Фрагмент из Рижской кинохроники, запечатлевшей участие нахимовцев РНВМУ в шлюпочной гонке на катерах в Рижском заливе. 1951 год.
МОРСКОЙ ИНДЮК.
Жаркий июльский день. На море лёгкий ветерок. По акватории Рижского залива, недалеко от устья Даугавы, рассеяны белоснежные паруса шлюпок. Издали они напоминаю крылья гигантских бабочек, порхающих над самой водой. Но вот над одной из шлюпок взвилась зелёная ракета, что по условному сигналу означало: «Собраться к флагману!» Бабочки с разных сторон стали слетаться в одно место. Приблизившись друг к другу, бабочки сбрасывали свои крылья и превращались в неподвижно застывших куколок. Но вот через некоторое время у куколок появлялись ножки, и они становились гусеницами, которые оживали и выстраивались в длинный ряд. Многодневный шлюпочный переход к острову Саарема, которым руководил сам Батя, продолжался. Убрав паруса, шлюпки разобрали вёсла и, выстроившись в длинную кильватерную колонну, на вёслах направились в устье реки, где у ближайшего острова находился наш летний лагерь. Такую прекрасную метаморфозу можно было наблюдать с берега. Но те, кому нужно было наблюдать за проведением шлюпочных занятий в первую очередь в силу своих функциональных обязанностей, этого не делали. Расскажу о том, что происходило в это время в море и на берегу.
На берегу. Дежурный офицер по лагерному сбору, вдоволь накупавшись в тёплой речной воде, сытно и с аппетитом отобедав, расслабился и задремал в дежурной палатке. Дневальный по плавсредствам, пользуясь бесконтрольностью со стороны дежурного, бездельничал и за обстановкой не наблюдал. Тишина. Благодать.
В море. Караван из шестивесельных ялов и десятивесельных катеров, растянувшись в длинную кильватерную колонну, на вёслах приближался к месту своего базирования в расположение летнего лагеря. На головном (флагманском) катере находился руководитель похода капитан 1-го ранга К.А.Безпальчев. − Вперёдсмотрящий, почему не докладываете, какой поднят флаг на сигнальной мачте? − Товарищ капитан 1-го ранга, флаг ветром закрутило. Не могу разобрать: «Како» или «Буки». − Суши вёсла. Пусть подтянутся остальные шлюпки. Держать интервал в два корпуса. Передайте мне бинокль. − Н-да, действительно сигнал невозможно разобрать. Что они там не видят, что творится на мачте? Продолжать движение. Вёсла на воду!
На берегу. Когда колонна шлюпок почти вплотную подошла к базе, на пирс выбежал дежурный офицер с помятой и заспанной физиономией. Он что-то крикнул дневальному, который поспешно кинулся к мачте. Но было уже слишком поздно. В первую очередь Батя, командиры шлюпок и многие нахимовцы увидели, что на сигнальной мачте вместо флага висели разноцветные плавки дежурного. При вступлении начальника училища на пирс, дежурный офицер подошёл к нему с рапортом: − Товарищ капитан 1-го ранга, за время моего дежурства в лагере никаких происшествий не произошло. − Вы так полагаете? При этом Батя кивнул в сторону сигнальной мачты. − После дежурства, ко мне! Затем в полголоса добавил (к всеобщему нашему удовольствию): − Морской индюк!
Шлюпочная флотилия на Даугаве. Рига. 1950-е годы
Верюжский Н.А.: "... шлюпочные гонки на вёслах по Даугаве вдоль главной набережной. Это было грандиозно!"
Арнольд Думбре.
Зубной порошок задержался в СССР на три четверти века. Лишь в 1950 году появилась первая советская паста в тюбике, который сменил жестяные и пластмассовые баночки. Но вне зависимости от своей тары, зубная паста была редкой гостьей в магазинах. В этой области товаров народного потребления безраздельно господствовал зубной порошок, который освоил и далекие от своего прямого назначения сферы.
(Верюжский Н.А.: ... тем не менее, замечу, что в Риге у нас чуточку было не так, как у всех. Порошок был местного производства, а зубная паста появилась раньше, чем даже в Москве. Это я хорошо помню, когда приезжал в отпуск. Но это пустяки и не главное.)
СМЕРТЕЛЬНАЯ БОЛЕЗНЬ.
Короткий, но крепкий дневной сон у нахимовцев в «мёртвый» час. Ребята дружно посапывали. А иные даже похрапывали. Есть и те, кто в это время предпочитали почитать интересную книгу. Вот один из таких читателей отвёл свои глаза от книги, видимо, проигрывая в своей голове происходящие события от прочитанного, и уже хотел, было снова вернуться к своим литературным героям. Но в этот момент его внимание привлекла не совсем обычная поза одного питона, беззаботно спавшего на кровати второго яруса. Одеяло с простыней, укрывавшее спящего, съехало, а короткая спальная рубашка постыдно обнажила его заднюю часть тела. «Надо «проучить» этого лежебоку», − мгновенно мелькнула неожиданная мысль. – «Но каким образом можно над ним пошутить?» Он разбудил своего соседа, приложив палец к своим губам, чтобы он слишком громко не выражал своего недовольства, что его разбудили. Друзья заговорщицки пошептались и обговорили, на их взгляд, великолепный план действий. Они без лишнего шума взяли из прикроватной тумбочки тюбик зубной пасты, тихонько подкрались к питону с бессовестно выставленной на всеобщее, хотя и случайное обозрение, открытой спины и её нижней части. Один из шутников аккуратно и, по возможности, нежно раздвинул спящему питону ягодицы, а второй весьма ловко вставил тюбик в анальное отверстие и выдавил значительное количество зубной пасты. Получилась своего рода очистительная клизма. Послеобеденный сон продолжался не долго. В установленное время прозвучала команда: «Подъём!». Питон, попавший под пристальное внимание «заговорщиков», поначалу спокойно оделся, заправил свою постель, но вскоре почувствовал некоторый дискомфорт и быстро направился в гальюн. Конечно, тут же за ним отправились и эти шутники. Не подозревавший никаких подвохов питон принял, как в таких случаях говорят, гордую позу «горного орла». (Напомню, что в гальюне подвального помещения казармы туалетные унитазы имели вид раковины с двумя площадками для ног. – А.Д.). Один из «заговорщиков» притворно испуганным голосом воскликнул: − Толя, что с тобой происходит? − Как что? Ничего… − Уверенно отвечал Толя. − Как ничего? Взгляни, из тебя вытекает спинной мозг! Это же смертельно опасно для жизни! Бедняга заглянул под себя и сделался таким же белым, как истекающее из него вещество. − Что это, что это… Что мне делать?.. − обеспокоено вскрикнул Толя. − Немедленно – в санчасть! − закричали обманщики.− Необходимо, чтобы тебе остановили течение мозга. Ведь ты можешь умереть! Они подхватили «умирающего» питона под мышки и потащили по длиннющему двору в санчасть не на шутку перепугавшегося Толю, который на ватных подламывающихся ногах еле-еле ими передвигал. Между тем, они продолжали терзать свою невинную жертву запутанными рекомендациями. − Что-то мы медленно плетёмся. Надо бы прибавить шагу. − Зачем же торопиться. Надо наоборот идти, как можно медленнее и аккуратнее, так как всякая лишняя и случайная встряска усиливает утечку мозга. Наконец эта троица питонов достигла намеченной цели и втолкнула Толю в кабинет дежурного врача, а сами остались в коридоре, оставив дверь не плотно закрытой, чтобы можно было наблюдать и слышать за происходящими там событиями. Дежурный врач, увидев растерянного и побледневшего нахимовца, участливо спросила: − Вы очень плохо выглядите. Что у Вас болит? − Доктор, у меня вытекает спинной мозг, − дрожащим голосом пролепетал Толя. При этом он повернулся спиной к врачу и приспустил брюки. Врач, увидев ягодицы, обмазанные веществом белого цвета, была крайне удивлена. Немая сцена, однако, длилась не слишком долго. − Ничего не могу понять? Почему у вас всё здесь измазано зубной пастой? В итоге врач профессионально провела спринцевание «пострадавшему» и на этом со «смертельной болезнью» было покончено.
Арнольд Думбре.
ТЕРРОРИСТЫ. Нахимовские истории от Арнольда Думбре. Вновь об "Адмирале", точнее, об истории Отечества.
