Последние сообщения блогов

 

Пятидесятые послевоенные годы. Разруха в стране, голод. Все это - годы нашего отрочества. Воспитание рябят возраста 10-12 лет проходило по уличным правилам. И как понимаете, ничего хорошего в нашей дальнейшей судьбе не предвиделось. Да мы и сами, ввиду своего малолетства, жили и росли сиюминутными заботами и потребностями уличной "шпаны".
И будем откровенны, мало кто проявлял о нас должную заботу. Мы были брошены на самовыживание.
Вы, наверное, помните, как в 1920-ые годы прошлого столетия знаменитый педагог Макаренко Антон Семенович ("Педагогическая поэма") занимался воспитанием такой беспризорной братии. Государство ему посильно помогало. И был результат. В наше время даже подобной попытки не было. Для всего советского народа главной задачей было поднять страну на ноги после страшной разрухи...
Во время оккупации фашистами Украины моя мать Соколова М.А. пыталась нас троих детей вывезти из Западной Украины, где мы жили до начала Великой Отечественной войны подальше, на восток, уберечь от немцев. Однако, отступление советских войск настолько было стремительным, что мы, передвигаясь вначале поездом, а затем на попутном транспорте - телегах по разбитым дорогам Днепропетровской области сами по себе, оказались на территории, занятой фашистами. Каким чудом наша семья выжила в оккупации - не знаю. Хорошо помню, отступая, фашисты старались за одну ночь поджечь весь город Новомосковск. Все было в пламени и дыму, горели дома, постройки. Такое злодеяние на украинской земле могли совершить чудовища, которым нет имени в природе. У зверей подобного не бывает.
Жители небольшого украинского города: женщины, дети - все, кому посчастливилось выжить, остались под открытым небом. Женщины начали рыть землянки и в них обустраиваться, чтобы как-то сохранить своих детей. Такое горе не забывается.
В те страшные, тяжелые годы войны, шел 1943 год, И. Сталин не забыл нас - сирот и создал училища "для детей, отцы которых погибли на фронтах Великой Отечественной войны".
Наш отец погиб в Севастополе. Вот так, благодаря Партии и Советскому Правительству, я оказался в Нахимовском училище.
С этого времени моя жизнь, мое будущее полностью были отданы государственным институтам. И я вам скажу, это был не спасательный круг на выживание. Задачи ставились весьма серьезные и на большую перспективу - это была кузница будущих флотоводцев.
Мы, дети войны, попали в хорошо подготовленную, продуманную до мелочей и запущенную в действие систему. И даже сегодня, я не жалею, что в те далекие годы стал винтиком этого совершенного механизма.
«Питона» (так нахимовцы общались друг с другом в своем кругу) и не важно, какого он выпуска, но если он учился в Нахимовском училище, видно на "расстояние". И не потому, что он интеллигентный, грамотный, умный. Это, прежде всего свой, родной человек, которому во всем можно довериться, положится. И если на "гражданке" уважаемого человека величают, к примеру, Василий Иванович, то в нашей среде ты просто Вася (и даже не Василий) - доверие и уважение к тебе на всю жизнь, и не важно, какой у тебя возраст, звание, должность. Ты наш, ты прошел нашу школу жизни, школу воспитания - совсем не похожую на все другие.
С первых дней учебы в училище воспитатели-учителя заложили в нас главное: любовь к Родине, к своей профессии, честность и порядочность.
Я никогда не забуду, как я -"хлопец" из Украины, сдавал все вступительные экзамены на русском языке.
И когда на экзамене по математике я доказывал теорему на украинской мове (не мог злосчастный "трикутнык" перевести на русский), экзаменаторы были в ужасе и хотели поставить мне двойку.
Да, был суровый отбор. Мы уже тогда поняли "почем фунт изюма" и насколько важно надеяться на свои силы, знания.
Наши мамы, родственники остались где-то далеко.
