Амурская экспедиция Г.И. Невельского

170 лет назад 1 августа 1850 года русский моряк и патриот Геннадий Иванович Невельской поднял в устье реки Амур Российский государственный флаг и объявил о присоединении обширных дальневосточных территорий к России.

К сожалению мало кто знает об этом, этот подвиг незаслуженно забыт.

 

Считая, что результаты работ Лаперуза, Крузенштерна и других исследователей утверждавших, что  устье этой великой дальневосточной реки несудоход­но из-за того, что воды Амура теряются в песках..., а материковый берег соединяется с побережьем Сахалина перешейком, не дают основания для заключения о несудоходности устья Амура. Карты рус­ских промышленников и мореходов XVIII века, а также «скаски» (рассказы) В. Д. Пояркова и первые русские атласы ясно говорили: устье Амура выходит в пролив, отделяющий остров Сахалин от материка.       Г. И. Невельской задался целью исследовать устье этой реки, имевшей большое значение для экономического развития Дальнего Востока и Сибири. После получения им чина капитан-лейтенанта, его собирались назначить командиром на строящийся фрегат «Паллада», и тут, к общему удивлению, он решительно отказал­ся от этого заманчивого предложения и стал просить совсем о другом: о назначении его командиром неболь­шого военного транспорта «Байкал» - двухмачтового барка. Этот барк был предназначен для перевозки грузов. Он добился назначения командиром на военный транспорт «Байкал», шедший с грузами из Кронштадта в Петропавловский Порт (Петропавловск-Камчатский). Прибыв в место назначения, Невельской стал готовиться к экспедиции. Российско-Американской компании из Кронштадта на Камчатку. Ведь это совсем недалеко от Сахалина, а там и Амур рядом!

Просьбу Невельского удовлетворили - о нем хода­тайствовал сам Ф. П. Литке. В конце 1847 года Геннадий Иванович стал командиром «Байкала». Спешил: хоте­лось спустить корабль на воду раньше срока, сэкономить время. Для этого у него были свои соображения. Не на­рушая планов компании, Невельской собрался уже в нынешнем году, не откладывая в долгий ящик, прове­рить: пригоден ли Амурский лиман для плавания кораб­лей. У него было время, чтобы всерьез пораз­мыслить об этом. Все свидетельствовало: такая многоводная река, как Амур, не может бесследно поте­ряться в песках. Она обязательно должна иметь выход к морским просторам.

Казалось бы, важное для интересов государства дело, которое задумал передовой морской офицер,    должно всюду встретить поддержку. Но на пути Невельского встала поистине непроходимая стена косности царских сановников и самого Николая I. «Основанием» для от­каза в исследовании устья Амура послужило    простое недоразумение. Еще в 1846 году в район Амура был направлен из Ново-Архан-гельска бриг «Константин». Командир его, поручик корпуса флотских штурманов А. М. Гаврилов - человек до крайности аккуратный - неукоснительно выполнял все пункты данной ему Рос­сийско-Американской компанией инструкции. А один из пунктов инструкции гласил: «В случае, если при входе в лиман встретите мели, то не должны подвергнуть суд­но опасности, ибо положительно известно, что устье ре­ки недоступно». Встретив мели, Гаврилов в самый ли­ман и не пошел, а в своем донесении правителю Россий­ско-Американской компании Ф. П. Врангелю написал, что этот лиман-де доступен только для мелкосидящих судов. Министру иностранных дел графу К. В. Нес­сельроде этого показалось недостаточно, и он «от себя» приписал: «...река Амур не имеет для России никакого значения». Прочитав сие донесение, Николай I наложил окончательную резолюцию: «Вопрос об Амуре, как реке бесполезной, оставить».

Весьма затруднительным было положение рядового флотского офицера. Ведь ему приходилось идти напере­кор самому царю, а такое даром не сходило. И все же Геннадий Иванович Невельской встал на этот путь. Он обратился с просьбой разрешить ему вновь исследовать устье Амура, ссылаясь на старинные документы. Конеч­но, Невельскому в его просьбе отказали. Правда, после многих ходатайств ему все же было разрешено соста­вить инструкцию для производства описи берегов и глубин Амура. Проект такой инструкции он составил. И стал надеяться на удачу: вдруг проект утвердят?