Пацаны, пережившие войну в чудовищных её проявлениях: оккупацию, блокаду, эвакуацию, бомбёжки, в послевоенные 1940-1950-е годы вовсе не подозревали, что они сами оккупанты, коими нас тогда втайне считали некоторые представители местного населения. И теперь, когда с той поры прошло более 60-ти лет, я вдруг подумал, что со стороны нас, мальчишек военного времени, к местному населению иногда проявлялись озорные поступки, которые в полном смысле не назовёшь уважительными, но ни в коем случае они не были, как в нынешнее время называют, террористическими актами, то был совсем другой уровень, скорее шуточный, юморной. В современном обществе сейчас мы часто слышим о случаях терактов. Самыми безобидными могут показаться проделки телефонных террористов. Провокационные звонки наносят большой материальный ущерб; нервируют и расстраивают людей своими угрозами; срывают графики вылетов самолётов; изгоняют сотни людей из магазинов, вокзалов, учреждений; нарушают учебный процесс в школах и институтах. О взрывах домов и железнодорожных путей, угоне самолётов, захвате заложников и интернировании морских судов и говорить не приходится. В те годы тоже были случаи терроризма, но о них говорили редко, а чаще вообще не упоминали. Что же касается наших мальчишеских проделок, которые мы учиняли в дни нашего детства, то, может быть, действительно, кому-то доставляли определённые неудобства, за которые нам теперь стыдно и за которые нам иногда приходилось расплачиваться дисциплинарными наказаниями. В наших действиях, однако, не было преднамеренного зла, но больше детского озорства, бесшабашного баловства и беспечной шалости. Свой рассказ «ТЕРРОРИСТЫ» я назвал так сурово лишь для того, чтобы предостеречь молодых людей от совершения необдуманных действий, которые могут случайно повлечь, непредсказуемые тяжелые последствия.
Случай первый.
Юный «террорист» сидел на подоконнике открытого окна в одном из казарменных помещений и «терроризировал» обитателей дома на противоположной стороне улицы. Улочка Торню очень узенькая, всего 10-15 метров. Занятие его было не хитрое, даже мало увлекательное. В руках зеркальце и «солнечный зайчик», подолгу не задерживаясь, прыгал с одного окна на другое. Детская забава закончилась печально. За одним из окон находилась женщина, которая работала на швейной машинке. Яркий солнечный луч, попав на лицо швеи, на мгновение ослепил, и этого было достаточно, чтобы её палец случайно попал под острую иглу. Хорошо, что травма была не слишком серьёзная, кость пальца оказалась цела. Конечно, данный факт от пострадавшей стороны, заявившей свои законные претензии на безобразия воспитанников, мгновенно стал известен дежурному офицеру. Последовал доклад командованию, начались поиски виновника. Но «террориста» найти не удалось, питона не выдали. После проведённой воспитательной работы с нахимовцами, мы твёрдо решили впредь подобных «терактов» не совершать.
Случай второй.
Многолюдный центр города. Вход в Центральный Универмаг. Вблизи от входа находился автомат, который всего за две копейки (1957 г. - в Ленинграде, в «Пассаже» это стоило 15 копеек) извергал из своего чрева сильную струю дешевого («вонючего») одеколона. Два или три находчивых и сообразительных воспитанника предусмотрительно крутились около этого автоматического устройства. Заметив, как правило, модно одетую, по их мнению, пижонистую молодую женщину, приближающуюся к данной установке, один из экспериментаторов опускал монету и в момент, когда привлекательная особа проходила мимо злосчастного аппарата, группа ребят мгновенно расступалась. В этот момент вся обильная струя низкокачественного, но стойкого по запаху одеколона неожиданно обрушивалась на кокетливую даму. И тут же молодые люди, изобразив самые, что ни есть, невинные выражения лиц, лепетали искренние извинения на двух языках: − Pidodiet, ludzu, es to negribeju! (по-латышски) − Извините, пожалуйста, я не хотел! Повзрослев, я подумал, каково же было той женщине, «густо благоухающей» мужским одеколоном, по возвращению домой объясняться с мужем или близкими родственниками. Кто же поверит, что её случайно облили одеколоном?
Случай третий.
Снайперское «бомбометание» из окон учебного корпуса. Помните презервативы советского производства. Да, те самые – бумажный трёхкопеечный пакетик с двумя резиновыми изделиями повышенной прочности. О надёжности можно не спорить. Было известно, что некоторые женщины в своих сумочках носили такие пакетики именно с позиции надёжной устойчивости в эксплуатации. Так, например, во время ненастной дождливой погоды оба резиновых изделия одевались на туфли, и счастливая женщина спокойно могла шагать по лужам до самого дома, не рискуя промочить свои ножки. Удобно, выгодно, надёжно! Значительно позже цивилизованный запад перехватил эту идею, выпустив в производство с этой целью специальную резиновую обувь. Питонские «снайперы» предложили использовать эти сверхпрочные и надёжные изделия для другой цели – для очередного «теракта» под названием «бомбометание». Идея понравилась. Технология изготовления «водяной (чуть не сказал «водородной») бомбы» оказалась до примитивности проста. Для этих нужд использовалось изделие в одном экземпляре. В снаряжении «бомбы» участвовало как минимум четыре человека. Один отвечал за наполнение изделия водой, второй придерживал верхний край изделия, третий четко фиксировал его цилиндрическую часть, четвёртый должен был аккуратно и плотно завязать горловину изделия. В итоге готовое изделие, наполненное огромным количеством воды, растягиваясь до невероятных размеров, превращалось в настоящую «водяную бомбу». Затем наступал ответственный момент – перенести «бомбу» из умывальной комнаты до открытого окна в классе. Её, как живое существо, которое как бы слегка пошевеливалось от перемещавшейся воды, аккуратно придерживая в трёх плоскостях, бережно несли к окну. Оставалось только выбрать жертву, на чью голову должна разлиться чистая водопроводная вода. Водяные снайперы не могли предполагать, каков будет результат этих испытаний. Лето, жара, весело. Подоконник облепили: боевой расчёт бомбометателей, многочисленные наблюдатели и болельщики. Улица безлюдна, но вот появилась «цель». Подкорректировали угол падения с упреждением скорости полёта и скорости движения пешехода. Главный бомбометатель отдал команду на сброс бомбы, которая несколько мгновений находилась в свободном падении, красиво паря в воздухе. И вот, какая удача: на небольшой высоте от земли «бомба» неожиданно разорвалась. «Цель» была накрыта точно, и водяные брызги разлетелись вокруг на большую площадь. Под водяной феерией оказалось несколько случайных прохожих, среди которых были какие-то высокопоставленные особы. Разразился жуткий скандал. Бати с нами уже не было. Он к тому времени командовал новым создаваемым Рижским Высшим Военно-морским училищем подводного плавания. Вновь назначенный к нам начальником училища "бездушный и грубый" Цветков приказал найти виновных и непременно строго наказать. Но питоны стойко держались, не выдавая ни инициаторов, ни исполнителей этого дурацкого «теракта». Всю ответственность взвалили на старшину класса, которого, несмотря на высокое общественное положение родителей, отчислили из Нахимовского училища. Под необоснованное обвинение попал ещё один питон, который был распределён в среднее интендантское училище. Мы после таких событий больше не занимались «бомбометанием».
PS. Судьба безвинно наказанных питонов такова. Один стал отличным технарём, кандидатом наук. Другой продолжил военную службу и в звании подполковника интендантской службы уволился в запас.
Арнольд Думбре
Изделие №2.
(Дело не в количестве, а в качестве. И неприступности.)
Наряду с изделием №1 - противогазом, Баковская фабрика выпускала еще одно не менее важное изделие. Они были обильно посыпаны тальком и являлись излюбленным объектом для всяческих проказ и проделок . Их наполняли водой их развешивали гирляндами, чего только с ними не делали. Под катом несколько историй разных лет и авторов.