И чем старше мы становились, тем четче вырисовывалось наше будущее.
С первых дней учебы всех ребят переодели в морскую форму - и так, потихоньку стали привыкать к Флоту. По-настоящему значимость флотской службы начала определяться в старших, 9-10 классах училища.
Пока мы подрастали, мужали, учились - в стране создавался мощный Военно-Морской Флот, закладывали первые новейшие атомные подводные лодки, надводные корабли. Многие из нас мечтали попасть в училище подводного плавания. Наверное, сказались встречи и задушевные беседы с начальником училища Новиковым - в прошлом моряка с большим стажем службы на подводных лодках. Естественно, это сильно повлияло на выбор нашей флотской профессии.
Однако, чтобы поступить в Ленинградское училище, где готовили только подводников, быть курсантом этого элитного заведения, нужно было пройти большой конкурс-отбор. А для этого надо было иметь хорошие знания по всем предметам. И мы старались учиться, выкладывались на совесть и не по принуждению.
В 10-ом классе перед выпускными экзаменами стало известно, что ребятам, которые решили поступить в училище подводного плавания, разрешалось совмещать выпускные с вступительными экзаменами в Высшее Военно-морское училище в Тбилиси.
В Нахимовском училище мы принимали присягу, нас переодевали в курсантскую форму, выдавали бескозырку с надписью на ленточке ВМФ - "прощай Нахимовское навсегда"- и предоставляли отпуск сроком на 30 суток. Я, естественно, уехал на Родину, к родителям.
После месячной побывки у мамы, я убыл в Ленинград для учебы в училище подводного плавания.
Вернемся в Тбилиси. Что нам детям бросилось в глаза?
- Город совершенно не тронула война. Даже дети - наши ровесники - были в чистой опрятной одежде, а старшие ребята щеголяли по улицам города в костюмах.
Тбилиси расположен в долине реки Куры, окруженный горными хребтами. Вдоль берега реки красуются древние дворцы, много балконные жилые дома. Запомнился проспект Руставели с его тенистыми деревьями. Здесь же размещался театр оперы и балета имени Палиашвили, музей истории Грузии, Дом офицеров и Дворец пионеров, где мы часто бывали.
Незабываемые впечатления остались после подъема на фуникулере на гору Мтацминда, которая возвышается над центральной частью города. Отсюда открывается изумительный вид всего города.
Нахимовское училище находилось в самом центре города, на улице им. Камо (грузинский революционер).
В этом здании до революции размещалась гимназия для детей дворянского рода. Однако, не прекрасные корпус (мы его сразу переименовали в казарму), в котором мы учились и где находились просторные классы, кабинеты, а почему-то хорошо запомнился внутренний просторный двор. Он был отгорожен от улицы большим каменным забором. Здесь размещалась прекрасная спортивная площадка, где мы проводили свободное время, играли в баскетбол и другие спортивные игры. Спорту в то время уделялось большое внимание. И не каждый воспитанник смог вписаться, выдержать повседневную спортивную нагрузку. Особенно доставалось детям-блокадникам Ленинграда.
Нужно отметить, что мы, нахимовцы, еще только готовились быть военными моряками. До принятия присяги нам было далеко - возраст не позволял, но о строевых занятиях строгие воспитатели - старшины не забывали.
Вспоминаю случай с моей мамой, когда она привезла брата в Тбилиси - поступать в Нахимовское училище.
Найти в грузинском городе наше училище было совсем несложно. Это было единственное заведение, где преподавание шло только на русском языке. Местное население почему-то считало, что там учатся только русские ребята. Хотя среди нас было много грузин, украинцев, белорусов и других национальностей бывшего Советского Союза.
И никому из нас не приходило в голову делить своих друзей-одноклассников по национальности. Общим языком был, естественно, русский.
