испытаний. Как строительство самой ПЛ, так и испытания техники, оружия и вооружения проходили не просто. Имели место несколько аварий техники.
Расскажу о двух наиболее крупных. В первом случае произошла опрессовка парогенератора ППУ правого борта по 2-му контуру с разрывом его корпуса и заклинкой в кессоне. Причиной явилась закрытая ручная паровая задвижка. Виноват был обслуживающий персонал. Конструкцией ручной паровой задвижки не предусматривался указатель открытого положения. Изменили конструкцию привода. Пришлось заменить и парогенератор. Во втором случае произошёл вынос шихты ионообменных фильтров во 2-й контур. Шихта ионообменных фильтров была разнесена по всей конденсатно-питательной системе ЭУ.
Обстоятельства происшествия таковы. Ядерная ЭУ была введена в турбогенераторный режим. На вахте стояла 2-я смена. Время ночное, на пульте управления ГЭУ вахту на правом борту нёс я, на левом – А.П.Распопов, отличный специалист и человек. Согласно заданию, на вахте проводились перекрёстные режимы работы ППУ и ПТУ. Всё работало четко, исправно, и мы с Распоповым были очень довольны собой, пока я не остановил конденсатный насос правого борта, а по мнемосхеме пульта он продолжал работать. На приказ в турбинный отсек выяснить состояние насоса последовал обескураживающий доклад: «Насос стоит. Напор насоса четыре с половиной атмосферы!» На пульте тишина, и ни одной команды в отсеки ПЛ и ни одного доклада в ЦП. Только через минуту-полторы мы начали соображать и действовать. Оказалось, что шихта ионообменных фильтров забила все импульсные трубки и механические фильтры. Главная ЭУ была, естественно, выведена из действия. Причиной этого явилось отсутствие невозвратных клапанов за ионообменными фильтрами.
Работала специальная комиссия во главе с начальником 1-го главного управления МСП П.А.Черноверхским. Виновником было признано КБ. На нашей лодке изменили конструкцию клапанов конденсатно-питательной системы, а сама система значительно усложнилась. Появились и дополнительные ручные операции при проведении перекрёстных режимов. Эти два аварийных происшествия приведены мной для того, чтобы было ясно, что и КБ во многих случаях выдавало недоработанные схемы, да и я, например, понял, что произошло с ГЭУ только минут через пять после доклада из моего 4-го отсека. Конденсатно-питательная система была в моём заведовании, и я считал, что знаю её устройство. Но оказалось, что знаю не так, как этого требует эксплуатация такой техники.
Я сильно переживал, хотя меня никто не обвинял, тем более что ни одного пункта инструкции я не нарушил. Много беспокойства нам доставляли приборы контроля качества воды 2- го контура – солемеры и кислородо- меры. Проектом водохимическая лаборатория на ПА не предусматривалась, и контроль качества воды должен был производиться приборной установкой контроля качества воды, размещаемой в 7-м отсеке. Но она себя не оправдала, и на ПЛ пришлось поставить корабельную лабораторию ВХЛ-ПЛ, что потребовало увеличения численности личного состава турбинной группы на три человека.
Это через год было реализовано на нашем корабле, а на последующих кораблях–с момента постройки. В этой связи вспоминается следующий случай. Во время одного из вводов ГЭУ в действие в момент приёма нагрузки на АТГ, когда в турбинном отсеке шипит, парит, клацают автоматы силовой электросети и раздаются всевозможные команды, я обнаружил у насоса переменной производительности тощего, высокого, черноволосого человека с огромными глазами, состоящими из одних зрачков. Он стоял и трясся. — Как вы сюда попали? Кто вы такой? – набросился я на это приведение. — Ки-ки-ки-кис... – услышал в ответ. — А, кислородомеры! – догадался и обрадовался я. Их изготавливал завод в Тбилиси. Оттуда никто не приезжал по вызову завода. И вдруг появился! Да ещё в самый подходящий момент их включения и настройки этих приборов. Ничего больше не говоря, я взял его за руку и повел за собой к кислородомерам (они были расположены в трюме за циркуляционными трассами конденсаторов ГТЗА, а там с холодных труб капает конденсат, с испарителя пышет паром). – Ваши приборы? Узнаёте? – спросил я этого заикающегося грузина. – Они т... ту... тутра... ра... раб... не не бу... будут... – наконец-то изрёк представитель солнечной Грузии и быстро умчался из отсека. Больше я его не видел. А кислородомеры так плохо и работали. Приборы были очень капризны, а качество их изготовления оставляло желать лучшего. Параллельно со швартовными испытаниями на ПЛ проводились мероприятия по отработке сдаточной команды.