Однокашник Арнольда Ивановича Думбре, Верюжский Николай Александрович:
"О ссылке на публикацию в «Литературке». ...опять же НЕ о самом фильме, а об исторических событиях того времени и личности самого адмирала. Своё мнение по этому поводу я ранее высказывал. Но вот прочитал в Российской газете статью , надеюсь, что она будет также интересна читателям нашего Блога. Можно продолжать «обсасывать» со всех сторон этого мрачного и нелюдимого Колчака. Но главное, думаю, просто надо не забывать чудовищных исторических уроков, выпавших на нашу многострадальную Россию, любить её и крепить обороноспособность и экономическую независимость. Эти мысли я увидел в рассуждениях писателя Аннинского: − Зачем такой фильм нужен сейчас? Мне кажется, те, кто отвечает за идеологическую ситуацию в стране, озабочены, как бы в очередной раз не пришлось руль поворачивать. Ведь с каким трудом свернули с красного. Ещё раз поворачивать куда-то – просто опасно. И вот если раньше выхваливали Фрунзе и Котовского, теперь также выхваливают Каппеля и Врангеля. Я к этому на восьмом десятке лет отношусь с пониманием. Тем более, что адмирал Колчак – интересная историческая личность, великолепный морской офицер, лучший гидрограф России, внесший уникальный вклад в исследование Севера. Он свободно читал по латыни, был очень хорошим лектором. Но Россию, которую он любил, угораздило влезть в гражданскую войну, а в такой войне, на какой бы стороне ни оказался человек, история его начинает выкручивать. К моему великому сожалению, Александр Васильевич тоже вкрутился в эту политику: стал правителем России, стрелял красных и не только, но и колеблющихся. Мне кажется, что и белые, и красные были обречены. «Белые» тогда проиграли, а «красные» в конце концов, оказались обречены в сознании народа. Относиться к тем событиям надо так, как относился великий русский писатель ХХ века Михаил Шолохов. Вот так – черное солнце над всем этим. Обелять одних или других можно только по недомыслию. И те и другие были покрыты братской кровью. Февральская революция – расцвет свободы или разгул бешеной вольницы? А Октябрь – развитие этой дикой вольницы до полного социализма или контрреволюционный переворот? Я до сих пор не знаю благостного ответа на эти вопросы. Знаю, что это трагедия великого народа, а судить, кто и когда был прав и виноват, можно до бесконечности. Все были по горло в родной крови. Вот мои семейные хроники: отец и дядя были коммунистами, другой дядя – командир белого бронепоезда, − с меня хватит. Смогли ли мы извлечь уроки из ХХ века? Ну, если в 1991 году драка не переросла в войну, и слава Богу, коммунисты и демократы, либералы и консерваторы стерпели друг друга – значит, смогли. Придётся и дальше терпеть без ожидания рая на земле. Всегда будут страдания, Лучше, если не кровавые. Потому что из кровавых страданий рождаются только ненависть и новые кровавые страдания, А из страданий, которые сдерживаются в пределах человеческой души, рождается великая литература, культура. Я бы хотел моей стране второго варианта. Не буду утверждать также, что в истории русского ХХ века не было ничего ценного. Мои родители приехали из глубинки, смогли при советской власти выучиться, встать на ноги. Всякая эпоха даёт великие возможности. Но и выставляет большую цену. Государство не может поселить человека в раю, зато оно может спасти его от ада. Но для этого надо в поте лица работать, терпеть страдания. И от этого быть счастливыми».
КСВ.: "сам по себе Колчак для меня существует своим, вполне допускаю, грустным высказыванием-признанием Тимеревой, приведенным в книге Кожинова: "стал кондотьером". Касаться таких тем, конечно, следует очень осторожно, не втягиваясь в "дискуссии", как правило "пустопорожние". Просто желающим "понять" предлагаем пищу для ума. Не навязывая, "попутно". А думающая молодежь не сможет обойтись без того, чтобы понять и признать своей всю предшествующую историю, "по Шолохову" и по Кожинову, в том числе и историю гражданской войны."
ОАГ.: "Как сказал Олег Бурцев (мой однокашник, адмирал, герой одной из будущих публикаций): "А Колчака я вообще не люблю" - это есть во второй части нашего фильма - в Нахимовском лагере (КСВ.: фильм выпускников ЛНВМУ 1970 года, удивительного выпуска, о чем речь еще впереди).
*** Жизнь курсантская не мёд, Но и не горчица – И «всего» делов-забот: Жить-служить-учиться…
*** Мы Системой звали Нашу «альма-матер». Здесь мы возмужали. Пусть судьбы экватор За спиной у многих, Но хочу сказать я: Удаль лет тех строгих Не забыть нам, братья!
Чтобы из мальчишек Сделать лейтенантов, Мало умных книжек, Лекторских талантов. Ну-ка, вспомним, братцы, Командиров первых – Служба их, признаться, Не для слабонервных.
И страну помянем – Родину Системы. Но, давайте встанем, Помолчим… не все мы Пережили годы Грязной «перекройки», Мишкиной «свободы», Борькиной «попойки»…
*** Нам курсантские те года Не вернуть уже никогда. Нет уж больше КВВМКУ, Только память кричит «Ау!» Отзовитесь, друзья мои, Сбросьте годы, дела свои! Соберёмся-ка где-нибудь, Чтоб друг другу в глаза взглянуть. Как когда-то, хочу опять Я, смеясь, всех друзей обнять! Чтобы снова – к плечу плечо, По-бакински чтоб шашлычок, Чтобы с тостами пополам Разговоры про жизнь, про дам. И помянем за столько лет Ту Систему, которой нет…
*** Поворот шоссейной трассы – Вот он Зых, а вот «пампасы», И «каспийская система» посреди, Чуть подальше мыс Султан. Сквозь грядущего туман Служба флотская маячит впереди.
Присягнув родной Отчизне, Пять годов курсантской жизни Изучали мы Науку Побеждать. После выпуска – на Флот, Дальше – как уж повезёт, А кому-то ведь пришлось повоевать.
И хоть жизнь сложилась, в общем, На судьбу порою ропщем За позорный крах сильнейшей из держав. Всё тогда пошло «вверх дном», Есть вина и наша в том, Что молчали, кулаки и зубы сжав.
Соберёмся снова вместе, Сядем, выпьем честь по чести За Систему и ушедших помянём, Тост наш третий не забыв, И под звонких струн мотив Нестареющие песни пропоём.
Каспийское училище родное Давно уже осталось за спиною. Друзья, давайте жахнем-ка до дна – Система ведь была у нас одна!
*** Нет, ушки томных дам в салонах Не станет стих мой услаждать! Ведь я же столько лет в погонах Врагов учился побеждать. Учился «на железе» флотском, Конечно, огрубел слегка. О «штиле» же красиво-бросском Мечтать приходится пока. Как встанет наш народ с коленей, Задышит полной грудью вновь, Я для счастливых поколений Петь буду только про любовь. Возьму уроки у великих Хитросплетенья рифм и строк. В моих же сочиненьях диких, Надеюсь, есть какой-то прок. В них нет поэзии эстетов – Я не пою, а говорю. Поэтому чужих советов Не надо мне, благодарю… Чтоб в бурных водах жизни моря Мне не пришлось пойти ко дну, А гордо плыть, не зная горя, Постиг я истину одну. Тихони мы иль забияки, Ораторы иль молчуны – У каждого свои маяки В том море определены. Один в погоне за мечтою Готов купить все и продать, Второй, назвав жизнь суетою, Молясь, ждет Божью благодать, А третий лишь разврат приемлет, Вакханкам плоть свою отдав, Четвертый только черту внемлет, За власть друзей своих продав… Перечислять тут можно долго, Я ж за себя ответ держу – Важней всего мне чувство долга Пред теми, кем я дорожу. Жить, не стыдясь и не робея, Советов много и идей. В ориентиры взял себе я Глаза любимых мной людей. Одним лишь им я доверяю – Вот указатели мои, По свету их всегда сверяю Поступки и дела свои.
Лёд треснул от вздоха исполина. Так в начале времён резвился Левиафан - любимая “рыбка” господа Бога. Из стылой глубины материализовался черный горб. Всполохи северного сияния красили небо цветами тусклой радуги, вяло отражаясь от мокрой черноты ракетной палубы. Вдруг обозначилось какое-то движение. Это открылась ракетная шахта. Тело подводной лодки вздрогнуло в оргазме. На огненном столпе, ангелом смерти, в звезды ушла ракета. Шум пустоты откликнулся гулом эха большого взрыва. По местам стоять к погружению…. И оглянулся я на дела мои, которые сделали руки мои, и на труд которым трудился я, и вот, всё суета сует и томление духа и нет от них пользы под солнцем……
Что может быть более чуждо моряку, тем более военному моряку, тем более подводнику, чем привычка строить свою повседневную жизнь "поэтически". И что еще для каждого из них более органично, естественно, хотя чаще всего не афишируется, чем поэзия. Речь об особом состоянии души, особом измерении жизни, восприятии ее радостей и трагедий. Иногда и совсем не обязательно это выражается в любви к стихам, тем более - в любви к стихосложению. Подробности - в "Поэтическом иллюминаторе".
Счастлив тот, кто достойно прошел свой путь служения Отечеству, а для близких и друзей к тому же сумел оставить проникновенные строки.
Нахимовское училище.
Есть в Ленинграде розовый причал. Романтики маневренные шхуны он всякий раз приветливо встречал и принимал под бейдевинд Фортуны.
Там хитростных познаний бастион, отмеченный Петра высоким ликом, открытый для ветров со всех сторон, озвучен чаек беспокойным криком.
Под песни этих белокрылых птиц мы бескозырки молча примеряли и не сходило с юношеских лиц желанье покорить морские дали.
И в первый раз поставив паруса, мы к горизонту весело летели и верили - вершатся чудеса, когда стремишься к ним на самом деле.