Правда, было модно, особенно старшеклассникам, щеголять на отдельных местных наречиях, например, изъясняться на грузинском: «Лабаракоз Тбилиси, Тбилиси строит чуде сад». И, если это было в городе, - грузины приветливо улыбались такой самодеятельности в изучении их языка. А, вообще, грузины доброжелательные, общительные люди. Хорошо нас понимали, если даже мы обращались к ним на русском.
В те годы мы узнали, что в городе проживает малочисленная народность - курды. Они были похожи на грузин, но социальное положение их было иное. Курды работали дворниками, няньками, прислугой и не более того!!
И вот, в тот самый злополучный день, когда мои родственники приехали в Тбилиси, на проходной училища дежурил старшеклассник - грузин, мой хороший друг, Семенушкин Герман. Стройный молодой человек явно кавказского происхождения, выглядел старше своих лет, он очень нравился девочкам, которые по выходным приходили в наше училище на танцы.
Мама, увидев на проходной русского заведения молодого грузина, явно была удивлена.
- Будьте добры, а где находится морское нахимовское училище? - скромно спросила она.
- Там учится мой старший сын - уточнила мама.
- А как его фамилия? - строго спросил Герман, солидно поправляя нарукавную повязку.
- Соколов.
- Это тот, у которого отец погиб в Севастополе?
- А вы откуда знаете? - удивленно спросила мама.
- Такая служба! - Все и обо всех должны знать....-назидательно уточнил Герман.
- Да вы не стесняйтесь, мамаша. Мы учимся с вашим сыном в одном классе. И сейчас Валентин на занятиях - уже спокойно добавил Герман.
- А как я могу его увидеть? - обрадованная спросила мама.
- Очень просто. Через четверть часа будет объявлен большой перерыв, и все воспитанники соберутся во дворе.
"Горячий морожено, горячий морожено"- рядом раздался настойчивый крик на ломаном русском.
Что это? - недоуменно оглянулась по сторонам мама.
- А вы не обращайте внимания. Это своеобразный грузинский юмор для рекламы продукции.
- Я предлагаю вам пройти во двор и вот на той скамеечке присесть и ожидать Валентина, - уже более гостеприимно выдавил из себя "строгий" дежурный.
Мама с Сашей через проходную не спеша вошли во двор, где в это время на плацу проходили строевые занятия. Их взорам предстала картина, о которой потом мама часто рассказывала своим землякам, вспоминая поездку в Грузию.
Младшие школьники- воспитанники с ружьями на плече, в летнюю жару на раскаленном южным солнцем плацу, в "говнодавах" (большие яловые ботинки) усердно чеканили шаг - шла подготовка к очередному параду.
Нахимовское училище постоянно задействовали на всех военных парадах, проводимых в Тбилиси. Такое доверие взрослых - детворе участвовать наравне с солдатами в военных торжествах - радовало нас. Обычно наша рота - моряков в красивой флотской парадной форме, в черных мундирах со стоячими воротниками, на которых были вышиты золотые якоря (подобие адмиральской формы), в белых перчатках - под аплодисменты публики открывала парад. Такие праздничные мероприятия проходили на площади им. Берия при большом скоплении народа. Очередную строевую репетицию проводили воспитатели-старшины:
- Токарев! Голову поднять, выше подбородок - раздалась на плацу команда строевого старшины.
- Спелов! Тяни носок! - продолжал командовать старшина
- Симаков, выйти из строя, завязать шнурок! - простонал старшина, хотя слышно его было по всему дворику. Мама обратила внимание, как худенький мальчик, одного роста с Сашей, выбежал из строя, бросил на асфальт, как бревно, надоевшую ему винтовку, и медленно начал завязывать шнурок. Ох, как ему не хотелось становиться опять в строй!
И вдруг раздался спасительный звонок.
- Разойдись! - уже более спокойно прозвучала команда, и двор вмиг преобразился. Все входные двери открылись и на плац выплеснулась живая волна ребят.
Дети остаются детьми даже в такой строгой казарменной жизни, вокруг стоял невообразимый шум и гам. - Разрядка...