Тем временем пора было отправляться в путь. «Бай­кал» вышел из Кронштадта 21 августа 1848 года. Не­вельской рассчитывал, что, пока он идет к Петропав-ловску-Камчатскому, он получит разрешение на плава­ние в Амурском лимане.

Надежды не сбылись. Хотя переход из Кронштадта в Петропавловск-Камчатский был выполнен в кратчайший срок, всего за 8 месяцев и 23 дня (на два месяца быст­рее обычного), вместо разрешения на плавание в Амур­ском лимане он получил лишь частное письмо недавно назначенного генерал-губернатора Восточной Сибири графа Н. Н. Муравьева. Тот туманно сообщал, что при­нимает участие в подготовке инструкции. Но самой инструкции Невельской не получил.

30 мая 1849 года транспорт «Байкал», спешно сдав грузы, вышел из Петропавловской гавани. Но отправил­ся не туда, куда ему было предписано, а в Амурский лиман. Когда транспорт вышел в море, Невельской объявил офицерам: всю ответственность за исход пла­вания он берет на себя, а их долг - выполнять его распоряжения. Он объяснил, в чем заключается цель его действий, и его слова были столь убедительны, что никто из офицеров не стал возражать.

Поход начался. Северной оконечности Сахалина «Байкал» достиг 17 июня 1849 года. Два дня спустя он пошел на юг, теперь уже вдоль западного берега Саха­лина. Началась особо опасная часть плавания - по совершенно не изведанным водам. Решалась и судьба самого Невельского. Он знал: в случае неудачи его ждет суровое наказание.

Беспрерывно лавируя, то и дело промеряя глуби­ны, «Байкал» медленно шел вперед. И вдруг прямо у входа в широкий залив корабль неожиданно сел на мель. Положение сложилось критическое. Однако Невельской не потерял хладнокровия. Начинался прилив. Набегав­шие волны то приподнимали судно, то вновь опускали его, ударяя о твердое дно. А ночью начался настоящий шторм. Гибель «Байкала» казалась неизбежной.

Командир приказал спустить шлюпку и отвезти на ней подальше от судна якорь с тяжелой длинной цепью. А затем начать подтягивать корабль на более глубокое место - выбирать цепь при помощи шпиля - ручной лебедки с вертикальным валом. Шестнадцать часов бо­ролись за спасение судна мужественные люди и вышли победителями. «Байкал» снова покачивался на широкой волне. Этот тревожный день - 19 июня - заставил ко­мандира впредь быть еще более осторожным.

Невельской направился в Амурский лиман, чтобы исследовать его и произвести опись берега. Опись велась с самого транспорта и со шлюпок. Эта работа для не­большой команды оказалась очень трудной. Мешали быстрые течения, юго-западные ветры, лабиринты мелей и банок. «Много надобно было энергии, чтобы при таких обстоятельствах твердо идти к предложенной цели», писал впоследствии Невельской.

Чтобы сократить время для решения главной зада­чи - определить, доступны ли устье Амура и его лиман для морских судов,- Невельской стал производить об­следование в двух направлениях: в устье Амура и вдоль западного берега Сахалина. Первую задачу было пору­чено выполнить лейтенанту П. В. Казакевичу, вторую - мичману Э. В. Гроте.

Следуя вдоль материкового берега, Казакевич достиг устья Амура. Моряков охватило радостное волнение. Ведь они были первыми из европейцев после смелого казака Василия Даниловича Пояркова, путешествовав­шего по Амуру в 1643-1646 годах, кто побывал в этих местах. Возвращаясь обратно, моряки установили, что здесь проходит извилистый фарватер с глубинами от 3,5 до 5 сажен - вполне достаточными для больших судов.

Экспедиция мичмана Гроте была менее удачной. Встретив отмели, тянувшиеся поперек лимана, она вер­нулась на транспорт. Гроте пришел к выводу, что Са­халин - полуостров.