Приоткрывая странный взрослый мир, учителя за нас всегда болели: им искренне хотелось, чтобы мы преодолели узкости и мели.
И уходили быстрые года, в учении нередко было тяжко, но оставалась символом всегда на постамент надетая тельняшка.
И вспоминалось многое потом,- на крейсере прославленном присяга, учебный корпус - наш родимый дом и точка с нулевым отсчетом лага.
Отечества достойные сыны, мы дорожили именем и честью. Так не для обновления ль страны мы собрались опять сегодня вместе?!
Куда бы нас не занесла судьба, как прежде, свои знания и силы мы отдаем, конечно, за тебя, истерзанная распрями Россия!
Да, есть такой особенный причал, на нем осталась каждого частица, он нас тогда приветливо встречал, чтоб мы к нему стремились возвратиться...
1964 - 1994.
Забелло Александр Александрович родился в 1945 году. После ЛНВМУ поступил в ВВМУ им. М.В. Фрунзе.
Подробнее с его творчеством можно познакомиться на сайте Поэтические странички.
А.А.Забелло о себе. Его жизненная философия стала завещанием родным, друзьям, однокашникам, "ближним", надеемся, что и "дальним".
Я вынужден был пойти на полное государственное обеспечение. Так я стал воспитанником Ленинградского нахимовского училища. Что примечательно, в этом учебном заведении не было муштры и подобрался довольно сильный преподавательский состав. По сути, это была спецшкола с морским уклоном и английским языком, знания которого у ребят было значительно выше моего, ведь у них уже три года было по девять часов английского в неделю. Поэтому мне пришлось догонять. Прежде я посещал музыкальную школу при Доме пионеров и школьников Петроградского района. Перемены в моей жизни к счастью почти не отразились на занятиях музыкой: в канцелярии каждой роты стояли сносные инструменты, в клубе был прекрасный концертный рояль, а по воскресеньям в дни увольнения меня продолжала консультировать Раиса Марковна Кратман - прекрасный педагог и замечательный человек. Быть может, музыка стала одним из тех источников жизненных сил и вдохновения, которые помогают мне и по сей день. К другому источнику - классической литературе, меня буквально подвела младшая сестра, будучи студенткой филфака Ленинградского университета. Так получалось, что, когда у курсантов Высшего военно-морского училища имени Фрунзе (там я оказался после Нахимовского училища) были зимние каникулы, у вечерников филфака шла сессия. Мы с сестрой с утра шли в библиотеку Салтыкова-Щедрина, где для меня заказывался объемный список от Виргилия и Апулея через эпохи Возрождения и классицизма до девятнадцатого века. Конечно, это было "галопом по европам", зато представление о мировой литературе получил из первоисточников. Часть русской и мировой классики имелась у нас в домашней библиотеке, которая насчитывала около трех тысяч томов. Разносторонность развития личности в армейской среде не приветствовалась, но служба в солнечной гидрографии - это совсем другое дело, если вам посчастливилось оказаться в океанографической экспедиции. Проблемы морской геофизики продолжают волновать и по сей день. Тогда же мы занимались сбором информации о магнитном поле на просторах Мирового океана. Сама по себе работа была довольно примитивной, однако романтика моря придавала ей ту незабываемую окраску, которая как ореол славы, добавляет вам сил и зовет к творчеству. Жена и маленькая дочь, оставшиеся на берегу, идеализируются до уровня мифических героев. Иногда превратности бытия способны до основания разрушить эту картину, если стоянка на берегу затягивается на годы. Так случилось и на этот раз, мы развелись, но духовную связь не разрывали, хотя и оказались в разных странах. Потом в моей деятельности произошли изменения, в результате которых уже с новой семьей провел три года в Нью-Йорке, а затем столько же в Латинской Америке. В Россию мы возвратились летом 1991 г. Накал общественной жизни последних лет не спадал, хотя ничего кардинального пока не происходило. Был в отпуске, когда телевидение объявило о ГКЧП. В понедельник 19 августа поехал к родственнику, который в то время был заведующим отделом и секретарем парткома ИМЭМО. Он мне показал свое заявление о выходе из партии. Во второй половине дня на институтском рафике мы отправились в центр города: он поехал к Александру Яковлеву, а я к Белому Дому. Многотысячная толпа людей буквально кипела на подступах к зданию, причем, уже от Смоленской площади ощущалась некая приподнятость в настроении. Контингент защитников Белого Дома только формировался. Кто-то уходил, но постоянно приходили все новые и новые люди. Я познакомился с некоторыми активистами и поехал домой. В квартире у нас шел ремонт и к шести вечера должны были подойти рабочие. Жена с дочкой находились на даче, которую мы снимали в подмосковной Жуковке. Рабочие ушли в девять, час времени понадобился для того, чтобы убрать за ними строительный мусор и грязь. Потом направился к Белому Дому. С одиннадцати часов был объявлен комендантский час и в метро не пускали. Добирался на перекладных и пешком. Ночь прошла относительно спокойно. Зато на следующий день обстановка накалилась до предела, защитники ждали штурма. Мы готовились, взявшись за руки, стать живым щитом на пути бронетехники. Однако первые случайные жертвы оказались и последними. К счастью, в руководстве путча оказались слабые личности, да и войска были настроены не так агрессивно, как это было в Баку или Вильнюсе. В среду Москва буквально ликовала. Победа! Железного Феликса убрали с Лубянки. Какое-то время я даже гордился значком защитника Белого Дома "живое кольцо". На страну обрушились кредиты и приватизация. Прибалтика отделилась. Потом было Беловежское соглашение, которое положило конец моей прошлой стране - СССР. Промышленность встала, рабочие и служащие пошли в торговлю и встали к лоткам. Исчезли многие барьеры: стало возможным говорить и писать что угодно. Но вот парадокс, к власти также мог придти кто угодно. Естественно, что я пошел работать к своему родственнику в частную компанию. Коллектив был прекрасный, дело спорилось. Компания разрасталась, возникали дочерние фирмы, постоянно шла какая-то реорганизация. У нас было немало зарубежных партнеров, были и поездки в Лондон на конференции по инвестиционным возможностям в России. Обычное дело для предприятий малого бизнеса. В 1996 г. я прошел ускоренный курс обучения в МЭСИ по специальности организатор малого и среднего предпринимательства и стал независимым экспертом этой сфере. Кризис 17 августа 1998 г. нанес сильный удар по малым компаниям. Тогда мне пришлось пойти специалистом-переводчиком в нефтяную компанию "Сиданко". Поездки на месторождения в Западной Сибири способствовали расширению кругозора и пониманию процессов, происходящих в России. Социально-экономическое положение населения стало предметом особого интереса, в результате появился обзор, охватывающий период 1985 - 1996 гг.; другое дело, что радоваться особенно было нечему. Но все это время была и другая жизнь, ведь Москва это крупнейший мировой центр культуры. Мы постоянно ходили на выставки, вернисажи, познакомились с замечательными художниками. Наши зарубежные коллеги и друзья занимали особое место в процессе общения. Мы с удовольствием посещаем столичные музеи, а также выставочные комплексы Подмосковья. Ежегодный абонемент в Большой зал Консерватории дает возможность периодически погружаться в атмосферу великого и незыблемого достояния человечества. Перемены, перемены…бывает так, ты изменился настолько, что все окружающее тебя не устраивает. Тогда нужно менять обстановку, или работу, или город, или страну. Но у нас случилось иначе - изменилась страна, поэтому меняться приходится всем, применяясь к новым условиям. Но что-то остается неизменным, то, что было заложено в юности, в той прежней жизни. После встреч с однокашниками на юбилеях выпусков из учебных заведений невольно задумываешься над этим. Кто не испытывал трепета, возвращаясь в родные стены, будь то отчий дом, училище, интернат или еще что-нибудь, что не только давало кров, еду и постель, но было источником духовной жизни, становления и развития личности. За 55 лет вполне сложилось представление о добре и зле, как сложились привязанности и интересы. Главным пороком считаю зависть, выше всего ценю порядочность и преданность. Истинное наслаждение испытываю, находясь в зале, когда исполняют концерты для фортепиано с оркестром Рахманинова, Чайковского, Шопена, Листа, Сен-Санса или Бетховена. Обожаю Фантазию Аренского на темы Рябинина в любом варианте исполнения. Но это не означает, что меня может оставить равнодушным вторая симфония Малера, если за дирижерским пультом наш питерский Гергиев. Из столичных дирижеров больше всего преклоняюсь перед Федосеевым. С литературой сложнее. Кроме Пушкина и Высоцкого не имею постоянных пристрастий. Недавно перечитал Лескова и был потрясен, как если бы лет тридцать тому назад впервые открыл Достоевского. Мне нравится бывать в Лондоне, но там я не испытываю тех чувств, которые преследуют меня в родном Питере. Самой гармоничной страной и удобной для иностранцев считаю Таиланд, хотя получаю удовольствие от пребывания во многих странах, включая нынешний Иран, который на какое-то время как бы выпал из цивилизации. США - это предмет особого восхищения, как страна, объединяющая огромное количество культур и народов. При этом таланты продолжают развиваться, преспокойно сосуществуя друг с другом и с каскадом технических революций. Что-то нам несет расшифровка генома человека, с учетом многообразия рас, народов и народностей? Генетика - главная наука XXI века. Второй важнейшей наукой в новом столетии полагаю геофизику и ратую за координацию международных усилий в деле управления геофизическими процессами в интересах укрощения стихийных бедствий и неблагоприятных погодных условий. Любовь - источник развития личности. При этом радость и страдание одинаково необходимы человеку. И все-таки нужно поступать так, чтобы горе людское как можно реже посещало близких и родных наших. Будьте все здоровы и счастливы!