Как-то учительница младших классов спросила ученика:
- Петя! Как ты понимаешь слово "дисциплина"?
- Марья Ивановна, очень просто - это, когда Вы кричите на нас, чтобы мы не кричали и не бегали.
Я знал, что в эти дни должна приехать мама и, выбежав на плац, сильно обрадовался, увидев ее, скромно сидящую на скамейке с моим младшим братом.
Лицо в слезах и удрученный ее вид мне был непонятен. Мама медленно поднялась, обняла меня и тихо заплакала, долго не отпуская, как будто хотела забрать с собой.
- Валя, ты прости нас. Мы с Сашей решили возвращаться домой... почти шепотом сказала мама.
То, что мама увидела на плацу - маленький, рядовой эпизода из нашей повседневной, уже почти военной жизни.
Итак, Саша уехал домой.
«Значит, не судьба» - так думал нахимовец о позорном "бегстве" брата.
Особое внимание в училище придавалось учебе. Преподаватели старались совмещать добрые морские традиции. Учебный процесс был до мелочей продуман. Лекции, уроки, самостоятельная подготовка, консультации - все проходило строго по расписанию, такая система способствовала хорошей успеваемости нахимовцев.
Мне хорошо запомнился преподаватель математики - капитан Мартиросян. Чистокровный армянин, невысокого роста, грузного телосложения, огромная кудрявая голова украшала его неспортивное туловище, а его большие выпуклые глаза с густыми нависшими бровями строго взирали на нас.
Он старался иметь грозный, строгий вид, что не всегда у него получалось. Нам было смешно, что дядя Мартирос принимает нас такими несмышлеными детьми.
Мы хорошо изучили слабости нашего кумира и зачастую просто ему подыгрывали, стараясь быть послушными и дисциплинированными.
Когда после звонка о начале занятий, открывалась дверь и наш «строгий» учитель с большим портфелем в руках вваливался в класс, мы дружно вскакивали с мест и застывали по стойке "смирно". Мартирос (так его звали все нахимовцы в своем кругу), не обращая на нас внимания, медленно подходил к столу и выкладывал на него старые, неизвестно где взятые журналы, тетради, блокноты, в которых мог разобраться только их хозяин.
- Вольно, садитесь, ребята и, не теряя времени, приступаем к работе - загадочно произнес Мартирос.
- Опять какая-то новая задачка - догадывались молодые математики.
- Итак, условия как обычно, продолжал Мартиросян: я пишу на доске содержание конкурсной задачи, а вы решаете. Время отводится не более 10 минут.
Первый правильный ответ 5 баллов, два вторых - 4 балла.
- Вы, готовы?
- Да, - на едином дыхании вскрикивает класс, в ожидании предстоящей игры. Такой доверительный подход взрослых, всегда нравится детям и открывает в них скрытые резервы, и даже таланты.
Никто не хотел идти к доске первым и доказывать домашнее задание (нудную теорему), как это требовала учебная программа.
В этом, собственно говоря, и был психологический секрет нашего опытного преподавателя - армянина.
Нужно было видеть этих маленьких "авантюристов" благородных порывов, стремившихся честно своим трудом заработать высокую оценку.
Все 25 человек углублялись в свои тетради, сопели, скрипели перьями и решали то, что на конкурсе где-то в Москве не каждый мог решить.
Еще новшество от Мартиросяна. Нам разрешалось пользоваться учебниками, тетрадями и другими пособиями. Незаметно пролетели отведенные 10 минут.
Кто готов? - поднимает голову преподаватель.
Вот одна, две, три руки повисли в воздухе.
- Саша! Тебе слово - ты первый поднял руку.
- Ответ правильный, - с улыбкой на добром лице, констатировал преподаватель.
- Молодец Александр, оценка -5 баллов, в Москве на конкурсе математиков над этой задачей ученики - ваши ровесники - корпели 2 часа и, к сожалению, не все правильно ее решили, - с гордостью за своих питомцев, отметил Мартиросян.