Наш командир придавал этому большое значение и с присущей ему настойчивостью добивался поставленной цели. В основном, в ходе корабельных боевых учений по борьбе за живучесть мы занимались отработкой действий со всевозможными вводными (поступление воды в отсеки ПЛ, возникновение пожара, ухудшение радиационной обстановки и т.д.). Учения проводились в ночное время с последующим тщательным разбором. На разборах обязательно присутствовало руководство завода. Первыми докладывали командиры отсеков. На неграмотный, необъективный, нечёткий доклад следовали замечания ст. помощника командира капитана 2 ранга Г.С.Мелихова. А если командир отсека вообще всё не так докладывал или всё было плохо, то следовала резкая реакция командира ПЛ. Поэтому всех нас, командиров отсеков, приучили и научили делать толковые, объективные, краткие по времени и ёмкие по содержанию разборы и доклады. Преодолев все возникшие и поставленные командованием трудности, сдаточная команда завершила швартовные испытания и подготовила К-38 к переводу по Беломоро-Балтийской водной системе в Северодвинск на сдаточную базу Адмиралтейского завода «Дубрава».
В Северодвинске
Сдаточная база завода территориально располагалась на заводе «Звёздочка» и включала ПКЗ С-221, контрольно-дозиметрический пост (КДП) и энергосудно. В поселке на острове Ягры была построена гостиница для рабочих завода. За несколько дней до отхода каравана меня отправили в очередной отпуск за 1967 г. с указанием прибыть после отдыхав Северодвинск. В Северодвинске проходила напряжённая работа по подготовке к выходу в море.
Вскоре К-38 вышла в Белое море на ходовые заводские испытания. Отчётливо помню момент дачи хода под турбиной. Командир К-38 капитан 2 ранга Е.Д.Чернов позволил мне выйти из 4-го отсека на мостик, чтобы посмотреть на бурун воды за кормой. Погода была отличной, а когда четырёхметровый винт приводится во вращение мощной турбиной, создаёт буруны морской воды за кормой, а обтекаемый, полусферический нос ПЛ гонит перед собой полутора-двухметровую волну, вид захватывающий. Турбинная группа получила поздравления от экипажа и заводчан. В 4-м отсеке царило приподнятое настроение. Заводские испытания проходили в соответствии с программой довольно успешно. Выявленных замечаний было много, но большинство из них были направлены на повышение надёжности и удобство обслуживания.
Запомнились эти испытания и тем, что вместо 64 человек, положенных по штату, на борту ПЛ было размещено 320 человек. Это был сплошной приём пищи и очереди в туалеты, которых на нашей ПЛ всего три.
Второй яркий эпизод испытаний – это когда ПЛ получила дифферент на нос более 45° (шкалы дифферентометров не хватило). Это произошло при проверке управляемости ПЛ на заднем ходу в подводном положении при автоматическом управлении горизонтальными рулями с пульта системы «Шпат».
Никто: ни проектант корабля, ни гидродинамики, ни тем более проектант системы управления движением ПЛ «Шпат» – не подумал об обратной управляемости ПЛ с такой архитектурой кормовой оконечности, как у АПЛ пр.671 на заднем ходу.
После произошедшего на ПЛ случился большой переполох. Люди (а дело было глубокой ночью), вещи, ящики, посуда и пища–всё оказалось перемешанным в носовых частях отсеков. Отмечаю особо, что вахта в энергетических отсеках была по своим местам, никто никуда не улетел, ГЭУ работала безотказно на задний ход, и лодка всплывала под силой упора гребного винта, пока аварийно не были продуты ЦГБ.
К-38 благополучно всплыла в надводное положение. Наш интендант мичман В А. Абрамович заявил, что в результате этого дифферента пришли в негодность и подлежат списанию матрасы, меховые канадки и брюки, посуда из нержавеющей стали и ещё много всего. Что он успешно и реализовал по приходе на базу.
Третий памятный эпизод на испытаниях связан непосредственно с моей главной турбиной (говорю «моей», потому что она мне нравилась, я её любовно похлопывал и поглаживал по блестящему кожуху). — Управление главной турбиной производилось с пульта управления ГЭУ.
На ПЛ была установлена боевая готовность №1. При очередной даче реверса отказал блок гидравлического управления турбиной с пульта управления ГЭУ. Турбина с заднего хода на передний не переключалась. Дифферент на корму стал нарастать, и, как зачастую бывает в таких случаях, заклинило устройство переключения управления турбиной на местном посту в 4-м отсеке. Мне никак не удавалось повернуть маховик (маленький, рукой не взяться, только кончиками четырёх пальцев). Мичман Н.Н.Писанец подал мне молоток, и с его помощью я перевёл управление турбиной на местный пост и сразу же дал ход вперёд, подав команду на пульт ЭУ: «Поднимайте мощность реакторов, турбина работает на передний ход!»
В этот момент дифферент на корму достиг 17°. Центральный пост включил громкоговорящую связь на 4-й отсек, я слышал, как кто-то советовал командиру: «Продувай балласт! Продувай балласт! А то лодка начнёт носом погружаться!». Но Чернов уже понял, что лодка под контролем, причина ясна, и не стал этого делать. После этого случая завод, наконец-то, сделал переключатель блока управления турбиной таким, как нам хотелось.