Уже в стенах Нахимовского училища Александр Александрович обращал на себя внимание и запоминался.
В.К.Грабарь."Пароль семнадцать".
Как ни покажется странным, мы любили выступления училищного духового оркестра (не нашего любительского, а штатного профессионального). Особенно, когда они исполняли классическую музыку. Училищный оркестр в 1959 году занял 1-е место по Ленинградскому военному округу. В 1960 году его возглавил капитан В. А. Евсюков, и в том же году было подготовлено 14 концертных программ, дано восемь концертов популярно-тематической музыки и шесть лекций-концертов в училище. В сопровождении этого оркестра старше нас на год нахимовец А. Забелло, исполнял 1-ю часть фортепьянного концерта Бетховена.
В Ленинградском Нахимовском. В. Пименов, Ю. Варганов. "Красная звезда", 24.06.1964.
УЧИТЕСЬ ПО-ХОРОШЕМУ, РЕБЯТА!
В ленинском зале висит мраморная доска с именами нахимовцев, с отличием закончивших училище. В нынешнем году претендентов на золотую медаль четверо: Александр Карклин, Георгий Морозов, Александр Забелло и Юрий Базаров. Это упорные ребята. Начиная с пятого класса, они учились только на отлично и находили время для других дел. Саша Забелло, например, все свободное время отдает музыке. Георгий Морозов увлекается иностранным языком. Александр Карклин — секретарь комсомольской организации роты. Все выпускники этого года твердо решили стать флотскими офицерами. Одни избрали училище имени М. В. Фрунзе, другие предпочли училище подводного плавания имени Ленинского комсомола, третьи — училище радиоэлектроники имени А. С. Попова. Несколько лет назад в Кронштадт приехал дорогой гость — Никита Сергеевич Хрущев. Юрию Базарову выпала честь рапортовать товарищу Н. С. Хрущеву от имени нахимовского училища. Приняв рапорт, Никита Сергеевич поздоровался с юными моряками и обратился к ним с добрым напутствием: «Учитесь по-хорошему, ребята, — сказал он, — нам нужны образованные, грамотные и умелые моряки». Этот наказ стал для многих нахимовцев программой их жизни.
Об отце, Забелло Александре Васильевиче, вспоминает сын и сослуживцы.
A.A. Zabello. Поэтические странички.
Моя семья, как большинство защитников Ленинграда, которые пережили всю блокаду с первого до последнего дня, была наполовину флотской. Отец, Александр Васильевич, в конце войны был флагманским штурманом Балтийского флота, затем окончил Военно-морскую академию, защитил диссертацию и стал преподавателем морской географии, а впоследствии и заместителем начальника кафедры в этой академии. Во второй половине 1950-годов он много путешествовал в составе экспедиций на паруснике "Седов" и на "Витязе". Он искренне любил море и потому легко находил общий язык с такими покорителями водной стихии, как Тур Хейердал. К сожалению, отец очень рано ушел из жизни. Старший брат со своей семьей в это время уже жил отдельно. А нас у мамы, Анны Алексеевны, было трое: два сына и дочь. Мама тогда не работала и было очень непросто осознавать, что в одночасье мы из состоятельной семьи превратились, мягко выражаясь, в категорию малоимущих.
. Штурманский офицерский класс в составе Специальных курсов командного состава флота.
В числе выпускников 1933/35 гг. были: И.Г. Иванов, В.Ф. Яросевич (главные штурмана ВМФ в 1949 - 1956 гг. и в 1958 - 1960 гг.), Г.М. Горбачев, Б.И. Цезаревич, Ю.П. Ковель, Б.Н. Иосифов, Е.М. Симонов, А.В. Забелло, Б.Н. Леднев, В.М. Климов (флагманские штурмана флотов), В.Н. Алексеев (1-й зам. начальника ГШ ВМФ в 1965 - 1975 гг.), В.А. Ерещенко (начальник оперативного управления ЧФ); командиры кораблей и соединений Л.И. Городничий, Г.В. Катунцевский, П.А. Сидоренко, А.И. Маринеско, В.Н. Ерошенко, П.А. Мельников, В.Д. Афонин, Е.Н. Алексеев, А.Н. Гордеев.
.
... Где, когда будет нанесен удар, какую роль отведет в наступлении командование фронта флоту — об этом мы часто задумывались с начальником штаба флота капитаном 1 ранга А. Н. Петровым. Петров был назначен начальником штаба недавно, но уже сумел себя прекрасно зарекомендовать, хотя, надо сказать, я и раньше знал о нем только доброе. И знал давно. Мы почти одновременно учились с Анатолием Николаевичем в Высшем военно-морском училище имени Фрунзе, по окончании которого он был назначен штурманом на эскадренный миноносец. Молодой офицер с упорством и любознательностью изучал штурманское дело. Как и преобладающее большинство морских штурманов, он всегда показывал пример особой аккуратности в работе. У А. Н. Петрова за плечами был большой опыт службы на кораблях различных классов — миноносце, крейсере, линкоре. Когда я был начальником штаба флота, он командовал лидером «Ленинград». Войну Анатолий Николаевич встретил на командном мостике крейсера «Максим Горький», а последнее назначение получил с должности заместителя начальника штаба флота. С. А. Н. Петровым и его помощниками В. Ф. Андреевым, Н. Г. Богдановым, А. В. Забелло, А. М. Зерновым, И. Н. Ганцовым, И. И. Мешко и другими, на плечи которых должна была лечь основная тяжесть подготовки к участию в предстоящих наступательных операциях, мы обсуждали возможные задачи флота. Все отдавали себе отчет в том, что фронтовая весна начнется в не совсем подходящую для нас пору. Нужно было особо учитывать природные условия. От того, какой будет предстоящая зима, зависела прочность льда на море, реках и озерах. А это во многом обусловливало действия не только флота, но и наступающих сухопутных войск. Наших метеорологов то и дело теребили, от них требовали таких всеобъемлющих сведений о микроклимате Невской губы, таких детальных и точных прогнозов, что те иной раз беспомощно разводили руками. Однажды даже взмолились: — Помилуйте, но льдами особо занимаются гляциологи! Привлекли и гляциологов. Между тем зима 1943/44 года обещала быть на редкость неустойчивой. Снегопады сменялись оттепелями. Каким будет лед? Замерзнут ли болота? Не увязнут ли в них боевые машины, орудия? В эту своеобразную метеорологическую горячку втянули и меня. Я в то время начинал свой рабочий день с вопросов синоптикам. Увы, наша озабоченность, разумеется, никак не влияла на погоду. Невская губа долго не замерзала. Остряки, держа в юмористическом прицеле начальника гидрографического отдела флота капитана 1 ранга Г. И. Зиму, пустили шутку: «Опаздывает зима, чтобы не помешать Зиме ставить вехи и буи». Ему незадолго до этого было приказано обвеховать фарватеры из Ленинграда и с Лисьего Носа к Ораниенбауму, чтобы исключить посадки кораблей на мели... Плавание проходило относительно спокойно, финские лоцманы точно выполняли условия перемирия. Да и наши штурманы под руководством А. В. Забелло и А. Н. Меньшикова сами быстро учились самостоятельно проводить корабли в извилистых шхерах.
.
128. Забелло Александр Васильевич -17.7.1945 капитан 1-го ранга.
Еще одно стихотворение, еще одна судьба.
ПИТОНАМ 17-го ВЫПУСКА ЛНУ ВМФ.
Ну вот, мальчишки, мы сегодня в сборе. Жаль, нет ребят, ушедших навсегда. Их души, словно чайки в бурном море, Летят и не вернутся никогда.
А мы живем, смеемся, колобродим. Как будто юность к нам пришла опять. А годы все уходят и уходят, И ничего уж не вернется вспять.