Однако Невельской продолжал в этом сомневаться. Он тут же решил лично возглавить новую экспедицию, На трех шлюпах и байдарке разместились четырнадцать матросов, доктор и три офицера. Моряки прошли по лиману и миновали устье Амура. Идя к югу, участники экспедиции, как писал впоследствии Невельской, 22 июля 1849 года «достигли того места, где этот матерый берег сближается с противоположным ему сахалинским. Здесь-то, между скалистыми мысами на материке, названными мной в честь Лазарева и Му­равьева, и низменным мысом Погиби на Сахалине, вместо найденного Крузенштерном, Лаперузом, Броуто-ном и в 1846 году Гавриловым низменного перешейка, мы открыли пролив шириною в 4 мили и с наибольшею глубиною 5 сажен. Продолжая путь свой далее к югу и достиг­нув 24 июля широты 50 градусов 40 минут, то есть той, до которой доходили Лаперуз и Броутон, мы возврати­лись обратно и, проследовав открытым нами южным проливом не те­ряя нити глубин, выведших нас из Татарского залива (пролива) в лиман, направились вдоль западного берега Сахалина». На «Байкал» отряд вернулся к вече­ру 1 августа после двадцатидвухдневного плавания.

Свершилось! Русский моряк Геннадий Иванович Не­вельской достоверно определил островное положение Сахалина и доступность устья Амура для  

прохода судов.

А в это время никто не мог понять, куда исчез транспорт «Байкал»? Генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьев, который совершил инспекцион­ную поездку по Дальнему Востоку и прибыл в порт Аян с наконец-то утвержденной инструкцией, срочно отпра­вил на розыск исчезнувшего транспорта бот «Кадьяк» во главе с М. С. Корсаковым.

Почти два месяца - с 6 июня по 2 августа - кружил «Кадьяк» по Охотскому морю вблизи Сахалина. Вер­нувшись в Аян, Корсаков узнал от Муравьева, что тот послал на поиски «Байкала» еще и прапорщика корпуса флотских штурманов Д. И. Орлова с двумя якутами и одним знавшим местность русским. Они поехали на байдарках. Однако время шло, а «Байкал» как сквозь землю провалился!

«Пропавшее» судно появилось в первый день сен­тября. Ему навстречу стремительно рванулся катер с генерал-губернатором Муравьевым. Прямо с палубы «Байкала» Геннадий Иванович Невельской при помощи сигнализации флагами доложил о сделанных открытиях. Позднее он рассказал и о своем трудном плавании, по­казал карты и журналы - свидетельства замечательного успеха экспедиции. Муравьев, конечно, понял значение этого события, - в Петербург пошло срочное донесение начальнику Главного Морского штаба. Сдав в Охотске транспорт, Невельской вместе с офи­церами- участниками экспедиции - отправился в Пе­тербург, чтобы представить журналы и карты, рапорт генерал-губернатора. Он хотел лично доложить о своих открытиях, надеясь, что впоследствии ему разрешат приступить к более подробным исследованиям. Все произошло иначе. Граф Нессельроде, теперь уже не просто министр, но и председатель так называемого Особого комитета для обсуждения и выработки мер по укреплению позиций России на Дальнем Востоке, слу­шал Геннадия Ивановича весьма холодно и отнесся к его сообщению с явным недоверием. Комитет вынес половинчатое решение: создать Амурскую экспедицию во главе с Невельским и поручить ей организовать зи­мовье на юго-восточном берегу Охотского моря. Но ни в коем случае не касаться лимана и реки Амура!
 

Почему Невельской получил такое указание? Из-за целой цепь небрежностей и ошибок. Первую ошибку совершило русское правительство, поверив сообщению директора русских чайных караванов Владыкину и свидетельству русской миссии в Пекине. Хитрые китайские чиновники уверили их, что по Амуру живет много китайского населения, а в устьях его постоянно содержится флотилия с четырехтысячным экипажем. В доказательство они показы­вали карту. Все это было ловкой выдумкой, но русское правительство, не произведя должного расследования, слепо поверило сообщению и с тех пор проявляло величайшую осторожность в отношении Амура, чтобы не задеть Ки­тай. На самом же деле низовья Амура многие века находи­лись в состоянии первобытной дикости и не играли никакой роли ни в экономике, ни в политической жизни Китая. Вторую ошибку совершил академик Миддендорф, вернувшийся из своего нашумевшего путешествия по Сибири.