После завершения программы заводских ходовых испытаний К-38 прибыла к пирсу сдаточной базы. Оставшиеся на базе заводские специалисты встречали всю сдаточную команду, как героев. По этому поводу были устроены банкеты: общие, крупные и мелкие (по секциям и специальностям), группами и для некоторых даже в одиночку. Одним словом, отмечали удачные испытания весело и хлебосольно. После всех торжеств вновь наступили рабочие будни и началась работа по устранению выявленных неисправностей на заводском выходе, проверка их устранения, погрузка всех видов запасов, запасного имущества, его раскрепление, приём технической документации.
Эта рутинная работа, однако она требует планомерности в проведении, настойчивости и забирает почти всё время суток. Но мы работали, не считаясь со временем, и готовились к государственным испытаниям. Установили тесные деловые контакты с членами государственной комиссии. Председателем госкомиссии на нашу ПЛ был назначен прославленный подводник Герой Советского Союза адмирал Г.М.Егоров. Государственные испытания прошли в целом успешно, без всяких сюрпризов как со стороны техники, так и со стороны сдаточной команды. Запомнилось испытание ГЭУ и ПЛ на самом полном ходу в течение 24 часов. Скорость хода составляла 31 уз. Нам не хватало Белого моря, поэтому маршрут ПЛ был извилистым. Это самый напряжённый режим и для ГЭУ и для людей (при таком режиме личный состав находится всё время на боевых постах по боевой готовности №1). И этот режим испытаний К-38 и её экипаж прошел успешно.
После окончания госиспытаний и выполнения заводом своих обязательств по завершению строительства головной ПЛ К-38 пр.671 состоялся торжественный банкет во Дворце творчества, в обиходе ДИТР (Дом инженерно-технических работников). Торжественный подъём военно-морского флага состоялся 5 ноября 1967 г. в присутствии командования СФ, БелВМБ и коллектива завода.
Атмосфера была приподнятая и праздничная. Экипаж в парадной форме был построен на надстройке. Поскольку я в эти сутки дежурил по ПЛ, то честь подавать все команды по торжественному подъёму военно-морского флага выпала мне. Гюйс поднимал ЗКПЧ капитан 2 ранга А.В.Нестеров. Военно- морской флаг поднимал командир ПЛ капитан 2 ранга Е.Д.Чернов. И вот наступает волнующий момент.
Зачитан приказ о подъёме флага. За минуту до подъёма докладываю командиру, слишком громко и хрипло: — Товарищ командир! До подъёма флага осталась одна минута! — На флаг, гюйс, стеньговые флаги и флаги расцвечивания смирно! – приложив руку к головному убору, во всю мощь своих лёгких подал я команду. Все замерли по стойке смирно. — Товарищ командир, время вышло, – по истечении минуты докладываю я. — Флаг поднять!.. – с волнением в голосе командует командир. — Флаг, гюйс, стеньговые флаги и флаги расцвечивания поднять, – даю команду и ногой включаю связь с ЦП, чтобы они по отработанной схеме подняли ПМУ ВАН, на которой закреплялись флаги расцвечивания. — Равнение на военно-морской флаг!
Оркестр исполняет гимн Советского Союза. После исполнения гимна даю команду «вольно» и обнаруживаю, причём не я один, что военно-морской флаг поднят «морем» вверх. Это дело быстро, почти незаметно для присутствующих, исправили боцманы мичманы А.П.Ковальчук и Н.И.Молчанов.
После ноябрьских праздников из Ленинграда прибыли бригады отделочников Адмиралтейского завода. Всё на ПЛ чистилось, драилось и отмывалось, быстро менялся облик отсеков. Все ходили в белых халатах, максимально соблюдали частоту. Мне, как командиру отсека и турбинной группы, эти работы добавили нагрузки по маркировке всех трубопроводов, механизмов, горловин, люков. В это же время велась приёмка ЗИП и имущества, окончательно принималась техническая документация, и не по весу, а с детальной проверкой.
На фоне этого проводилась операция, как окрестили её флотские острословы, «Маховик». Командир К-38 договорился с СМП, что нам маховики клапанов покроют пластиковым налётом, они получатся красивые и разных цветов. Последовало приказание снять все маховики с клапанов и сдать их. С клапанов, находящихся в моём заведовании, сняли почти 300 штук от 20-граммовых до 20-килограммовых. Через сутки я получил их на 50-70 штук меньше. Оказалось, что некоторые маховики из алюминиевого сплава растворились в растворе, где их обрабатывали перед нанесением покрытия. Началась эпопея поиска маховиков. Ушло более недели на то, чтобы на каждом штоке клапана появился хоть какой-нибудь маховик.