Грустить не надо. Все мы оптимисты - Порукой будут мили за кормой. Не буду торопить, но все же быстро Прошу налить! И этот тост за мной.
Я лью за нас/ отдавших детство Флоту, За наших педагогов и врачей, За литер "Е", как символ нашей роты, И за "Аврору" юности моей.
За лагерь наш, за наших командиров, За марш-бросок из Рощино, за то, Что первым кораблем был крейсер "Киров", Об этом не забыл из нас никто.
За камни, что стесали на Пеньковой Пробежками поротно в семь утра, За тот невкусный рыбий жир в столовой, За то, что прикрывал нас бюст Петра.
За Ленинград, за город наш любимый, За Эрмитаж и за Морской музей, За наш союз, так бережно хранимый, Мой тост за вас - за дорогих друзей!
Калашников Владислав Вадимович.
Слово однокашнику, Владимиру Константиновичу Грабарю, летописцу выпуска 1965 года, автору книги "Пароль семнадцать".
А вот как рассказывает о своей мечте Славик Калашников. Его отец Вадим Иванович, всю свою жизнь был связан с флотом. Рассказы отца о море, о войне захватывали детское воображение. Славе очень хотелось походить на отца, драться, как и он с врагами нашей Родины. «Я мечтал стать моряком и, причём настоящим». Когда Славику было лет пять, отец подарил ему простейший «фильмоскоп», среди диафильмов был и фильм «Счастливого плавания» о нахимовцах. Вопрос о будущей профессии у Славы не стоял... А наши отцы уже отмечали успех поступивших сыновей, да, надо думать, и свой собственный. Это подтверждается многими воспоминаниями, и можно считать достоверным. Отец Славы Калашникова, Вадим Иванович, человек довольно общительный, быстро познакомился с отцом Володи Грабаря – Константином Калиновичем и отцом Юры Монахова – Владимиром Васильевичем. С первым его объединили фронтовые воспоминания. Вадим Иванович принимал непосредственное участие в боевых действиях в 1941-1943 годах на южном фланге советско-германского фронта. Являлся участником обороны городов-героев Одессы и Севастополя, а также десанта в районе Мысхако под Новороссийском под командованием Цезаря Куникова. После сильнейшей контузии (23 суток без сознания) был эвакуирован в один из госпиталей города Тбилиси, может быть тот самый, где впоследствии разместилось Нахимовское училище. Константин Калинович был направлен на Центральный фронт в 1942 г. из дальневосточной бухты Ольга Владимиро-Ольгинской ВМБ (Не потому ли Ольга Дмитриевна назвала родившегося в 1946-м сына Владимиром?). В 1943 году был тяжело ранен (множественные осколки в груди) и на том война для него закончилась. Вадим Иванович был уволен из рядов ВС СССР в 1956 году по II группе инвалидности, а Константин Калинович – в 1957 в виду сокращения штатов. Теперь они вспоминали войну, сетовали на сниженную пенсию (ок. 1100 рублей). Наверняка не обошлось без фронтовой чарочки. Ведь им тогда было чуть больше сорока. Владимир Васильевич Монахов был еще моложе, но медаль «За Победу над Германией», говорила о том, что и ему было, что вспомнить... Фрукты также давали сразу на весь стол, на четверых, и по весу, а не по количеству. Если яблоки были мелкими, то их число было больше, чем количество едоков, и одному могло достаться два яблока, другому только одно. Но по справедливости завтра такой расклад не должен был повториться. Поэтому очередность выбора «бросалась на морского». При этом трогать руками лежащие на тарелке фрукты запрещалось. В. Калашников признал, что семилетний опыт выбора фруктов без прикосновения к ним пригодился ему в жизни. С вероятностью не ниже 0,8 он может на рынке выбрать яблоки нужного вкуса. В чем не раз убеждалась его жена – опыт не пропьёшь! Но Слава является также изобретателем деления масла, которое было в каше. Тут – дело такого рода. Более или менее твердые каши (рисовая и т.п.), возвышались в бачке горкой. В продавленной лунке на макушке находилось прилагаемое к каше масло, уже растопленное. Масло в каше – самое вкусное и ценное. Разделить его можно было бы просто - перемешав кашу, но тогда, если не съесть до конца кашу, то пропадало и масло. Слава решил этот вопрос с пользой для себя: если в горке каши быстро сделать подкоп снизу к масляному озерцу, то его можно спустить в свою сторону. Гениальный ход! Были среди нас, как уже сказано, ребята из разных семей. Особенно это бросалось в глаза именно за столом. Саша Берзин бы вегетарианцем. Просто они с бабушкой жили так бедно, что мяса на их столе в хлебном городе Баку не бывало. Он и здесь, уже по привычке, не ел мяса, и мог его выменивать у соседей по столу на сахар. На пачке сахара часто писалось по-украински «Цукiр», и процесс обмена такого рода получил название «цукориньга» - с английским выразительным окончанием ing. Этим словом стали дразнить Сашу. Грабарь с Сиренко изобразили его в стенгазете в виде менялы на восточном базаре. Дразнилка существовала недолго. Под давлением Калашникова Саша превозмог себя, и перешел на всеядный образ жизни. Теперь, наверное, жалеет об этом... Да, столовая была тем местом, где мы получали и первые обиды, и первые уроки жизни. И вовсе не случайно воспоминание о первом обеде Володя Полынько пронес через всю жизнь. И не случайно Слава Калашников, когда в 2004 году дочь принесла домой банку консервированных груш, вспомнил именно детство, хотя подобные консервы сопровождали нас всю службу: и на подводных лодках и в отдаленных гарнизонах... А в начале 11-го класса мы проходили предварительную медкомиссию на предмет дальнейшей годности для военной службы на различных кораблях. От этого зависел и дальнейший выбор военной специальности, то есть, в какое высшее училище поступать. Естественно, что самые высокие требования по здоровью предъявлялись к будущим подводникам. Один из них В. Калашников был признан годным для службы на подводных лодках с ядерными энергетическими установками, но при условии удаления гланд до окончания Нахимовского училища. И таких набралось несколько человек. Гланды им удаляли в военно-морском госпитале. Вернувшись через три дня в училище, Слава пожаловался Алевтине Дмитриевне на то, что при еде было всё-таки больно глотать. «Она меня осмотрела, дала, как я и ожидал, освобождение от физзарядки и приборок, а в придачу выписала мне глубокую тарелку сметаны вместо обеда. Сначала это было здорово, но вскоре я почувствовал, что стал заложником сметаны: и отдавать жалко, и чего-то еще хочется. Алевтина Дмитриевна меня застукала при попытке совместить и то, и другое. И лафа на этом прекратилась»... Занятия по военно-морской подготовке сопровождали нас в течение всего обучения в училище. От этого кажется, что были они всегда и занимались мы примерно одним и тем же. Из первых лет запомнились занятие на «Авроре», там было оборудовано два помещения, одно из них такелажная мастерская. Там мы занимались плетением матов. А Славику Калашникову за какие-то заслуги вручили мат, сплетённый им своими руками из просмолённого пенькового каната. Размером он был небольшим, порядка 40 х 50 см. Края мата для плотности были отделаны каболками манильского или сезальского троса. Он с гордостью привёз этот мат домой в Москву и подарил маме. И до того мат оказался удобным и прочным, что проработал перед входной дверью почти 35 лет до 1996 года. Но остался вопрос, когда же точно этот мат был сделан? ... Произошла очередная смена начальников училища. В марте 1963 года Н.М. Бачков был назначен Начальником штурманско-гидрографического факультета ВВМУ им. М.В. Фрунзе, и Нахимовское училище покинул. Через год он ушел в запас. Он и его жена Нина Дмитриевна жили потом в Ялте, кое-кто из нахимовцев в то время побывали у них в гостях. А сам Николай Мефодьевич иногда приезжал в Севастополь в ЧВВМУ им. П.С. Нахимова, где продолжало учебу немало его воспитанников. Вспоминает Калашников. «В последний раз я видел его в день Победы 9 мая 1982 года в Ялте у памятника защитникам города и вечного огня. В Ялте мы с женой находились на отдыхе. Утром пришли к вечному огню, чтоб возложить к нему цветы. Ведь у меня в Крыму воевал отец, награждённый впоследствии медалью «За оборону Севастополя». Но я, видать, не один был такой. К огню выстроилась длинная очередь, а около самого огня стояли почётные граждане города Ялты и ветераны Великой Отечественной войны, и среди них я увидел родное лицо дорогого контр-адмирала Николая Мефодьевича Бачкова. Когда подошла наша очередь, мы положили цветы, и я представился своему бывшему начальнику, а также представил свою жену. Он был очень рад и, похоже, меня вспомнил, как только зашёл разговор о наших факультетских вечерах в высшем училище. Николай Мефодьевич пригласил нас к себе в гости, но в связи с тогдашним интересным положением жены, мы этим приглашением воспользоваться, к сожалению, так и не смогли»... С этим железом были и свои проблемы. Слава Калашников, который увлекался штангой, через год заметил, что его рост остановился. А подрасти, хотя бы на 6-8 сантиметров, хотелось очень. Штангу он забросил и уже в высшем училище с 20-ти до 22-х лет вырос на целых 4 сантиметра... И в то же самое время по несколько нахимовцев ежегодно подавали заявления о приеме их в КПСС. У нас их было, кажется, семь человек: Валерий Александрович, Александр Берзин, Вадим Иванов, Владислав Калашников, Толя