Важное
Главное в военных СМИ за неделю: испытания "Адмирала Нахимова", новая ядерная доктрина, гиперзвуковой "Орешник"
Зачем нужны 
|
Выжить, чтобы бороться!До войны я работал начальником одного из подразделений КБ .на заводе им. А. А. Жданова. С приближением линии фронта к Ленинграду основной состав бюро был эвакуирован в глубь страны, но завод продолжал работать по заказам фронта, и конструкторы были крайне нужны. Поэтому на заводе оставили группу конструкторов, подобранную с таким расчетом, чтобы она справилась с любой работой, в которой могла возникнуть необходимость. Руководство этой группой было поручено мне. С началом войны Военный совет фронта и горком партии поручали заводу многие задания, нередко не свойственные его основному профилю, но крайне необходимые в тот момент. Работа велась, как тогда говорили, "на выстрел", т. е. то, что было необходимо фронту, делалось немедленно. Конечно, такие работы не могли выполняться без участия конструкторов. Кроме того, нам, как и всем ленинградцам, приходилось немало трудиться на сооружении оборонительных рубежей. Много времени отнимало и военное обучение, которое проходили все работники завода. А в каких труднейших условиях приходилось делать все это! Наступила лютая зима с ее холодом и голодом, но производство требовало полного напряжения всех сил. Рабочий день был установлен продолжительностью в 10 часов, выходных дней - два в месяц. А фактически мы (если того требовала обстановка) сутками не выходили с завода. Но бывали и невольные "выходные дни", из-за перебоев с электроэнергией. Зимний день короток. Да и дневного света, по существу, не было. От бомбежек и обстрелов во многих помещениях вылетели не только стекла, но и рамы. Зияющие проемы заделывали фанерой, лишь кое-где были сделаны небольшие застекленные "глазки". Простои из-за отсутствия освещения стали постоянным явлением. Зато в дни, когда включалось электричество, с нормами рабочего дня не считались и трудились без передышки, наверстывая потерянное время. В помещениях царил холод, особенно чувствительный для голодных людей. Скудного блокадного пайка, выдаваемого по карточкам, было недостаточно для поддержания сил. Особенно тяжело приходилось семейным. Тут создавалось весьма напряженное положение, связанное с необходимостью делить скудные пайки более или менее равномерно между всеми членами семьи, так как иждивенцы, дети и служащие получали продовольствия меньше всех. Кроме того, требовалось наладить отопление квартир: установить печурку "буржуйку", наломать мебели или заборов на дрова. Надо было придумать, как и чем осветить комнату: раздобыть огарки завалявшихся старых стеариновых свечей, или парафина, или каких-либо восковых изделий, вроде елочных свечек, и из всего этого соорудить "лампу". Не было покоя и ночью, когда приходилось подниматься на крышу дома, чтобы тушить "зажигалки", щедро разбрасываемые фашистскими самолетами. А после тревожной ночи идти пешком на завод - городской транспорт не работал. Все частные телефоны были, отключены, поэтому не было возможности сообщить своим близким, если приходилось задерживаться на работе. А ведь частые обстрелы и бомбежки давали основания для волнений... Тяжело переносила первую блокадную зиму и моя семья. Эвакуировать жену и сына-подростка не удалось. Тяжелобольные, а затем медленно поправлявшиеся, жена и сын не были в состоянии работать и числились "иждивенцами". Вот и пришлось нам жить втроем на одну "рабочую" и две "иждивенческие" карточки, получая в день 500 г суррогатного хлеба (ноябрь 1941 г.) на троих. Результаты недоедания не замедлили сказаться. Силы мои быстро убывали. Роковым для меня стал день 10 января 1942 г. Был трескучий мороз. Я, опираясь на палку, медленно брел на работу. Мороз пронизывал до костей, и, чтобы согреться, хотелось идти быстрее, но сил не было, а при медленной ходьбе стужа казалась еще лютее. Вот я и старался найти "наивыгоднейшую скорость движения", чтобы не слишком замерзнуть и чтобы хватило сил добраться до завода. Больше всего я боялся упасть. Старался только во что бы то ни стало удержаться на ногах. Понимал: упаду - не встану. Рассчитывать на помощь прохожих не приходилось - они брели такие же обессиленные, как и я. Одна мысль - добраться до завода - заставляла идти и идти. Там свои. Помогут. На беду расстегнулась куртка. Попробовал застегнуть, но оказалось, это непросто. В варежке никак не получалось, а снимешь ее - руки коченеют так, что пальцами не шевельнуть. Запахнуться и придерживать куртку руками - на палку не опереться, а без палки идти не могу. Ветер в лицо. Леденеют