Мои подчинённые проявили смекалку и находчивость по поиску недостающих маховиков, проводя «ревизию» на складах завода, соседних кораблях, свалке утиля. Я знал, что требования командования 3-й ДиПЛ, в состав которой нам предстояло войти, по внешнему виду, чистоте отсека и технике очень высоки, поэтому принимал официальные и неофициальные меры по отделке турбинного отсека. Да и жёсткие требования командира ПЛ и старпома к этому обязывали. Вся вторая половина ноября и почти весь декабрь (период стоянки ПЛ в Северодвинске до ухода в Западную Лицу) были использованы в максимальной степени для отработки мероприятий БП для сдачи первой курсовой задачи.
Уровень специальной подготовки моих подчинённых сомнений у меня не вызывал. Да и в своей подготовке я был уверен и был убеждён, что лучше меня никто не знает ПТУ, 4-й отсек и устройство ПЛ (вверенную мне матчасть да и саму лодку я знал в деталях). Поэтому основной упор в подготовке делался на организацию службы, документацию и т.д. Осенью 1967 г. произошла трагедия на К-3 – нашей первой АПЛ. Во время объёмного пожара в 1 -м отсеке погибло 39 подводников. К-3 прибыла в Северодвинск для восстановления после пожара. О деталях произошедшего мы узнавали из общения с членами экипажа, приведшего ПЛ. Узнанное заставило нас пересмотреть свои знания, умения и навыки по борьбе за живучесть. После ревизии состоялся контрольный выход в море для проверки материальной части. Заводских специалистов по моей специальности не было. Личный состав группы обращался с ПТУ уважительно, вежливо, но умело подчинял её себе.
В З-й дивизии ПЛ
Всё имеет своё начало и свой конец. Закончилось и строительство головной АПЛ пр.671 – К-38. Подошла назначенная дата выхода в море для перехода в Западную Лицу. Для обеспечения перехода на лодку прибыл капитан 1 ранга Е.Н.Гринчик – заместитель командира З-й ДиПЛ, в состав которой вошла К-38. 19 декабря 1967 г., закончив переход К-38 ошвартовалась в губе Большая Лопаткина.
Экипаж встречали торжественно с праздничным ужином в кают-компании ПБ «Магомет Гаджиев». За торжественными днями последовали рабочие будни. Оргпериод в экипаже назначили с 21 по 30 декабря. За это время мы втянулись в типовой распорядок дня дивизии. Работали много. Рабочий день определён был с 7.00 до 21.00. Задачи оргпериода экипажем были решены успешно, о чём свидетельствовали положительные оценки штаба дивизии.
На Новый год я, наряду с другими офицерами и мичманами, был отпущен к семье в Ленинград. До аэропорта Килп-Явр добирались на попутной машине, через Ура-губу, другой дороги тогда не было, в открытом кузове. Мороз был -19°С, и мы очень замёрзли. Но добрались до Килп-Явр и улетели в Ленинград (к встрече Нового года успели).
У читателя может возникнуть естественный вопрос, почему мы добирались ночью да ещё на попутной грузовой машине?. Всё объясняется тем, что командир К-38 Е.Д.Чернов вручил нам отпускные около 23 часов, ссылаясь на то, что наш отпуск начинается с нуля часов наступающих суток. Из-за опасения, что командир передумает и вернёт «всё в исходное», отпускники дружно отправились пешком на КПП по старой урагубской дороге ловить попутную машину.
Нам (офицерам АН.Иванову, С.Е.Когану, Р.Х.Ахметову и мне, мичманам Л.Д.Грищенко, АП.Ковальчуку) повезло – на КПП мы ждали попутную машину всего часа полтора. Вернувшись из краткого отпуска, мы приступили к исполнению служебных обязанностей. Январь, февраль, март и апрель 1968 г. были напряжёнными до предела.
Для непосвящённых скажу, что военная служба всегда тяжела, но часто она бывает очень тяжёлой, а иногда невыносимой. Однако если оценка постоянно колеблется между очень тяжёлой и невыносимой, то служба воспринимается как просто тяжёлая. А ставить перед экипажем барьеры и повышать степень тяжести службы Е.Д.Чернов был большим специалистом. Да и штаб 3-й ДиПЛ умел это делать мастерски. Первую курсовую задачу у нашего экипажа должен был принимать штаб СФ во главе с вице-адмиралом А.И.Петелиным. Поэтому офицеры штаба дивизии и флотилии нас очень «плотно» учили: показывали, указывали, требовали, наказывали. Особенно много ночного времени отнимало переделывание инструкций, расписаний, книжек «Боевой номер» согласно предъявляемым в дивизии требованиям.