 Миддендорф, не дошедший 200 верст до устья Амура, собрал многочисленные сведения от местных жителей. Но дело было не в этих сведениях, а в его находке, которая чуть не сыграла пагубной роли в Амурском вопросе. Миддендорф на склонах Станового хребта нашел несколько камен­ных знаков в виде пирамидальных груд камней. Он при­нял их за китайские пограничные столбы, чем внес новые сомнения в опасливую душу Нессельроде. Между тем эти кучи камней обозначали удобные перевалы, указы­вали места торга и обмена между бродячими охотниками. Это были те самые «обо», что встречаются повсюду в Монголии и Средней Азии. Никакого отношения к Китаю они не имели. Т.е. царское правительство боялось  

своей экспансией вызвать недовольство Китая с которым велась очень выгодная торговля в г. Кяхта (единственный город по договоренности Китая и России где между двумя странами велась торговля) в которой были заинтересованы (не бескорыстно) некоторые царские вельможи в т.ч. и сам Нессельроде.

 

Невельской упорствовал. Он убеждал сановников, что исследовать лиман и реку Амур нужно, притом де­лать это необходимо срочно: во время экспедиции коренные жители рассказывали, что в прибрежных водах стали появляться иностранные корабли.

Невельскому вновь приходилось действовать на свой страх и риск. Полный новых смелых замыслов, он вы­ехал в обратный путь, на Дальний Восток. В конце марта 1850 года он был уже в Иркутске и представил Муравье­ву решение комитета. А спустя неделю в сопровождении двадцати пяти казаков выехал в порт Аян, оттуда на транспорте «Охотск» вышел в море.

Вот и знакомый берег. Здесь, у северного входа в Амурский лиман, Невельской 29 июня 1850 года зало­жил первое со времен Пояркова русское зимовье. Он назвал его Петровским в честь Петра I. Задание коми­тета было выполнено. Миссия Невельского закончилась. Сам Геннадий Иванович мыслил иначе. Он думал о том, как надежнее охранить Амурский лиман от втор­жения иностранных кораблей. Без нового нарушения указаний «свыше» ему опять не обойтись: он решает основать еще один пост, теперь уже на самом Амуре.

Оставив в Петровском энергичного и толкового пра­порщика Д. И. Орлова, Невельской в сопровождении шести матросов спокойно вошел на судне из лимана в Амур и стал подниматься вверх по реке, отыскивая удоб­ное место для нового поста. По берегам были разброса­ны стойбища. Невельской осмотрел несколько мест, вы­бирая наиболее удобное, советуясь с местными жителя­ми. Попутно он узнал, что минувшей весной возле мыса Погиби на Сахалине около полутора месяцев стояли два английских судна. Одно - с двадцатью, другое - с че­тырнадцатью пушками. А моряки этих судов измеряли глубины пролива и производили съемку берегов острова. Значит, предположения о возможном иностранном вме­шательстве подтверждались. Надо было ускорить строи­тельство укреплений.

Невельской определил, что из всех осмотренных мест больше всего для поселения подходит мыс Куегда. Не­большая ширина реки и возвышенность на берегу дела­ли его удобным для обороны со стороны Амурского лимана, а густая сеть стойбищ позволяла надеяться, что здесь впоследствии образуется крупный населенный пункт.

Тщательно осмотрев мыс и его окрестности, Невель­ской объявил своей команде: тут будет основан пост. Для дальнейшего обследования местности остались топограф и два матроса, сама же экспедиция перебралась через Амур выше мыса Куегда и направилась вверх по течению вдоль правого берега. По возвращении на мыс Куегда, Невельской приказал поставить юрту, пакгауз для товаров и флагшток. А пока шли эти приготовления, он объезжал с переводчи­ками окружающие селения, приглашая жителей прибыть 1 августа 1850 года на церемонию торжественного подъ­ема русского флага.

Этот день настал. Невельской объяснил собравшим­ся местным жителям суть происходящих событий. Ровно в 12 часов на флагштоке взвился русский военно-мор­ской флаг. Невельской читал: «От имени Российского правительства сим объявляется всем иностранным су­дам, плавающим в Татарском проливе, что так как при­брежье этого пролива и весь Приамурский край, до ко­рейской границы, с островом Сахалином составляют Российские владения, то никакие здесь самовольные распоряжения, а равно и обиды обитающим племенам не могут быть допускаемы. Для этого ныне поставлены российские военные посты ...в устье реки Амур. В случае каких-либо нужд или столкновений с местным населе­нием нижеподписавшийся, посланный от правительства уполномоченным, предлагает обращаться к начальникам этих постов».