нос и щеки. Лицо растереть надо. А руки поднимешь - опять куртка распахивается... Кое-как добрался до проходной завода. Вахтер говорит: "Разотрите лицо. Обморожено". Но мне уже было не до этого. Рад, что, наконец, добрался. Поплелся в столовую... Дальше мои воспоминания путаются. Помню, что стоял у какой-то стены, стараясь не упасть. Помню, как постепенно сползал на землю... Остальное вспоминается только отрывками, и даже с уверенностью не могу сказать, что было действительностью, а что - больным бредом. Мне казалось, что меня куда-то вели, а я твердил: "Что вы меня ведете? Куда? Я сам могу идти!" Ярко запомнилось, что я где-то лежал и меня кормили горячим супом. Что это был за суп, я не знаю, но мне он показался райским кушаньем. Потом в моей памяти наступил полный провал. Окончательно очнулся я уже лежа в постели в медицинском стационаре, который был организован на заводе для особо истощенных. Он размещался в большой комнате с окнами, заделанными листами фанеры, в которой стояло около двадцати кроватей. Посередине комнаты - "буржуйка" с длинными железными трубами, выведенными в окно. От печки было много дыма и мало тепла. Лежащим в постелях давали грелки с горячей водой. В комнате было так холодно, что когда подняли с пола грелку, упавшую у моего соседа, то вода в ней уже превратилась в лед. Но и такой стационар очень помогал. Главное - в нем хоть и весьма скудно, но регулярно кормили. Многое сделал для спасения моей жизни директор завода С. А. Боголюбов, с которым мы много лет проработали вместе. Уже из его рассказов я узнал все подробности моего спасения. Оказывается, меня случайно обнаружили лежащим на снегу в бессознательном состоянии. Перенесли, в стационар. Осмотревший меня врач доложил Боголюбову, что "в стационаре в безнадежном состоянии находится начальник конструкторского бюро Якоб". Сергей Александрович ответил на это: "Раз человек дышит, спасти нужно!" В восстановлении моих сил помогла дружеская поддержка командира одного из находившихся на заводе кораблей - А. Н. Гордеева, который, узнав о моем тяжелом состоянии, взял меня из стационара на корабль, где я окончательно пришел в себя. С. А. Боголюбов, пока я лежал в стационаре, помог эвакуироваться моей семье. В феврале 1942 г. жена с сыном уехали из Ленинграда по Дороге жизни через Ладожское озеро. Долгое время я ничего не знал о своих близких. Наконец, пришло горестное известие - сын погиб в дороге, жена в тяжелом состоянии лежит в госпитале в Свердловске. Печальная весть потрясла меня до глубины души. Я окончательно переселился на завод. Напряженный труд отвлекал от горестных мыслей и создавал ощущение причастности к общей борьбе с ненавистным врагом. Не один я переносил подобные невзгоды. Голод, обстрелы и бомбежки уносили много жизней. Из 116 моих товарищей - конструкторов, оставшихся работать в блокированном Ленинграде, - 29 погибли от голода в страшную зиму 1941/42 г., 14 не вернулись с оборонных работ. Конструктор М. Г. Малявкина, тяжело пережившая голодную зиму, потеряла мужа-летчика, погибшего в воздушном бою. Ее нервная система не выдержала потрясения. Молодой конструктор Петя Ковалев перестал ходить на работу. Проведать его было нелегко, слишком все были истощены, чтобы навестить отсутствовавшего. Когда до него, наконец, добрались, было уже поздно. Отец Пети потерял, а может, у него выкрали все продовольственные карточки, и семья погибла от голода... 27 моих сотрудников пришли за зиму в состояние крайнего истощения и весной 1942 г. были эвакуированы. Некоторых из них вносили в вагон на носилках. В 1942 г. мне довелось выполнить одну весьма сложную работу. На территории завода стояла на берегу отремонтированная ПЛ "малютка" (М-90). Спустить ее на воду под носом у фашистов не представлялось возможным, так как для этого требовались два мощных плавучих крана, которыми из-за близости завода к передовой линии фронта нельзя было воспользоваться. Поэтому решили законсервировать лодку, замаскировать ее и оставить на берегу до конца блокады. Однажды, проходя мимо этой лодки, мы с главным инженером завода В. И. Дубовиченко разговорились о ее печальной судьбе. - А подумайте-ка, нельзя ли ее все же как-нибудь спустить? - сказал Дубовиченко. Поданная им мысль запала мне в голову. Долго размышлял и наконец кое-что придумал. Прежде всего необходимо подтянуть лодку к кромке набережной. Это было не очень сложно. Затем сделать дорожки для ее передвижения, подвести под лодку деревянные полозья и по насаленным дорожкам с помощью домкратов пере.