Сделаю небольшое отступление и остановлюсь на книжках «Боевой номер» для матроса, старшины и мичмана. Я считал тогда и считаю сейчас (а будучи заместителем командира дивизии по электромеханической части своё мнение реализовывал на практике и для всего офицерского состава, а не только для матросов и мичманов), что книжка «Боевой номер» должна своим содержанием не только отвечать на вопросы, куда бежать, что делать, кому докладывать по тому или иному боевому расписанию, но и охватывать все виды деятельности и отвечать матросу, мичману и офицеру на такие вопросы, как делать, в какой последовательности, с какой периодичностью. И всё это для любого дня недели, для любого режима плавания корабля или его стоянке в базе. Отдельно там же должны быть предусмотрены меры по предупреждению поломок техники и возникновению аварийных ситуаций.
Наличие такого документа у личного состава наполовину снижает потребность в работе с документами бюро-проектанта, которые к тому же, как правило, секретные, и заполучить их в своё распоряжение, служа на лодке, не так просто. Следуя этим принципам, я и подготовил книжки «Боевой номер» для личного состава турбинной группы (удалось убедить в своей правоте командира нашего дивизиона и командира БЧ-5 капитана 2 ранга Н.Н.Думенского).
Подготовленные книжки я показал заместителю начальника ЭМС по ГЭУ капитану 2 ранга Б.С.Гапешко, и он мне посоветовал их немедленно уничтожить, мотивируя своё мнение тем, что в них есть выписки из секретных инструкций. Однако он слегка «забыл», что, несмотря на то, что организация службы на АПЛ пр.671 тоже являлась секретной, мы в части, нас касающейся, слово в слово переписывали текст этого документа в книжку «Боевой номер».
В итоге мне здорово попало от работников особого отдела, от старпома и от командира БЧ-5. Пришлось всё по новой переписывать. Позднее, месяцев через 5-6, когда личный состав срочной службы начал меняться, я для своей группы написал «подпольные» книжки (такие, какими я их представлял). И они служили моим подчинённым безотказно пять лет. Как известно, всему когда-нибудь приходит конец.
Сдали и мы первую курсовую задачу, кстати сказать, 12 марта, в день рождения нашего командира Е.Д.Чернова, с чем его перед строем экипажа поздравил ЗКПЧ АВ.Нестеров. Вторую курсовую задачу у нас принимал штаб 1-й ФлПЛ во главе с её командующим вице-адмиралом А.И.Сорокиным. До этого штаб дивизии изрядно измотал нас проверками в связи с каким-то паническим страхом перед ожидаемым прибытием к нам командующего флотилией. Напряжённость ощущалась во всём. Но всё поставило на свои места море, мы уверенно управляли вверенной нам техникой и АПЛ в целом.
На второй задаче мы здорово «покувыркались», закладывая дифференты и крены, «аварийно» и нормально всплывая и погружаясь. На выходе меня донимал «по специальности» капитан 1 ранга А.О.Круглов, но из его бесед и поучений у меня ничего в памяти не осталось, кроме того, что надо чище и аккуратнее вести журнал эксплуатации ПТУ. После сдачи второй курсовой задачи экипаж начал отрабатывать третью задачу (выполнялись стрельбы, отрабатывалось слежение за надводными и подводными кораблями).
Выходов в море было много, те дни были насыщены событиями. Как офицеру БЧ-5, мне памятна операция по замене главного гребного винта и последовавшая за этим эпопея. В апреле-мае 1968 г. на К-38 в доке СРЗ в Полярном 5-лопастный главный гребной винт был заменён на 4-лопастный, который считался менее шумным. На одном из последующих выходов в море (не помню даты), неся вахту на пульте управления ГЭУ, я принял доклад из турбинного отсека: «Сильные стуки в главной турбине!». Я сбросил аварийную защиту турбины и доложил в ЦП. В этот период мы отрабатывали переходы «ход под турбиной на ход под ГЭД» и обратно. Я направился в турбинный отсек, где уже были командир 1-го дивизиона капитан 3 ранга А.Н.Иванов и командир БЧ-5 капитан 2 ранга Н.Н.Думенский. Мы взяли ГТЗА на валоповоротное устройство и начали слушать турбину специальными «слухами» (длинный медный стержень с нашлепкой на конце, чтобы приложиться ухом). Все послушали, и мнения разделились. Вроде бы скрипит, в носу звук нехороший, в редукторе пощёлкивает. А согласно «Правил эксплуатации турбин», если не нашёл причину стуков, давать пар на турбину нельзя. Доложили Е.Д.Чернову, он сообщил на береговой КП.
Последовала команда возвращаться в базу. На запрос с берега, нужен ли буксир, командир ответил отказом, так как для него буксировка его новейшей ПЛ смерти подобна. Ходу до базы под ГЭД более суток, но мы всё равно пошли под ГЭД. Эти сутки для меня были очень неприятными. Чернов меня уговаривал, просил, настоятельно рекомендовал дать пар на турбину и проверить работоспособность агрегата. Я наотрез отказался это сделать, если не будет его письменного приказания в журнале эксплуатации ПТУ. Он этого не сделал, я пар на турбину не дал. Когда мы пришли в базу, на пирсе нас встречала комиссия. В её составе были специалисты Кировского завода (изготовителя турбины) во главе с главным конструктором турбины С.Т.Козаком, специалисты ЭМС 1-й ФлПЛ во главе с начальником ЭМС контр-адмиралом М.М.Будаевым, офицеры штаба дивизии.