Еще выставляются две четверки и делается небольшая пауза для следующей экзекуции, которая не всем нравилась.
- А теперь переходим к домашнему заданию, - таковы правила.
- Товарищ Семенов, прошу Вас к доске, - уже более строгим официальным голосом продолжал Мартиросян.
Герман неловко поднимается и не спеша шествует на "передовую", впечатление, что его ведут на расстрел.
Он долго что-то чертит на доске, вполоборота пытается говорить с Мартиросом на грузинском языке. Тот не реагирует. Финал один.
- Герман, "садись на штаны" - любимое изречение преподавателя в классе знали все - в журнале выставлялась двойка.
Став старшими, мы всегда с благодарностью вспоминали Мартироса и его нравоучение: "Мало знать теоремы - нужно уметь правильно их применять и в теории, и на практике в вашей будущей флотской жизни".
Химию нам преподавал капитан Жуковский Александр Викторович - прекрасный специалист своего дела. Он был влюблен в свой предмет, хорошо вел урок, доходчиво рассказывал суть химических формул, но, увы, передать, привить любовь к химии лично мне не смог.
Капитан Кельс Эдуард Павлович преподавал физику.
Я, как сегодня, вспоминаю этого светловолосого, спортивного телосложения красавца - мужчину. Он увлекался альпинизмом и с увлечением, немного заикаясь, мог во время урока (не в ущерб программе) рассказывать о своих спортивных достижениях. Этот волевой, сильный, мужественный мужчина, нам - слабакам - очень нравился, и мы старались ему во всем подражать и, конечно, не подводить. Его уроки были чем-то схожи с математикой... Своей нестандартностью.
Как в свое время писал обожаемый нахимовцами морской писатель Станюкович Константин Михайлович о своем любимом педагоге: "Он как-то умел заставлять учиться, и уроки его были для меня положительно удовольствием".
Кельс настойчиво требовал от нас везде и во всем раскрывать физический смыл явлений - брать первую производную. Он любил Алексея Толстого: «Помните Козьму Пруткова: - "Зри в корень" - поистине всенародная мудрость».
Все преподаватели Нахимовского училища были в морской форме, каждый имел воинское звание. И мы, обращаясь к ним, обязаны были называть звание.
Запомнился педагог капитан медицинской службы Хоровенко Геннадий Львович - всегда чисто выбрит, аккуратно причесан, опрятно одет, высокого роста, худой, как жердь, с большими очками на близоруких глазах. Однако, он не выделялся среди других преподавателей, кроме своей назойливой педантичности.
Однажды, на его уроке (по расписанию) в наш класс стремительно вошел ротный офицер-воспитатель майор Стеблов - очень строгий и пунктуальный товарищ. Кого и как он воспитывал, мы не знали, но видели, что всегда он был при деле - бегал по коридорам, суетился, кого-то искал и, наверное, выполнял «особые» поручения начальства.
Самого начальника училища контр-адмирала Новикова мы видели очень редко, в основном, на больших торжествах.
В наших понятиях - это был большой начальник с неограниченной властью над нами и всем, что окружало нас в училище и за его пределами. Однако к нахимовцам он относился хорошо - по отцовски проявляя о нас всяческую заботу. Между собой мы адмирала называли "батей", что на флоте считалось высшим проявлением уважения к командиру.
Стеблов вошел в класс без приветствия, очень строго посмотрел на нас и нервно выпалил:
- Урока сегодня у вас ... не будет!
- Займитесь самоподготовкой, из класса не выходить – он хлопнул дверью, и мы остались одни.
В классе стояла гробовая тишина, вопросов никто не задавал, да и некому было на них отвечать. Было такое впечатление, что мы тоже чем-то виноваты. Детская любовь цельна и последовательна, и, естественно, мы ждали более вразумительного ответа. Для всех нас было очень странно такое внезапное «исчезновение» примерного, организованного и, в общем, высококультурного, интеллигентного офицера.