Комаров, Володя Полынько, Витя Виноградов. Для Славы Калашникова главным советчиком был отец, член партии с 1943 года, отец Толи Комарова вступил в партию еще раньше... Калашников в Аттестате о среднем образовании имел единственную «четвёрку» - по русскому языку. Посему главным своим учителем по этому предмету он считает своего первого начальника в ГШ ВМФ контр-адмирала Анатолия Петровича Кюбара - начальника отдела боевого состава, базирования, текущего и перспективного развития ВМФ Оперативного управления Главного штаба ВМФ. Два его основных совета могут пригодиться каждому. Вот они. - Самое лучшее предложение для понимания подчинёнными смысла тобою написанного должно состоять из пяти-шести слов. - Не следует также начинать предложение с причастного или деепричастного оборотов, так вы избежите двойного толкования... Для Калашникова (и не только для него одного) главным было то, что после тех выпускных экзаменов появилась уверенность в своих силах, граничащая с наглостью. Уверенность, которая позволяла легко брать рубежи всех дальнейших учебных заведений, в которых он учился. Суть этого обстоятельства постиг только в последнем учебном заведении – Российской академии государственной службы при Президенте РФ. Где один из преподавателей на кафедре «Национальная безопасность», в прошлом генерал-полковник, так выразился о процессе учёбы в академии: «К нам в академию трудно поступить, но во много раз труднее её не закончить»... В последние минуты, говорят, перед глазами мелькает все прошлое. Так и тогда у многих блеснуло в глазах все пережитое в родных стенах. Калашникову вспомнилось, как семь лет назад покидал он родной московский дом: «Была щемящая грусть и тоска, которая была со мной много лет до тех пор, пока я не женился и не обрёл теперь уже свою семью. Мамки не хватало! Некому было высказать наболевшее и посоветоваться по пустякам. Такое можно доверить только матери. Лет, наверно, до 16-ти я так и делал, когда приезжал в отпуск. И мама меня слушала, а это было главным – выговориться. Может быть, даже мне и не нужны были её советы, нужно было только тепло, внимание и возможность прильнуть к родному человеку. С отцом не разблямзишься! Начнёшь о чём-нибудь своём рассказывать, как бы невзначай вроде жаловаться, а он тебе и говорит, что в твоём возрасте он голодал, так как очень трудное время было. Послушаешь его и, действительно, все твои переживания мелковаты будут по сравнению с тем, что он пережил. Ну, после этого со своими возрастными переживаниями к нему и не лезешь. То ли дело мама! Она поймёт, да и простит. Став старше, как-то это желание выговориться прошло, да и запросы к слушающему возросли. Менялся возраст, менялись потребности в общении. Мы из нежных детей превращались в мужчин!» ... Командиром отряда был назначен командир только что образованной (31 марта 1969) 30-й дивизии ракетных кораблей ЧФ контр-адмирал Степан Степанович Соколан, который через пару лет стал начальником ЧВВМУ им. П.С. Нахимова. Уже в море он узнал, что на борту флагмана находится дипломированный военный переводчик, да к тому же и штурман на выданье Владислав Калашников. И Слава был назначен внештатным метеорологом отряда кораблей. Флагманский штурман дивизии капитан 2 ранга Афанасьев вручил ему толстенный учебник «Метеорология» профессора К. М. Бенуа, преподававшего во ВМУ им. Фрунзе еще в 1920-х годах, а в приёмном радиоцентре корабля выделили средневолновый приёмник «Оникс» и факсимильный аппарат для приёма гидрометеорологических сообщений по району плавания. Метеорологическую обстановку и её прогноз на следующие сутки Слава докладывал лично командиру отряда кораблей адмиралу С. С. Соколану ежесуточно или по приказанию. Как это и принято. В 9 часов утра 20 июня 1969 года отряд кораблей вошел в Гавану. С визитами на кораблях побывали высшие должностные лица страны: премьер-министр Фидель Кастро, президент Освальдо Дортикос Торрадо, министр Вооруженных Сил Рауль Кастро, командующий ВМС Альдо Санта-Мария. Исключительно теплый прием советских моряков продолжался до 27 июня, пока корабли не покинули Кубу. После захода на Кубу корабли посетили с деловыми заходами острова Мартинику и Барбадос, и взяли курс на западную Африку. Руководитель той практики старший преподаватель кафедры технических средств кораблевождения капитан 1 ранга А. И. Тузов (нахимовец 4-го выпуска) рассказывал, что при сходе на берег бывшие нахимовцы очень помогли им общаться с населением и с морским командованием. Где-то на вторые сутки после того, как корабли покинули Мартинику и Барбадос и вышли на просторы Атлантики, с большим трудом из-за сильных радиопомех в атмосфере были приняты данные и карта текущей обстановки от метеостанции Брокнел МЕТЕО. В то время это была единственная станция, работающая на центральную Атлантику, выдавала она сообщение только раз в сутки и то с перебоями. Ночью над головой как-то странно мерцали звезды. Приблизительный прогноз не предвещал ничего хорошего. О дальнейших событиях писала «Красная Звезда». «Что-то должно произойти», – подумал Калашников и, отправившись на боевой пост, вновь попытался принять карту… Утром Владислав не узнал океана. Он глухо рокотал. Низкие тучи чуть не цеплялись за верхушки волн, неслись на север. Тугой и звонкий ветер дул уже с силой в 11 баллов. Все понимали, что корабль попал в циклон, причём в наиболее опасный его сектор. – Эх, карта нужна, карта, – проговорил командир крейсера и посмотрел на Калашникова» ... Штурманы: Калашников, Берзин и Голубев служили на подводных ракетоносцах сначала в разных дивизиях, а потом оказались в одной. Миша и Слава командиры БЧ-1. В параллельном со Славой экипаже также командиром БЧ-1 был Н. Н. Малов, будущий начальник Нахимовского училища. Но Саня Берзин в это время был уже помощником командира РПК СН... В 1975 году друзья: Берзин и Калашников, были зачислены слушателями на 6-е Высшие офицерские классы ВМФ в Ленинграде, по специальности «Командир подводной лодки». Из тех времен Берзин отметил жизненно поучительный тон лекций Жана Михайловича Свербилова. Например такой: "С кем должен советоваться в море командир? Только с собственной задницей: где лучше сидеть — на скамье подсудимых или в командирском кресле?". В таких случаях говорят, что эти слова написаны кровью. После окончания классов Берзину предлагали должность старпома на головной пароход (по отечественной терминологии «Акула» - проект 941), и он предложил Калашникову пойти с ним вместе, на должность помощника. Но это одновременно означало, что Саша становился начальником Славы. И, как ни хорош был новый корабль, Слава отказался, опасаясь, что в самый неподходящий момент он смог бы послать своего начальника, и, наоборот, в подходящий момент он не смог бы послать его куда-нибудь подальше. Они вместе ещё раз всё взвесили и пришли к выводу, что, похоже, на этом их совместная служба заканчивается. Кстати, и Саша не стал командиром той подводной крепости, а принял другой корабль. Миша Голубев с должности командира БЧ-1 в 1974 году перешел во флагманские штурмана дивизии... В 1979 г. началась служба в Центральном аппарате ВМФ в должности старшего офицера отдела у Владислава Калашникова. Сначала во Вспомогательном флоте ВМФ, затем в Оперативном управлении Главного штаба ВМФ. В 1985, после окончания Академии туда же пришел Миша Голубев. В 1988-1997 г.г. Слава перешел в Аппарат заместителя Министра обороны СССР, Российской Федерации по вооружению на должность заместителя, а потом и начальника Морского отдела сначала 13-го, а затем 11-го Управления Минобороны – перспектива развития всех видов вооружения и военной техники ВМФ. Во время теперь уже береговой службы он умудрился четырежды побывать во Франции. Первый раз это было в 1969 году – деловой заход крейсера «Грозный» в порт Фор-де-Франс на острове Мартиника. А затем еще три раза в составе делегаций Минобороны России. А в мае 1993 года он даже учился в Париже и окончил курсы в Центре высших исследований по вооружению при Минобороны Франции. В 1994 году побывал в составе делегации «Росвооружение» в столице Аргентины Буэнос-Айресе. Вот и скажи теперь – надо ли владеть офицеру-подводнику иностранными языками. В апреле 1997 года c отличием окончил Российскую академию государственной службы при Президенте Российской Федерации (заочно). Присвоена квалификация - специалист государственной службы в области национальной безопасности по специальности «Государственное и муниципальное управление». Таков путь нахимовца, не получившего даже серебряной медали... Калашников, выйдя в запас в 1997 году, служил в Министерстве экономики помощником заместителя Министра, курирующего некоторые вопросы обеспечения обороны и безопасности. С февраля 2003 года работает в ЦКБ МТ «Рубин» помощником главного конструктора РПЛ СН «Юрий Долгорукий» Владимира Анатольевича Здорнова 5 августа 2004 г. В. А. Здорнов назначен генеральным конструктором, фактически – его представителем в г. Москве. «Замкнулся ещё один круг моей жизни: 33 года прошло с тех пор, как в 1970 году начал служить на РПК СН, которые были спроектированы в ЦКБ МТ «Рубин», и вот теперь я уже сам работаю в этом прославленном Бюро!» ...