Меня вызвали на пирс, и капитан 1 ранга А.О.Круглов спросил: «Ну что, лейтенант (хотя я был уже капитан-лейтенантом), заломал турбину?». Я доложил всё, что знал. Козак и все остальные спустились вниз. Главный конструктор С.Т.Козак решил сам прослушать турбину на ВПУ. Результат был ошеломляющий – не стучит! Дали пробные обороты турбине – ничего не стучит! Отходим от пирса – не стучит! Вышли в Баренцево море – не стучит! Я турбинный отсек не покидаю, встречаю сочувствующие взгляды специалистов завода, даже старшина команды мичман Н.Н.Писанец и тот промолвил: «Владимир Афанасьевич, всё-таки надо было дать пар на турбину, а то нам теперь никогда не отмыться перед Евгением Дмитриевичем».
Заступив на вахту по боевой готовности №2 на пульт управления ГЭУ, окончательно подавленный заявлением командира БЧ-5: «Не надо было упираться так рьяно», – я механически листал журнал пульта ГЭУ и наткнулся на свою же запись о изменении режимов при эксплуатации турбины, и тут у меня появилась надежда. Подменившись на вахте, я прибежал в каюту к главному конструктору турбины С.Т.Козаку и попросил его повторить всё, что делалось перед появлением стуков.
Доложили командиру. Начали делать переход «с хода под турбиной на ход по ГЭД». «А! Застучала, застучала!» – с неописуемой радостью закричал я в отсеке. «Стоп! Стоп турбина!» – в это время кричал С.Т.Козак. Я был реабилитирован. Причину никто из присутствующих установить не смог, мы возвратились в базу. Дополнительно были вызваны специалисты, и в результате длительных дебатов флота и промышленности пришли к мнению, что 4-лопастные винты на ПЛ с крестообразной архитектурой кормовой оконечности ставить нельзя. По поведению ЕДЧернова в ходе разбирательств я понял, что мои «акции», как специалиста, поднялись.
Практически до сентября 1968 г. экипаж много раз выходил в море, участвовал в состязаниях на приз ГК ВМФ по торпедной стрельбе и на приз ГК ВМФ по слежению за ПЛ. По итогам состязательных упражнений экипаж завоевал оба эти приза. Однако неубедительная атака вызвала много критики в адрес корабельного боевого расчёта и командира ПА. Экипаж тоже был неудовлетворён состязательной стрельбой. Мы ведь привыкли, благодаря усилиям Е.Д.Чернова, считать, что мы лучшие и у нас всё самое хорошее.
Служба из положения трудной (частые выходы в море, непрерывность тренировок по подготовке к состязательным упражнениям) перешла в очень трудную. Мы начали подготовку к БС. Эта «автономка» могла бы достойно завершить шестилетнюю работу по освоению головной АПЛ пр.671. Среди командиров групп дистанционного управления начались продвижения по службе: убыл в один из НИИ Ленинграда А.Н.Невоструев, на К-3 на должность командира дивизиона движения БЧ-5 назначили С.Е.Когана. Вместо них пришли выпускники Севастопольского ВВМИУ лейтенанты П.Д.Осипенко и В.В.Кириченко.
Я смог уговорить командира 1-го дивизиона капитана 3 ранга А.Н.Иванова и командира БЧ-5 капитана 2 ранга Н.Н.Думенского, чтобы командиром турбинной группы назначили П.Д.Осипенко, а я стал «чистым» командиром группы дистанционного управления, не имеющим в подчинении личный состав и в заведовании – материальной части. Служба моя перешла в просто трудную. Подготовка к выходу на БС была в самом разгаре, когда поступила чья-то команда – отставить подготовку К-38 к выходу на БС. Вместо этого последовала команда передать ПЛ второму экипажу.
Вторым экипажем командовал капитан 1 ранга Александр Маркович Евдокименко. Командиром БЧ-5 был «наш» капитан 2 ранга В.М.Харько, командирами дивизионов были капитан 3 ранга П.С.Бычковский, капитан 3 ранга Л.Г.Здесенко, капитан 3 ранга С.И.Сегал. Весь офицерский состав экипажа был мне знаком, так как второй экипаж на К-38 отрабатывал свои практические навыки. Отношения между первым и вторым экипажами были сложными. Они, в первую очередь, определялись условиями службы экипажей, их финансовым обеспечением, повседневными обязанностями и объёмом ежедневной работы.