Так в устье Амура был заложен знаменитый впослед­ствии Николаевский пост. Ныне на этом месте большой промышленный и портовый город - Николаевск-на-Амуре.

В Николаевском посту были оставлены шестеро матросов во главе с топографом, прапорщиком Попо­вым. Ему приказано сделать черновую съемку устья Амура; даны и подробные инструкции на случай встре­чи с командами иностранных судов: Невельской предпо­лагал, что такие встречи возможны. Сам он на оленьих упряжках отправился в Петровское. Здесь встретился с гиляками - те обратились с просьбой: пусть русские останутся с ними и защищают их от врагов.

Перед тем как снова отправиться в путь, Невельской отдал необходимые распоряжения подчиненным. Он приказал обеспечивать Николаевский пост всем необхо­димым, а также производить промеры фарватеров реки, по возможности составлять и карту лимана. Вес­ной же неукоснительно следить за вскрытием Амура, отмечать все особенности этого явления.

Из Петровского на «Охотске» Невельской прибыл в Аян. Оттуда он выехал в Иркутск, чтобы доложить обо всем сделанном генерал-губернатору Муравьеву. Но Муравьева в Иркутске не оказалось. Он уехал в Петер­бург, оставив распоряжение Невельскому: следовать за ним.

Тревожное предчувствие не обмануло Геннадия Ивановича: в столице над ним собрались грозовые тучи. Причина недовольства им была прежняя: как он пос­мел нарушить указания самого царя и самолично уста­навливать посты в устье Амура?! «Наказать, и нака­зать примерно» - так судили вельможи, подобные Нес­сельроде. Уже был подготовлен приказ о ликвидации Николаевского поста. А самого Невельского было реше­но ни более ни менее... разжаловать в рядовые. За что? А все за то же: «за дерзкие и противные высочайшей воле» действия. От опалы Невельского спасло лишь вме­шательство Муравьева. Тот сумел доказать царю необ­ходимость спешного освоения русскими бассейна реки Амур. Но при этом было принято решение всемер­но ограничить действия Амурской экспедиции. «Никако­го дальнейшего продвижения в этой стране не предпри­нимать и  

никаких мест отнюдь не занимать» - так и записали в одном из пунктов решения об освоении Приа­мурского края. На содержание же всей Амурской экс­педиции выделили ничтожную для таких важных целей сумму - 17 тысяч рублей в год.

Это, пусть частичное, признание полезности его дел окрылило Геннадия Ивановича. И он немедля вновь отправился на Амур. Ехал он в самом радужном наст­роении еще и потому, что к нему наконец-то пришло долгожданное счастье: он женился. Екатерина Ивановна Ельчанинова, с которой он познакомился во время одной из своих поездок в Иркутск, отныне стала разделять все его радости и невзгоды, помогать мужу во всех его делах.

Теперь, когда на обоих постах развернулись строи­тельные работы, можно было приступить к более под­робному исследованию края. Перед этим предстояло провести разведку. На юго-восток был направлен мич­ман Н. М. Чихачев, а на юго-запад - поручик Д. И. Ор­лов. Оба вернулись в Петровское незадолго до нового» 1852 года и привезли ценные сведения.

Так, Чихачеву удалось выяснить, что от правого бе­рега Амура к морю есть несколько путей. На побережье много закрытых бухт и заливов. Самый же короткий путь к морю тот, что проложен жителями побережья озера Большое Кизи, сообщавшегося с Амуром. Это была просека, устланная бревнами. Неподалеку от нее - закрытый залив, в XVIII веке получивший назва­ние Де-Кастри (теперь - залив Чихачева).

Слава о Невельском, как о добром и справедливом человеке, дошла и до Сахалина. Незадолго до нового, 1852 года в Петровское приехали на нартах четверо нивхов с Сахалина. На одежде одного из гостей была блестящая пуговица из черного камня. Орлов сразу жз заинтересовался ею и, разглядев, увидел, что она сде­лана из... каменного угля! Расспросив нивхов, он узнал, что на Сахалине, около речки Дуэ, такого черного мяг­кого камня - целые горы. Нивхи рассказали также, что на острове помнят пятерых русских матросов, - они жили там очень долго.