Сделано нахимовцами. Грабарь В.К.
На разных ступенях служебного положения выпускники-нахимовцы боролись за достижение паритета с ВМС США, что в прессе называется «холодной войной», а в нахимовской среде – настоящей войной. На переднем фронте той войны стояла 19-й дивизия (РПКСН), после В.Н. Чернавина, выпускника Бакинского Подготовительного училища, и В.К. Коробова третьим ее командиром был контр-адмирал Вилен Васильевич Лободенко (1-й выпуск ЛНУ), четвертым – контр-адмирал Гарри Генрихович Лойкканен, выпускник Рижского НУ. Из ленинградских нахимовцев в этой дивизии служили: Э.А. Ковалев (вып. 1949 г.), В. Алексеев (1952), Н. Глыб и Г. Павлов (1963), И. Заградко и В. Ширяев (1964), А. Берзин, М. Голубев, В. Калашников и М. Московенко (1965), Е Пидгурский (1966), И. Британов (1968), В. Хмыров (1969). Были, конечно же, и другие нахимовцы.
PS. Стихотворения для публикации предоставила Наталья Владимировна Дубровина. Преподаватель русского языка и литературы в ЛНВМУ. В 1951 с отличием окончив филфак, пришла в училище Наталья Владимировна Дубровина (в девичестве Дмитриева); за 38 лет работы вновь стала отличницей, но уже народного просвещения. С 1989 г. на заслуженном отдыхе.
Из сборника стихов Дубровиной Натальи Владимировны.
Очень часто по ночам мне снятся Три десятка стриженных ребят. Славные мальчишеские лица На меня внимательно глядят. Вашей жизни яркие картины, Здание на Невском берегу, Милые мои гардемарины, Я особо в сердце берегу. С вами мне работалось - как пелось, С вами становилась я умней. И всегда мне искренне хотелось Обрести в учениках друзей. С вами приходилось мне учиться Всем преподавательским "азам", Только б не запутаться, не сбиться, Не солгать мальчишеским глазам. Так и было.. Я теперь богата, У меня на всех флотах друзья. В этом мое счастье и награда. Жизнь, возможно, прожита не зря.
В.К.Грабарь."Пароль семнадцать".
Русский язык в пятом классе преподавали: в первом и втором взводах – подполковник С. В. Аквилонов, а в третьем – Н. В. Панина. Затем уже во всех взводах уроки вел майор Е. Г. Пупков, и завершала наше обучение Н. В. Дубровина... Почти весь курс географии вела у нас Елена Федоровна Макарова. Она относится к поколению молодых педагогов (кроме нее еще Поллак и Дубровина) пришедших в начале 1950-х годов... Первый экзамен, как и у всех – сочинение. Завершала наше обучение литературе и русскому языку пришедшая в 1951 году со студенческой скамьи, а теперь опытный педагог Н.В. Дубровина. К выпускному сочинению готовились серьезно. Предварительно была проведена своеобразная генеральная репетиция. Игорю Задворнову за это сочинение Наталья Владимировна поставила, было, обычную для него пятерку. Но в его работе была одна яркая, запоминающаяся фраза «Проститутки, задрапированные в лохмотья…», дальше ее не надо и продолжать, поскольку эта же фраза фигурировала и в сочинении Александра Берзина. Дойдя до нее, Наталья Владимировна тоже не стала читать дальше, и влепила обоим по двойке. Но репетиция ни на что уже не влияла.
Давно было известно, что темы сочинений в Ленинградском нахимовском и в Уссурийском суворовском училищах совпадали. А семичасовая разница во времени давала ленинградцам солидную фору. Оставалось только позвонить в далекий Уссурийск и узнать темы, уже ставшие там известными. Но, похоже, этот фокус был известен всему городу: у Центрального переговорного пункта, что долгое время был у арки Главного штаба, во время экзаменов ночью собирались ребята из разных школ. Устанавливалась связь с одним из сибирских городов - и темы выпускных сочинений мог узнать каждый. Так об этом рассказывал Женя Смирнов, который туда и ездил. Но номер телефона Уссурийского суворовского училища у него все-таки был. События дальше разворачивались так: ночью Миша Голубев позвонил Н. В. Дубровиной и пригласил ее к 7- 8 часам утра дать нам консультацию по названным нами темам сочинений. Консультация состоялась прямо в спальном корпусе, и мы, таким образом, были готовы к сочинительству. Когда был вскрыт конверт со списком тем, на лице Натальи Владимировны, застыло удивление... На встрече 9 сентября 2000 года однокашники попросили наших танцоров сплясать что-нибудь. Из своего богатого репертуара они выбрали тот самый «памятник» -- по той простой причине, что там не надо было прыгать. И, что удивительно – спустя тридцать пять лет, они: Голубев, Грабарь, Калашников, Московенко, Петров, Полынько - теперь уже седые ветераны - заняли свои прежние места в композиции, каждый вспомнил и принял точную позу, обозначенную прежней ролью. Это действительно был памятник, только чему? Памятник ушедшему детству, памятник чему-то такому, что мы успели сделать, но так и не сумели понять, что же такое важное содеяли. Мы так и остались друг для друга детьми. А преподавательница литературы наша милая Наталья Владимировна Дубровина, обращаясь к нам, сказала тогда очень важные для нас слова: «У Виктора Конецкого есть рассказ «Если позовет товарищ». Суть рассказа выражена в самом названии: когда позовет товарищ, когда позовут товарищи, не может быть ни препятствий, ни преград, ни причин, которые помешали бы откликнуться на этот зов. Вы здесь находитесь потому, что вас позвал товарищ, ваше детство, ваше прошлое. И это произошло потому, что в этом сегодняшнем, слишком меркантильном, материальном мире остались еще ценности, гораздо выше этих материальных ценностей. И я желаю вам, чтобы еще долгие годы вы могли бы на этот зов откликаться!» Что может быть дороже признательных слов наставника.
.
Преподаватель литературы и русского языка - Наталья Владимировна Дубровина - тоже когда-то учила Сергеева, а потому, прочитав первое же сочинение Владимира на свободную тему, узнала "руку отца", его стиль. Она в перерыве между уроками отозвала Владимира в сторонку и выспросила обо всем, что ее волновало в судьбе своего прежнего ученика. Володе же она рекомендовала продолжать оттачивать стиль письма, полнее осваивать журналистскую технику, ибо по теперешним временам именно такие навыки могут оказаться перспективными при любом раскладе профессиональной, военной карьеры. Володя больше молчал и наматывал на ус - он был удивлен замечанию о "руке отца". Он-то даже не имел возможности прочувствовать отцовскую руку, никогда не читал отцовские тексты, а сам писал исключительно по наитию, как говорится, по зову и велению сердца. Но за совет освоить журналистские навыки поблагодарил. Вскоре Наталья Владимировна устроила ему встречу с некоторыми журналистами, преподававшими в Университете на журфаке - началась новая, интересная дружба.
И, наконец, корень родословной Натальи Владимировны.
.
Молеванов Леонтий Дмитриевич, 1583 г., Обонежье; Ждан [см. Ждан] Ермолин, подьячий, 1595 г., Новгород.
ОАГ.
Генеалогические исследования нахимовцев - тема отдельного разговора. Удивительные сюжеты хранит наш "редакционный портфель". Как нибудь надо будет предоставить ему слово.
(КСВ.: фильм выпускников ЛНВМУ 1970 года, удивительного выпуска, о чем речь еще впереди). 