Побыть без корабля – мечта любого экипажа. Ну, а если один экипаж шесть лет осваивал и выхаживал ПЛ, а второй был на ней экскурсантом, то особенности их взаимоотношений не требуют комментариев. Вот один из эпизодов. Где-то в конце июля или начале августа 1968 г. мы передали ПЛ второму экипажу для отработки задачи Л-2. Ввели ГЭУ. Я убедил представителей второго экипажа, что ПТУ работает исправно. Сошёл с борта корабля, стою на пирсе и впервые наблюдаю со стороны, как ПЛ со вторым экипажем на борту отходит от пирса, разворачиваясь носом на выход из базы.
Посещают приятные мысли, что перевезу жену и сына из Ленинграда, благо временное жильё нашёл (по договоренности снял квартиру у помощника ПЛ К-8 капитан-лейтенанта В.А.Горева, который на год убывал на учёбу в Ленинград). Вдруг на пирс вбегает заместитель командира 3-й ДиПЛ капитан 1 ранга Р.Т.Кетов. «Евдокименко! К пирсу подходи!» – кричит он на ПЛ, которая уже в кабельтове от пирса. Евдокименко ошвартовал К-38 и тут же на пирсе получает указание передать лодку Чернову и с завтрашнего дня его экипажу убыть в отпуск.
Вот тебе раз! Вот и перевёз семью, вот и побелил потолок и поклеил обои в квартире! Так что после таких случаев очень здорово «зауважаешь» второй экипаж. Поэтому, когда поступил приказ передать К-38 экипажу А.М.Евдокименко, мы сделали это в короткие сроки, но с некоторым сожалением: мы ведь свой цикл не завершили, на БС ещё не сходили.
Пока мы были в отпуске, второму экипажу предстояло проделать большой объём работ на корабле, в том числе выполнить замену ионообменных смол фильтров 1-го контура и регламентные работы по всем системам и механизмам. При этом «на фоне» выполняемых работ отработать первую и вторую курсовые задачи.
Мы отгуляли отпуск. Я перевёз жену, сына и весь скарб, состоящий из пяти чемоданов и ящиков, в гарнизон. Стали обживать квартиру и городок, быт начал налаживаться. Приняли ПЛ от второго экипажа. Второй экипаж после завершения работ по замене шихты фильтров 1-го контура ГЭУ в действие не вводил. Ввод ГЭУ силами нашего экипажа показал, что ППУ неисправна из-за разгерметизации 1-го контура. Нами были выполнены работы по герметизации фильтров активности и воздухоудаление из 1-го контура. Проведены гидравлические испытания. Перед вводом ГЭУ личный состав спецтрюмных зафиксировал визуально наличие взвесей в теплоносителе 1-го контура при воздухоудалении и выдаче проб.
Командир 1-го дивизиона А.Н.Иванов после анализа обстановки принял решение на ввод ГЭУ, считая, что взвесь является фрагментами шихты фильтров активности, попавших каким-то образом в контур при операциях по выгрузки шихты. Расчёт был на то, что вся эта взвесь осядет на фильтрах. Вышли в море для отработки задач БП. Выход в море оказался довольно-таки продолжительным. Количество взвесей в 1-м контуре не уменьшалось, а наоборот, увеличилось. После возвращения в базу созванная комиссия из представителей промышленности определила, что возможен пожог графитовых подшипников в циркулярных насосах 1-го контура ГЭУ. Когда это произошло, кто виноват – эти вопросы остались без ответа. Оказалось, что аналогичный случай уже имел место на одной из АПЛ 2-го поколения, но мы об этом не знали. Как оказалось впоследствии, причиной произошедшего могла быть не только ошибка в действиях личного состава. Отмечена была и неконкретность рекомендаций в эксплуатационных инструкциях по работе с негерметичным 1-м контуром и отступления от инструкции при проведении работ по удалению воздуха из 1-го контура. На последующих АПЛ 2-го поколения от этого недостатка смогли избавиться. И длительная эксплуатация АПЛ 2-го поколения подтвердила правильность принятого решения. Сразу же начал решаться вопрос о сроках замены насосов 1-го контура.
Мы передали лодку второму экипажу, который и увёл её под буксиром в Северодвинск на сдаточную базу Ново- Адмиралтейского завода. Работами по замене насосов руководил В.М.Ковалёв, а непосредственно по ППУ работы проводил С.Я.Воронин. Объём предстоящих работ был огромен.
Меня спустя две-три недели после ухода ПЛ командировали в Северодвинск для оказания помощи 1-му дивизиону второго экипажа, а вылилось это в фактическое руководство 1-м дивизионом БЧ-5, поскольку командир дивизиона капитан 3 ранга П.С.Бычковский получил назначение и убыл к новому месту службы. Пришлось выполнять весь объём подготовительных работ по ППУ и осуществлять контроль за ходом работ со стороны завода. Тем временем во втором экипаже произошли кадровые изменения.