двинуть к воде, после чего соорудить какой-либо, пусть самый примитивный, спусковой фундамент. Производить в тех условиях подводные работы не представлялось возможным. Однако можно подвести к набережной обыкновенную, достаточных размеров баржу, опереть на нее спусковые дорожки и по ним спустить лодку боковым способом. То обстоятельство, что осадка баржи, когда на нее начнет надвигаться спускаемая лодка, будет увеличиваться и сама баржа крениться, пойдет только на пользу, так как уклон спусковых дорожек при этом будет все время возрастать - получится боковой спуск с растущим уклоном спусковых дорожек; Я составил подробный проект со всеми необходимыми расчетами и представил его на утверждение. Проект утвердили, и мы вместе с личным составом М-90 энергично принялись за работу. Рабочей силы на заводе не хватало. Многие работы выполняли краснофлотцы. Завод выделил только строителя - инженера В. В. Абрашкевича и старшего мастера А. С. Щедрова. Общее руководство работами лежало на мне. Подводники принялись за дело с большим энтузиазмом. Работали, не считаясь со временем. Наконец, все работы были закончены, и 23 октября 1942 г., в присутствии представителей командования КБФ, М-90 была спущена на воду. Спуск прошел благополучно, в полном соответствии с разработанным проектом. Как только были перерублены задержники, лодка сразу же пошла по спусковым дорожкам, опиравшимся на баржу. Баржа стала погружаться, увеличивая наклон дорожек. С каждой секундой скорость движения лодки увеличивалась. С высоты нескольких метров лодка соскочила в воду, подняв громадную тучу брызг. Наконец, в опадающих брызгах показалась покачивающаяся на волнах рубка лодки. С души словно камень свалился. Мучительные ночные размышления и сомнения - все позади. Я чувствовал себя на седьмом небе. Вскоре за эту работу я был награжден орденом Красной Звезды, который мне вручил начальник штаба КБФ контр-адмирал Ю. Ф. Ралль. Завод им. А. А. Жданова, как и другие ленинградские судостроительные предприятия, строил для Ладожского озера самоходные тендеры грузоподъемностью 10-12 т и плашкоуты на 25 т, снабженные одним автомобильным мотором. Количество строившихся тендеров в значительной степени зависело от наличия моторов, которые могли быть выделены для этих судов. В то время у нас возникла мысль построить тендеры увеличенных размеров, ставя на каждый из них по два мотора. При этом грузоподъемность тендера доводилась до 100 т. Рабочие чертежи были разработаны мною, строителем тендера стал инженер В. В. Волков, мастером корпусных работ - начальник ОТК инженер Г. А. Оглоблин. В качестве рабочих-сборщиков он привлек техников своего отдела. Строительство тендера велось, по сути дела, кустарно и, как сказали бы сейчас, "на общественных началах". Например, чтобы соорудить рулевую машину, подбирали на складах и в мастерских подходящие детали и уже применительно к ним составляли рабочие чертежи машины. Тем же методом создавались и другие, конструкции и устройства. Наконец, наш стотонный тендер был построен. Им заинтересовался командующий КБФ адмирал В. Ф. Трибуц. Нам было предложено показать ему тендер на ходу по Неве. В назначенный - час мы подошли на тендере к пристани на Васильевском острове, возле училища им. М. В. Фрунзе. Адмирал внимательно осмотрел тендер, выразил свое удовлетворение работой. Особенно ему понравились обводы корпуса, хотя и состоявшего из плоских секций, но значительно более изящные, чем у ранее построенных. Владимир Филиппович предложил нам показать тендер на ходу. Мы прошли несколько раз по Неве мимо пристани. Тут у нас получился небольшой конфуз. Надо сказать, что команду тендера составляли не моряки, а судостроители. По очереди мы все стояли на руле, исполняли обязанности матросов и мотористов. Сначала все шло хорошо. Сделали несколько пробегов вверх и вниз по Неве, но во время одного из переходов Волков, стоявший на руле, при повороте вдруг растерялся и стал бестолково ворочать рулем. Я стоял у борта в радостном возбуждении от удачных испытаний, подбодренный к тому же лестным отзывом Трибуна, и вдруг вижу, что тендер полным ходом мчится прямо на парапет набережной. Схватил поскорее кранец и бегом на нос. Только успел подбежать, как тендер, не сбавляя хода, ткнулся в гранит набережной. Нос даже спружинил, и тендер отскочил от парапета. Ну, думаю, наверняка пробоина. Но нет! Никаких повреждений корпус не получил. Пристали к берегу. Ждем, что Трибуц даст нам взбучку, но он только посмеялся. "Ну, - говорит,- не только ходкость, но и прочность испытали!" Много и других работ выполняли конструкторы и рабочие завода имени А, А. Жданова в период блокады.
|