Больше в училище этого человека мы не видели.
Когда мы стали старше, то узнали, что в советское, уже мирное время, в нашем обществе остались "враги народа", с которыми надо было беспощадно бороться.
Запомнился случай из моей жизни.
Когда я поступал в училище, то думал обо одном, как бы лучше сдать вступительные экзамены и набрать больше баллов. Я не мог даже представить, что меня могут отчислить и отправить домой - в родную деревню.
И вот экзамены позади. Все ребята с волнением ожидали окончательных результатов.
- Кто же будет нахимовцем?- думали все...
Всех кандидатов, которые набрали проходной балл, построили на плацу. Перед строем выступил майор с красными погонами на новеньком кителе. Он объявил, что с сегодняшнего дня абитуриенты будут проходить мандатную комиссию. Все ребята зашумели, - никто не знал, что это еще за новый "экзамен"?
Когда на следующий день я предстал перед комиссией, где сидели очень серьезные дяди - у меня было хорошее настроение. Я уверен был в моем зачислении в училище.
Четко отвечал на все вопросы, которые по свой простоте меня немного смущали. И ждал, когда же это непонятное для меня представление окончится. И вдруг тот майор, который был на построении, задает вопрос:
- Соколов, а чем ваш дедушка занимался до революции?
Я опешил… молчал, не зная, что ответить.-
- Вы свободны, идите и пригласите следующего - строго приказал офицер.
Я вышел и горько заплакал...
Ну, почему, почему?- мама никогда не рассказывала мне про нашего дедушку.
На следующий день нам объявили списки, кто зачислен в училище. Я был несказанно рад, что нашел в них и свою фамилию. Я сказал себе, что больше никогда не буду хныкать. Так мы постепенно, меняясь в малом и большом, созревали и становились взрослыми мужчинами.
Прошло много лет, и я, будучи в отпуске, в Москве, у своего дяди капитана 1 ранга Соколова Анатолия Петровича, подробно рассказал ему этот необычный для меня жизненный случай.
Он долго смеялся. А затем успокоился и сказал:
- Ты, Валя, должен гордиться своим родственником.
- Все мы родом из Новомосковска Днепропетровской области.
- А твой дед Сила Силыч Соколов до революции 1917 года, проходил службу кочегаром на мятежном броненосце "Потемкин".
И очень жаль, что твой майор из мандатной комиссии не знал этого факта. Это была бы самая лучшая протекция для твоего поступления в училище и дальнейшей службы на флоте.
Ты, Валя, из потомственной семьи моряков и будь достоин того высокого предназначения. И добавил:
- Без сомнения, они сами уточнили историю твоих предков.
- Но раз ты набрал проходной балл, тебя больше не стали беспокоить.
Дотошный дядя эту информацию просто так не оставил и написал подробное письмо в нужную инстанцию.
Вернемся в училище. Ежегодная двухмесячная морская практика в лагере в Фальшивом Геленджике вызывала в нас самые восторженные чувства.
Геленджик расположен на берегу Черного моря в 35 км от Новороссийска Краснодарского края.
Нахимовский лагерь - это продолжение учебы на лоне природы. Как и в училище, жизнь была подчинена строгому распорядку дня. Шлюпочному делу отводилось главенствующее время. В программе было изучение устройства шлюпки и практическое умение управлять шлюпкой на веслах и под парусами при любых погодных условиях.
Это тоже была своеобразная проверка наших врожденных морских навыков. Некоторые ребята не могли переносить качки и были вынуждены покинуть стены Нахимовского училища.
С самого начала в лагере на подготовленных площадках, мы установили большие армейские палатки, в которых свободно размещались до 50 человек. Вместо кроватей там оборудовали деревянные нары.