Командир БЧ-5 капитан 2 ранга В.М.Харько ушёл помощником начальника ЭМС 1-й ФлПЛ, которую (вместо контр-адмирала М.М.Будаева) возглавил капитан 1 ранга В.Л.Зарембовский. Командиром БЧ-5 назначили капитана 3 ранга Льва Григорьевича Здесенко, грамотного специалиста, работягу, каких надо поискать. Л.Г.Здесенко знал устройство ПЛ наизусть, по памяти чертил любую схему, а вверенный ему до этого 3-й дивизион (живучести) изучил буквально «до болта», и только одно это характеризует его профессиональную подготовку и опыт службы. А опыт у него был большой. Кроме того, новый командир БЧ-5 пользовался всеобщим уважением офицеров, мичманов и матросов.
В один из дней декабря 1968 г. Л.Г.Здесенко предложил мне должность командира дивизиона живучести у себя в БЧ-5. Я отказался. Я не хотел служить во втором экипаже и, познакомившись поближе с обстановкой в нём, ещё больше укрепился в этом решении. В экипаже Е.Д.Чернова безотказно работало слово «надо», здесь же это не действовало. После 18.00 организовать любые работы на ПЛ оказывалось целой проблемой. Однако Лев Григорьевич высказался в том смысле, что моё мнение мало что значит.
Через 5-7 дней я уехал в Западную Лицу на побывку с семьёй. Воспользовавшись случаем, я пришёл на квартиру к Е.Д.Чернову с просьбой не отдавать меня во второй экипаж и посодействовать, чтобы это назначение не состоялось. Со мной на эту тему в дивизии никто не разговаривал. Чернов обещал помочь. Я доподлинно знаю, что командир ПЛ пытался что-то сделать, но... пришёл приказ о моём назначении на должность командира дивизиона живучести БЧ-5 второго экипажа. Все мои эмоции закончились приёмом дел и обязанностей. После замены всех восьми насосов 1-го контура, установки съёмного листа прочного корпуса и испытаний 1-го контура выяснилось, что имеет место негерметичность одного из четырёх парогенераторов левого борта.
И всё началось сначала. Работы были завершены к началу 1969 г. В Северодвинск прибыл первый экипаж (уже не мой) для приёма ПЛ. Я передал дивизион живучести своему коллеге по пульту управления ГЭУ Николаю Ярехтовичу Щербине. Собрались на контрольный выход в море. Было принято решение, что в случае положительных результатов испытаний мы, не заходя в Северодвинск, переходим в губу Западная Лица. Я тоже шёл на корабле, правда, сейчас уже точно не помню, кого дублировал и что делал.
С этого выхода врезался в память эпизод со щитом торпедопогрузочного люка. После проверки ГЭУ на полной мощности мы всплыли в надводное положение и обнаружили, что щит торпедопогрузочного люка наполовину задран, развернут градусов на 90 и торчит самым нахальным образом, обезображивая красивые обводы ПЛ. После осмотра установили, что минёрами не были задраены три носовых барашка щита. После визита к щиту командира БЧ-3 капитан-лейтенанта Геннадия Курбанова, ему пришлось спрятаться в 1-м отсеке от праведного гнева Е.Д.Чернова по поводу случившегося.
Чернов заявил, что в базу он не пойдёт, мы возвращаемся в Северодвинск. Надо было видеть буквально почерневшего лицом Е.Д.Чернова. Он был так расстроен, взбешён, что не мог говорить. Просто сидел на командирском диванчике и качал головой. Он был страшен. Воронин сумел-таки уговорить его не возвращаться в Северодвинск. Щит срезали штатной газорезкой, имевшейся на ПЛ (первый и последний раз на моей памяти она использовалась по прямому назначению), и он утонул. По приходу в Западную Лицу Чернов вручил Гене Курбанову командировочное предписание на неделю в Ленинград и напутствовал его словами: «Без щита не возвращайся!». И Гена исчез на неделю. — Где щит, товарищ Курбанов? – встретил его по возвращении вопросом командир. — На барже, в Росте, – бодро ответил Гена. — Вот вам командировка на трое суток. Через три дня жду со щитом, – продолжал командир. И снова Гена исчез на трое суток. Через трое суток Курбанов вновь появился в Западной Лице, прибыв туда на барже. Был Гена немытый, небритый, голодный, но с блеском в глазах и гордым видом. Операция «Щит» была им завершена удачно. Несмотря на этот промах, Гена Курбанов успешно служил под началом Е.Д.Чернова и пользовался у него заслуженным авторитетом. Всё объясняется очень просто – Курбанов был профессионалом своего минно-торпедного дела. А таким людям Чернов иногда кое-что и прощал. Слово «прощал» означает, что Чернов от такого человека не избавлялся. Наказывал сурово, требовал многого, учил, настойчиво добивался высоких результатов службы от таких офицеров.
Важное
Важное
Важное
Важное