Невельской решил исследовать и Сахалин, и другие интересные места, о которых ему говорили местные жи­тели. Уже в январе - феврале 1852 года были органи­зованы четыре новые экспедиции. Руководителями их стали проверенные в трудных походах люди.

Д. И. Орлову предстояло пройти в верховья реки Тугур и выяснить направление находящихся там горны хребтов. Н. К. Бошняку - исследовать Сахалин, Н. М. Чихачеву - установить, точно ли залив, назван­ный французским мореплавателем Ж.-Ф. Лаперузом Де-Кастри, и есть тот, который местные жители назы­вают Нангмар. Приказчику компании Березину и топо­графу Попову поручалось следовать вверх по Амуру, производить съемку правого берега реки, а также вести торговлю с местными жителями и собирать всевозмож­ные сведения о крае, его народностях. В 1854 году в трех километрах от селения Дуэ на Сахалине встала на якорь винтовая шхуна «Восток» под командованием капитан-лейтенанта В. А. Римского-Корсакова. Это был первый корабль, прошедший из Амурского лимана на юг  

проливом, открытым Невель­ским.

Судно к тому времени оказалось почти без топлива. Однако его командир уже знал, что в этих местах Бош­няк нашел запасы каменного угля. Матросы вскоре обнаружили мощные пласты его прямо на берегу.

Первые итоги экспедиций говорили, что этот край со временем станет истинной жемчужиной России. Отличились не только Бошняк, но и другие руководители экспедиций, посланные Невельским. Д. И. Орлов за пять недель зимы сначала на собаках, а потом на оле­нях проехал добрых семьсот верст и составил карту, которая убедительно доказывала: к северу от верховь­ев реки Уды тянутся горы. Мичман Чихачев нашел кратчайший путь от Амура к морю. Притом оказалось, что в этой части побережья иного удобных гаваней и бухт.

Об этом Невельской срочно сообщил генерал-губер­натору Муравьеву. Он настойчиво доказывал необходи­мость дальнейших исследований в Амурском крае и об­ращал внимание царского сановника на скудость средств. Но Муравьев знал о пренебрежительном отно­шении к экспедиции Невельского в правительственных кругах Петербурга и в своем ответе Невельскому ук­лончиво советовал ограничить деятельность торговлей с местными жителями.

Геннадия Ивановича поражала слепота тех, от кого зависела судьба Амурской экспедиции. Заботила его и судьба уже основанных постов. Над их жителями навис­ла угроза голодной смерти, начались заболевания цин­гой. Воспользовавшись тем, что на Петровском рейде остановился корвет «Оливуца» (на нем прибыли для пополнения экспедиции мичманы А. И. Петров и Г. Д. Разградский), Невельской направил на корабль Чихачева с письмом к генерал-губернатору. В нем он писал об отчаянном положении экспедиции. Правда, на этот раз прислали немного продуктов. Через два меся­ца прибыло другое судно компании, которое тоже доста­вило кое-что из продовольствия. Всего этого было явно недостаточно, хотя даже местные жители охотно дели­лись всем, чем могли, с русскими. Приходилось урезать и без того скудные пайки, чтобы оставить часть продук­тов для новых походов.

В заботах о делах экспедиции миновал 1852 тод. Подошел новый, 1853-й. На встречу его в Петровском участники Амурской экспедиции собрались вместе. Праздновали весело, хотя и чувствовали: этот год бу­дет нелегким. Участники экспедиции заверили своего начальника, что во имя великой цели они готовы пере­жить любые испытания. Уже тогда остро ощущался недостаток продовольствия, а ведь впереди были самые тяжелые и голодные месяцы. В конце зимы Невельской писал Муравьеву: «В Петровском у нас появляется цин­га, уже пять человек больны ею, и один наш лучший плотник умер. Это меня весьма беспокоит... Начинаю бить скот, и, кажется, придется весь его уничтожить, хотя жалко - только что начали разводить, - но люди дороже».

Невельской, вновь нарушая все инструкции, решил поднять русский флаг теперь уже на правом берегу Амура, у озера Большое Кизи, а также на берегу залива Де-Кастри. Он понимал, что новые посты позволят контролировать вход и выход всех судов в залив. Озеро Большое Кизи, лежащее на пути к заливу, могло бы стать хорошей тыловой базой.

Продолжение следует