«Так будет надежней» - говорили опытные старшины-воспитатели, подушки и матрацы набивали свежим, пахучим сеном. Все выходило просто, надежно и, главное, по-походному...
В лагере имелись шестивесельные ялы и баркасы.
Ежедневно при любой погоде мы на шлюпках выходили в море. Для начала эта практическая учеба представляла большие трудности с мозолями на руках. Руководили занятиями опытные моряки-старшины с больших надводных кораблей.
В нашей роте был старшина Горелов с крейсера "Октябрьская революция". На Флоте старшина Горелов Николай Петрович служил более 15 лет и с большим удовольствием взялся за воспитание подрастающего поколения, непринужденно передавая свой флотский опыт нам - «птенцам» - в его понятии.
«НИП» (такое мы дали ему прозвище) представлял собой глыбу тренированных мышц, был он среднего роста, широк в плечах, с короткой шеей и наголо подстриженной головой. Глаза раскосые, карие внимательно следили за каждым нашим движением.
- Первый взвод по шлюпкам!- громко скомандовал старшина, быстро прыгали в шлюпки на свои штатные места, разбирали вёсла и застывали в ожидании следующей команды.
- Весла... на воду! - с растяжкой звучала команда старшины, И вдруг его лицо покраснело, и он, полный гнева, уставился на загребного, который сидел на первой, ближней к нему банке. Это был - Рома Пирожков, самый щуплый, худенький паренек. Он прикладывал все усилия, чтобы приподнять весло и вложить его в уключину.
- Отставить! - недовольно скомандовал старшина. - Пирожков, вы явно сели не на свое место?
- И, вообще, какой из вас загребной? - продолжал издеваться над Ромой старшина.
- Быстро пересесть на место бакового матроса!- для Ромы самое тяжкое наказание - заметить его хилость. А здесь - у всех на виду оплошал.
Шлюпочная команда застыла в ожидании, что будет дальше… Старшина-строевик не любил дважды повторять команду, и Рома хорошо это знал.
Он так хотел быть сильным, как старшина, а у него ничего не получалось. И ростом не вышел, всегда в строю его место было на шкентеле. Да и мышц маловато, хотя гантели из рук не выпускал.
В считанные секунды, чувствуя свою вину, через банки и спины товарищей Рома прошмыгнул в носовую часть шлюпки, подальше от старшины и уселся на место бакового.
Вместе с Ромой я прослужил много лет на Северном Флоте и был свидетелем, как природа с годами уважила его стремления. В свои 30 лет он вырос, возмужал и явно преобразился в красавца-мужчину. И рост, и мышцы обрели свое место. Его командир повторял: -«Этот “бугай" может разложить на лопатки моряка моложе его на 10 лет. И добавлял: «Кстати, матросы срочной службы с уважением относятся к строгому старпому."
В дальнейшем Рому назначили командиром атомохода, и он быстро без какой- либо помощи продвигался по службе.
В кругу нахимовцев было позорно пользоваться протекцией.
Вскоре мой друг-однокашник "загремел" на Камчатку, где ему присвоили адмиральское звание.
Тренировки на шлюпках шли своим чередом.
- Весла... на воду! - повторил старшина свою первую команду, и уже залюбовался более слаженной работой ребят.
Шлюпка легко отошла от берега, уверенно разрезая встречную волну форштевнем.
- Уразов, передать семафор на береговой пост: "Начал тренировки".
Коля Уразов уже давно освоил флажный семафор и с большим удовольствием демонстрировал свое умение быстро и без ошибок обращаться с флажками.
- Семафор передан! - вскоре отчеканил Николай.
- И тут же добавил: - "Счастливого плавания"- получен ответ от командира роты.
- Молодец, Коля - с удовольствием констатировал старшина личную выучку молодого сигнальщика.
Такая подготовка в морской практике не раз помогала нам в службе на Флоте.
Николай Дмитриевич Уразов родом из Сибири, характер такой же суровый, дальневосточный. Успеваемость - круглый отличник по всем предметам, но этого ему было мало. Все время он стремился вперед. Проходил службы на дизельных подводных лодках. Затем покинул ВМФ, получил диплом капитана дальнего плавания и стал бороздить моря и океаны на судах Черноморского пароходства.
- А теперь походим под парусами - продолжал учебу старшина.
- Курсант Пирожков! Покажите свое мастерство.
О, Роме только дай возможность покомандовать.
Это у него здорово получалось.
Рома быстро перехватывает у старшины руль и начинается парусная гонка
- Вот я сейчас им покажу, кто в этой лодке хлюпик, - с гордостью думал про себя Рома.
Нужно отдать должное, в лагере Рома за короткое время в совершенстве освоил управление шлюпкой под парусом и считался одним из лучших гонщиков.
- К повороту! Поворот оверштаг! - четко отдавал команды командир шлюпки Рома Пирожков.
Старшина с улыбкой наблюдал резвые действия нахимовца, однако, хвалить не торопился.
- Шкоты - на правую!
Команда металась по шлюпке, стараясь как можно лучше и быстрее выполнить команды молодого капитана.
Паруса медленно забирают ветер, и шлюпка плавно увеличивает скорость с большим креном на правый борт.
После тренировок обычно отбирались сборные команды и проводились шлюпочные соревнования - гонки.
Но, пожалуй, самым интересным, был поход на баркасах (большая шлюпка) на Малую Землю в порт Новороссийск. В этом походе, как всегда, отличился Дима.
На подходе к Новороссийску нас "прихватил" небольшой шторм. Переход на грузных баркасах с их тяжелыми и большими веслами в штормовую погоду для детей был утомителен. Хотя жалоб у "моряков" не было...
С приходом в порт нам для отдыха выделили школу. Удобств, естественно, никаких не было, а нам, спартанцам, они и не нужны были. Через какой-то час мы, утомленные морем, крепко спали на полу, бросив под себя морские бушлаты. Дневальным был поставлен Дима - так решил старшина. Наверное, Дима отрабатывал очередное наказание - "наряд вне очереди".
Когда все уснули, Дима принарядился и, как бывалый моряк, с распахнутым на груди бушлатом, с бескозыркой на затылке, вышел в город «прошвырнуться». Любил наш разгильдяй приключения даже в чужом, не знакомом ему порту.
Рано утром, когда старшина поднимал нас, мы никак не могли прийти в себя после крепкого сна. Старшина бегал по заброшенному классу и кричал:
- Где этот разгильдяй? Кто видел Диму? Куда он мог деваться?
"Бдительного" дневального на посту не было.
И вместо того, чтобы рано утром идти на экскурсию, мы занялись поиском "беглеца". К счастью, все обошлось благополучно.
Вскоре Диму нашли в местной комендатуре, где толком не могли выяснить, откуда в торговом порту появился малолетка - юнга в морской форме и без каких либо документов.
Дима Косолапов - это пожалуй целая, еще не написанная, повесть о маленьких разгильдяях. Да, тяжелое детство, блокада, безотцовщина - все это отрицательно сказалось на воспитании Димы, на формировании характера мальчика.
Прощай, детство, отрочество, и, уже будучи офицером ВМФ, он успешно освоил профессию подводника и среди командования пользовался заслуженным авторитетом. Учеба в Нахимовском
училище, воспитание и жизнь в здоровом коллективе значительно выправили его строптивый, непредсказуемый характер.
В свое время ему досрочно было присвоено звание капитана 1 ранга, и он был назначен на высокую должность офицера штаба флотилии атомных подводных лодок.

В следующем сообщении - об упоминаемых Валентином Евгеньевичем нахимовцах, командирах, преподавателях.

Обращение к выпускникам нахимовских училищ. К 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища.

 

Для поиска однокашников попробуйте воспользоваться сервисами сайта

nvmu.ru.  

Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru