Друзья-питоны счастливы поздравить своего друга - Владислава Георгиевича Юдина с 90-летним юбилеем! В этот день мы желаем нашему брату-питону крепкого здравия, удачи и всяческих благ! Так держать!
Юдин Владислав Георгиевич
Родился 11.03.1935 г.
Окончил Нахимовское училище с Золотой медалью и ВВМИУ РЭ им. А.С.Попова.
Окончил Нахимовское училище с Золотой медалью и ВВМИУ РЭ им. А.С.Попова.
В.Юдин о времени и о себе:
"...Когда я вспоминаю наше училище, во мне возникает какое-то волнение – светлое и высокое. Возникает и чувство сожаления о том, что это время не может повториться, что многих людей, с которыми мы общались, я уже не увижу.
"...Когда я вспоминаю наше училище, во мне возникает какое-то волнение – светлое и высокое. Возникает и чувство сожаления о том, что это время не может повториться, что многих людей, с которыми мы общались, я уже не увижу.
До войны мы жили в Ленинграде, в Лесном, на Болотной улице, в деревянном доме. Во время блокады наш дом был разобран на дрова, и мы переехали на Малую Охту в квартиру моей тёти. Стать моряком я решил не случайно. Мой дед, Савельев Пётр Семёнович, служил на кораблях Балтийского флота. Бабушка, Мария Архиповна, работала в Морском госпитале. Они жили в Кронштадте. Две сестры моей мамы были замужем за старшими морскими офицерами. Мои родители окончили Педагогический институт им. Герцена. Отец был преподавателем физики и математики. Иногда он работал токарем или крановщиком. Он был умелым человеком – «мастером на все руки». В 1941 г. он добровольцем ушёл на фронт, пропал без вести в январе 1942 г. Мама – родом из Кронштадта, отец её служил на Флоте. В Москве в ГШ ВМФ служил муж моей тёти. Он и посоветовал мне поступать в Нахимовское училище.
Летом 1948 г. в 13-летнем возрасте я поступал в ЛНВМУ. Был принят. В это время представитель ТНВМУ кап. 2 ранга С.Г.Таршин приглашал желающих поехать учиться в Тбилиси. Захотели многие, я тоже согласился поехать в Грузию. Это моё решение было прекрасным! Довольно большая команда мальчишек приехала на поезде в Туапсе. Мы расположились недалеко от моря возле мелкой быстрой речки на гористой местности. Здесь был водопад, под которым мы могли мыться. Местные мальчишки бегали по дну речки и глушили проволочными хлыстами какую-то рыбу. Здесь мы прожили двое суток. Дождавшись пришедшую за нами быстроходную десантную баржу, на ней пришли в Фальшивый Геленджик (Дивноморское), где располагался лагерь Нахимовского училища.
Для многих это был первый в жизни переход на корабле, да и ещё под Военно-морским Флагом. Это потом стало нормой, а тут мы «воображали» – моряки! Место – просто замечательное, благодатное! Наши большие палатки стояли возле футбольного поля. У нас был свой галечный пляж, располагавшийся между пляжами лагеря Краснодарэнерго и дивизиона торпедных катеров. Чудесная, чистая горная речка Адерба в своём устье при впадении в Чёрное море была оборудована «ковшом». Катера базировались в речке ближе к «ковшу», а немного выше по течению располагалась шлюпочная база нашего училища. Шлюпок было много, в основном, шестивесельные ялы. Были и «четвёрки», «тузик», два гребных катера (кажется, десятивесельных), один 16-ве-сельный баркас, на котором впоследствии я очень любил ходить под парусами. Началась наша лагерная жизнь, продолжавшаяся до начала учебного года. Через 20 дней мы уехали.
Итак, мы прибыли в Тбилиси, на улицу Камо, и сразу попали в атмосферу любви и заботливости. Училище существовало уже 5 лет. Нас определили в 5-й класс. Следовало привыкнуть к распорядку дня, к несвободной военной жизни. В «кубриках» у нас были 2-х ярусные койки. Были очень хорошие учебные классы. Пищу принимали за общим длинным столом, в коридоре.
В училище было 6 рот: 5-й класс, 6-й и т.д. до 10-го. Утром матрос-горнист играл «Подъём». Дневальный заходил в кубрик и кричал «Подъём!». Воспитанники быстро вставали, надевали трусы (спать в трусах было запрещено), носки с обязательными «штрипками», ботинки и выходили в наш довольно обширный двор на физзарядку. Начальник училища жил в главном здании и из-за занавески на окне часто наблюдал за ходом зарядки. Если кто-либо из воспитанников оказывался без «штрипок», его по указанию начальника училища наказывали. Сначала было очень трудно, но в коллективе – «жить можно». Помогало и то, что старшие относились к младшим очень хорошо, заботливо, многому учили, давали советы.
После зарядки мы тщательно заправляли койки, умывались холодной водой до пояса. В туалетной комнате были длинные железные корыта, над ними – трубы с «сосками», из которых текла вода. Чтобы не было очень холодно, я придумал намыливаться, но скоро один из старших воспитанников сделал мне замечание, и я стал закаляться без мыла. После умывания готовились к завтраку.
В училище был духовой оркестр с военным дирижёром Барсегяном. С оркестром училище совершало регулярно строевые прогулки по городу. Этот же оркестр играл на вечерах танцев и участвовал в других торжественных мероприятиях. Музыканты были замечательные. А барабанщик Тареканов… Будучи лейтенантом, служа в Севастополе, я мыкался без квартиры, встретил его, и он приютил меня на время. А ведь у меня в училище был с ним инцидент – обидел его невзначай. В Севастополе Тареканов играл в оркестре в кинотеатре «Украина». Человек он душевный, и барабанщик – великолепный! До сих пор жалею, что обидел его.
Вскоре мы стали называться нахимовцами. В роте – 102 нахимовца. В каждом взводе, а их в роте – четыре, был офицер-воспитатель и его помощник. В младшей роте офицером-воспитателем был капитан Пищагин Борис Васильевич – внимательный, заботливый и вообще – хороший человек (Пищагина сменил старший лейтенант Иван Кильдей). Его помощник – старшина 1-й статьи Писаренко Андрей Давыдович – вёл нас не все годы учёбы, сам уехал учиться, и через некоторое время стал офицером.
1-й взвод 6-й роты с офицером-воспитателем капитаном Б.В.Пищагиным и помощником офицера-воспитателя старшиной 1-й статьи А.Д.Писаренко.
Тбилиси, 1949 год
После А.Д.Писаренко помощником офицера-воспитателя был любимый мной старшина 2-й статьи Алексей Марченко. Как-то раз он дал мне в увольнение свои широченные клёши. Ох, и пощеголял же я! Старшиной роты был замечательный старшина 2-й статьи Сидоренко Иван Дмитриевич. Во время приёмов пищи он следил за тем, чтобы все всё съели и из-за стола не поднимал до тех пор, пока кто-либо ещё не доел. Он был строгим и справедливым. Командиром нашей выпускной роты был капитан 3-го ранга Шагинян Георгий Александрович. Я вспоминаю его с теплом в душе. После расформирования училища в 1955 г. он служил председателем ДОСААФ в Сухуми. Мы часто посылали друг другу письма и открытки.
Была у нас и «мама» Андреева Татьяна Евгеньевна. Она нас обувала и одевала, заботилась о стирке, чинила одежду. Когда была встреча в Тбилиси, я с товарищами, уже офицерами, навестил её. Встреча была очень трогательной! Татьяна Евгеньевна была очень полной, на 4-й этаж, где располагалась первая рота, ей подниматься было тяжеловато, поэтому дневальные спускались вниз и помогали ей преодолеть лестницу.
Учили нас многому и основательно. Нагрузки – изрядные: кроме общеобразовательных предметов были и военные дисциплины. В ТНВМУ нам разрешали заниматься и по ночам, а в высшем училище – не разрешали. Любимые преподаватели вкладывали в наше образование свои души. Математик – капитан Базлыков – в течение всего учебного года беспощадно ставил колы и двойки даже за малые ошибки в формулировках, но зато экзамены мы сдавали с высокими оценками. Рисование и черчение преподавал Потапов Леонид Николаевич. Это было сказочно! После увольнения в запас мне пришлось с большим удовольствием преподавать труд (деревообработку) в школе Санкт-Петербурга ребятам 5, 6, 7 и 9-х классов. Я рисовал им на фанере то, что они желали выпилить лобзиком или выжечь. Ученики спрашивали:
– Где Вы научились так хорошо рисовать?
– В Нахимовском училище, – отвечал я.
Химию преподавал майор Жуковский Иван Иванович, русский язык и литературу – майор Сивак Евмений Кондратович, английский язык – лейтенант Бродская Минна Израйлевна, физику – майор Кельс, биологию – майор Климашевский. Особо хочу отметить преподавателя истории Хачапуридзе Марию Давыдовну: придёт на урок, сядет за стол, глаза закроет и … рассказывает. А мы слушаем, открыв рты. У нас были и уроки бальных танцев, которые вели прекрасные учителя – мужчина и женщина. Их фамилии и имена я не помню. Танго и фокстрот были запрещены, но нам их демонстрировали. Музыкальное сопровождение на пианино вела Софья Львовна Гусарская. В танцах половина класса выступала ведущими, половина – ведомыми. Потом менялись ролями.
В училище были учебные мастерские. Начальником мастерских сначала был мичман Пламеневский Артемий Германович (он с женой приглашал меня иногда к себе домой, и я всегда чувствовал их любовь и заботу), затем его сменил старший лейтенант Медведев. Слесарное дело преподавал старшина второй статьи И.Гриценко, столярное – старшина второй статьи Николай Гриднев и гражданский пожилой столяр Исай Ефимович. Коля Гриднев научил меня классно работать на токарном станке по дереву, я освоил и работу по металлу. Станки были простые, случайно приобретённые: на токарном по металлу можно было вытачивать только мелкие детали, зажимая заготовки в цангах. Тем не менее, столярное и слесарное дело я в училище освоил хорошо – мои изделия были экспонатами на выставках. На уроках географии учитель Горбачёва вызывала меня к доске не по фамилии, а говорила с улыбкой «Золотые ручки». Через много лет на встрече в Тбилиси она не вспомнила мою фамилию, а вспомнила «Золотые ручки». Полученные в мастерских трудовые навыки мне очень пригодились.
В нашей котельной работали старики. Я с ними познакомился, когда искал материал для изготовления лобзика. Они отнеслись ко мне очень внимательно и приветливо, помогли не только материалом, но и советами. А однажды в праздник они пригласили меня к себе, и я запомнил – с какой гордостью они вспоминали военные годы, когда делали для фронта штыки и гранаты.
В училище работали многие кружки. Я занимался в кружках: музыкальном (на пианино), физическом, судомодельном – мы построили радиоуправляемую модель крейсера и назвали его «Адмирал Нахимов».
У меня было влечение к естественным наукам, и по моей просьбе был организован живой уголок. Он был создан при кабинете естествознания в заднем маленьком дворике «живой уголок». Командование не жалело ни сил, ни средств для уголка, проявляло заботу о своих питомцах. Работники мастерских построили великолепную голубятню, сделали клетки для кроликов (которых мы потом разводили), вольер для совы, клетку для ежа. Мне было доверено управлять этим хозяйством. Начальник училища контр-адмирал Новиков Николай Дмитриевич всю войну служил на подводных минных заградителях, и мне казался всегда строгим и суровым. Он тоже любил животных и часто приходил в живой уголок. И как-то я «подсмотрел», как Николай Дмитриевич разговаривает со зверюшками. Меня это так поразило!
Училище приобрело хороших породистых голубей. Нам выдавали деньги, на которые мы покупали пшеницу и кукурузу на рынке. С голубями жила перепёлка, её нам принесли со сломанной лапкой. Мы из бамбука сделали ей лубок и скоро она выздоровела. Была у нас ещё одна птица – болотная выпь. Утром я приходил на «ферму», открывал на голубятне окно. Почтовые голуби улетали куда-то далеко. Белые длиннохвостые красавцы нариманы поднимались высоко в небо, летали стайкой кругами. Турманы белые и светло-коричневые, кувыркаясь, также поднимались высоко. Некоторые почтовые возвращались поздно вечером. Для них на голубятне я зажигал маяк – зелёный фонарь. Голубей очень любил и мой большой друг – тромбонист из музкоманды Альберт Леонович Баласанян. На тромбоне он мог исполнять многие сольные произведения, например – из популярного тогда американского фильма «Серенада солнечной долины». Моими постоянными помощниками были Володя Никерин, Игорь Мохов, Володя Чиковани – незабвенные друзья тех лет.
Однажды был такой случай. Не вернулась из полётов белая голубка. Уже стемнело. Голуби в сумерках плохо видят. Я, Игорь Мохов и Володя Никерин обнаружили голубку на высокой трубе, возвышавшейся над крышей. Мы проникли на чердак, вышли на крутую крышу. Кирпичная труба была высотой, примерно, 3 метра. Нам повезло: нашлась «хилая» деревянная лестница. Мы приставили её к трубе. В небе уже сияли звёзды. Было, конечно, страшно: крыша крутая, ограждений на её краю нет. Игорь Мохов сказал, что полезет он, т.к. он – самый маленький из нас. Я с Володей держал лестницу. Игорь залез, взял голубку, положил за пазуху и спустился. Знали бы наши командиры!.. Мне и сейчас страшно подумать, что бы могло случиться. Своих почтовых голубей мы использовали для связи. Бывало, что нахимовцы отправлялись на экскурсию по Грузии. Мы, голубятники, давали им почтового голубя. В портдепешнике, укреплённом на лапке, гонец приносил в училище весточку о том, что всё благополучно.
Игорь Мохов – потомственный подводник: его отец и брат были подводниками. Капитан 1-го ранга Мохов, как мне рассказывали, командовал атомной подводной лодкой. Я слышал, что на его лодке случилась серьёзная авария с реактором. Некоторые подводники растерялись, и с криками «Прорвало!» убежали из отсека. А Игорь бросился в аварийный отсек. В мае 1985 года я узнал, что Игорь умер. Для меня это было большим личным горем.
Владимир Никерин окончил в Кронштадте училище, стал специалистом по радиолокации. Я был у него в гостях в части ПВО под Загорском. С женой Людмилой они жили в крохотной комнатке. Деревянный дом стоял в лесу. Люся ждала ребёнка. Но это было очень давно.
Владимир Окропирович Чиковани в настоящее время – генерал-лейтенант (генерал дивизии) – живёт в Москве.
Однажды случилась беда: к крольчатам через лазейку в кирпичном заборе из соседнего двора проникла крыса. Она убила нескольких крольчат. Я пытался её изловить крысоловкой, но она была очень осторожна и хитра. У меня была каморка с окошком во дворик. Оставив свет на голубятне и приколотив гвоздём к доске сухарь, я стал ждать поздно вечером разбойницу. У меня была пневматическая винтовка. Крыса появилась, заметила приманку, несколько раз подскакивала к сухарю и тут же отскакивала. Я ждал. Наконец, она схватила сухарь, но унести его было невозможно. Она стала крутить сухарь вокруг гвоздя – не помогло. Потом – уселась около приманки и стала грызть. Её мордочка была повёрнута в мою сторону. Я выстрелил, и пулька попала крысе в голову. Так наступило возмездие.
В спальном помещении у нас под полом жили мыши. Однажды, лёжа под кроватью, я подкараулил и поймал коробкой мышонка. Сделал клеточку и мышке. Назвал её Мушкой, она стала жить в моей парте и быстро привыкла к жизни в классе. Что удивительно – не убегала, хотя и имела свободу. Бывало, во время урока вылезала из отверстия, куда вставлялась чернильница, умывалась, прихорашивалась. Она очень забавно умела лазать по тонкой нитке при помощи лапок и хвоста. Однажды я её отпустил в подпол к родственникам.
Летний лагерь ТНВМУ. На футбольном матче
Летний лагерь ТНВМУ. На футбольном матче
Физической подготовке нахимовцев в училище придавалось огромное значение. У нас были боксёры, борцы, прекрасные гимнасты, пловцы и представители других видов спорта. Сколько труда вложили в нас преподаватели физподготовки Венков, Пономарёв, мичман Жигалин и другие. Я до училища был очень хилым подростком, но за шесть лет стал развитым физически крепким юношей. Мы участвовали в городских спортивных соревнованиях и Спартакиадах Суворовских и Нахимовских училищ. Я плавать научился в летнем лагере, выполнил норму 3-го и 2-го разрядов, а уже в Высшем училище стал членом сборной команды в стиле «брасс», участвовал в соревнованиях и имел 1-й разряд. Нам хорошо преподавали штыковой бой, в соревнованиях по этому виду спорта мне также пришлось участвовать.
Однажды наше училище пригласили участвовать в соревнованиях по гребле на озеро Лиси, находившееся в горах недалеко от Тбилиси. В гонке на шестивесельных ялах, где я был левым загребным, мы заняли первое место. После гонки командир роты приказал мне быть рулевым на лодке – «двойке», где гребцами были две очень симпатичные девушки в красивых купальных костюмах. Преодолев смущение, я сел на корму лодки. Они радостно улыбались мне. Я был в трусах, в тельняшке и босиком. Красивые стройные ноги девушки, которая сидела ближе к корме, оказались между моих кривоватых и волосатых ног. Это чуть не вывело меня из равновесия, но, помня о деле, я подал первую команду, и мы отошли от берега. Я увидел, что гребут они плохо, вразнобой. Девушки заявили, что ранее в соревнованиях по гребле им не приходилось участвовать. Положение было отчаянным! Однако до старта имелось минут 15. Пришлось провести короткий курс обучения, и за это время удалось научить их довольно слаженно грести. Девушки оказались понятливыми, ловкими, сильными. И вот – старт. Несколько лодок с женскими экипажами рванулись вперёд. Мои девчонки оказались молодчинками, и мы пришли к финишу вторыми. И сейчас, в 2012 году, у меня хранятся дипломы 1-й и 2-й степеней, как память о той гонке.
В жизни мне довелось участвовать в 24 военных парадах в Тбилиси (1948-1954 гг.), в Москве (1951 г.), в Ленинграде (1954-1959 гг.). В 1953-1954 гг. я был назначен знаменосцем училища. Ассистентами были Валя Тронза и Леонид Матвеев. При подготовке к парадам строевыми занятиями со знамённой группой занимались отдельно и усиленно.
У нахимовцев существовали и воинские звания – вице-старшина 1-й и 2-й статьи. В своём классе (взводе) я
был вице-старшиной 1-й статьи, старшиной класса. Моими самыми близкими друзьями во взводе были Владимир Лазарев и Альберт Калинин. С Володей Лазаревым мы были радиолюбителями – собирали радиоприёмники и усилители.
был вице-старшиной 1-й статьи, старшиной класса. Моими самыми близкими друзьями во взводе были Владимир Лазарев и Альберт Калинин. С Володей Лазаревым мы были радиолюбителями – собирали радиоприёмники и усилители.
ТНВМУ на первомайском параде. Тбилиси, 1953 г.
Бывало, дежурный по училищу после отбоя отрывал нас от любимого занятия и загонял спать. Часто после отбоя, лёжа в постели, я слушал радиопередачи через наушники и самодельный детекторный приёмник. Антенну присоединял к нулевому проводу осветительной сети.
Особенно приятно вспоминать ежегодные летние практики в нахимовском лагере в Фальшивом Геленджике. По утрам, после пробежки по стадиону, роты шли босиком в трусах, бескозырках и с полотенцами на пляж, где выстраивались по ротам. На возвышенной части берега появлялись дежурный офицер с рупором, горнист и врач с сумкой. Звучал сигнал «Слушайте все!», за которым – команда:
– Первая шеренга – два шага вперёд!
После её выполнения – вторая команда:
– Снять трусы и бескозырки!
Шеренги голых нахимовцев выравнивались и выравнивали сложенные на гальке пляжа снизу – трусы, на них – полотенца, сверху – бескозырки. После сигнала горниста следовала команда:
– Первая шеренга – в воду!
Первая шеренга весело бросалась в море и отплывала от берега. А вторая шеренга стояла и ждала, пока отплывёт первая. Наконец, наступала очередь нырять в море и второй шеренге. Вдоль линии буйков ходила дежурная шлюпка, гребцы которой и старшина зорко следили за купающимися. Купались 20 минут. Выходили из воды по сигналу, одевались и шли строем в лагерь. В старшем классе я часто бывал командиром дежурной шлюпки. Было так, что после ухода рот в лагерь, мы подходили к берегу и свободно, без команд, купались сами – дольше, чем все.
В лагере были разные занятия: физподготовка, сигналопроизводство, такелажное дело, стрелковая подготовка, английский язык и даже география. Если море свежело, поднималась волна, все старшие нахимовцы выходили на шлюпках в море и курсировали под парусами вблизи берега. Так нас оморячивали. Многие ребята плохо переносили качку. Я – никогда морской болезнью не страдал. До сих пор с благодарностью вспоминаю преподавателей морской практики Чуракова, Довбню, Сливина.
Помнится, был совершён шлюпочный поход в Новороссийск. Вышли утром на баркасе и двух гребных катерах. На этих шлюпках было двухмачтовое парусное вооружение. Ветер был слабоват, а вскоре и совсем стих. Убрали паруса, сели за вёсла. Солнце – жарит. На руках у некоторых гребцов вскоре появились мозоли. Гребли долго, но, наконец, – появился ветерок. Радостно поставили мачты, подняли паруса и вскоре торжественно вошли в Цемесскую бухту. В Новороссийске посетили цементный завод, ознакомились с производством цемента. Были на концерте певицы Тамары Ханум.
Летний лагерь ТНВМУ. Нахимовцы на пляже
Замечательно проходили у нас занятия по «Морской дудке». На берегу речки Адербы под раскидистым грецким орехом располагался класс с дудками. Старшина раздавал книжечки со специальными нотами корабельных сигналов. Все начинали свистеть, разучивая сигналы, потом – сдавали зачёт.
Для изучения английского языка класс делился на две группы. Приходили под тот же грецкий орех, рассаживались на траве. Преподаватель рассказывал на английском языке всякие истории, а мы старались понять смысл, беседовали на английском.
Изучение географии проходило практически. Мы шли с преподавателем искать в горах водораздел, вершину горы, исток реки и т.д. Посетили однажды на одной из вершин дольмены. Все думали, как же керкеты затащили огромные каменные плиты на вершину горы?
По физподготовке главное внимание уделялось лёгкой атлетике, плаванию, спортивным играм. Каждую неделю был какой-нибудь забег. Бегали на 1000 и 3000 м, совершали 8-ми километровый марш-бросок. Конечно, занимались и греблей. Очень много стреляли из разного стрелкового оружия.
Однажды нас подняли под утро по тревоге, повели с вещмешками на пляж. Там наполнили вещмешки галькой. Старшина роты И.Сидоренко подходил к каждому и на руке взвешивал мешок с камнями. Кому-то приказывал убавить, кому-то – добавить. Потом раздали груз: кому – продукты, кому – фляги с водой, взрывпакеты, окопный перископ, бинокль и т.д. У всех были карабины образца1944 г. и холостые патроны к ним. Мы погрузились в шлюпки, и училищный катер долго буксировал цепочку шлюпок вдоль гористого берега. Наконец, подошли поближе к берегу, и с катера была дана команда к высадке десанта. Нахимовцы посыпались со шлюпок в море, и, стреляя на ходу из карабинов, ринулись в «атаку», т.к. из прибрежных кустов против нас был открыт ружейно-пулемётный огонь: это стрелял заранее высланный из лагеря взвод. «Противник» был подавлен нашим «десантом». Затем начался наш поход по горному лесу в лагерь. Было жарко, хотелось пить, но выдачу воды старшины ограничивали, разрешали только прополоскать рот. На привале – поели, попили и пошли дальше. Неожиданно встретили «засаду», вступили в «бой». Вдруг, откуда ни возьмись – перед нами появились люди в белых халатах. Они кричали, размахивали руками, пытаясь остановить наше «наступление». Оказалось, что поблизости был пионерский лагерь, и там в это время был тихий час. Мы же всех разбудили и перепугали своей пальбой: дети подумали, что началась война. Мы дошли до лагеря. Устали, но чувствовали себя молодцами.
Хочу ещё вспомнить, что нахимовцам даже в 10-м классе не разрешалось курить. Видимо, потому что запретный плод всегда сладок, некоторые ребята прятались «по шхерам» и покуривали.
Пролетели незабываемые 6 лет. Сданы выпускные экзамены. Вручая мне в нашем круглом актовом зале Золотую медаль, контр-адмирал Николай Дмитриевич Новиков сказал:
– Молодец, Владислав, всё сделал, что надо.
Сначала мы, выпускники, приняли военную присягу. Все после при-нятия присяги назначены в Военно-морские училища. Все, сдавшие экзамены на 4 и 5 и имевшие хорошее здоровье, направлялись в училище подводного плавания. Те, кто получил тройку, – в средние училища. Два выпускника сдали экзамены по геометрии и тригонометрии на 2 балла, экзамен пересдали и были направлены в интендантское училище в Выборг. В моём взводе был нахимовец Миша Панов. Перед экзаменом он говорил, что застрелится, если получит двойку, а в интенданты не пойдёт. Но ему и выпала такая участь. Родом он был из станицы Вешенской, где жил М.А.Шолохов. Миша в Выборге учиться не хотел, плохо себя вёл (мягко выражаясь). Его списали на Север, в стройбат. Он и там вёл себя плохо, был уволен со службы. Однажды, через много лет, Панов приехал на ежегодную встречу в Дивенскую, где наши выпускники встречались каждую последнюю субботу мая на даче Саши Тележникова. Миша Панов оказался главным хирургом г. Ейска – так он нашёл своё место в жизни.
В нашем выпуске было 23 медалиста: 7 – с Золотой, 16 – с Серебряной медалью. Медалисты имели право выбора Высшего училища. Я любил естественные науки, мне они легко давались, мечтал стать нейрохирургом, для чего хотел поступить в Военно-медицинскую академию. Такая академия существовала. И в тоже время хотел стать подводником. Нам дали список ВВМУ для выбора: академий там не было. Мой список оказался ограниченным, т.к. у меня обнаружилась близорукость правого глаза. Я выбрал училище инженеров оружия. Но когда капитан 2 ранга Таршин представлял приказ о назначениях в Управление ВМУЗов, ему дали 2 места в ВВМУ связи им. А.С.Попова. Таршин вспомнил, что я был радиолюбителем, и записал меня в это училище в класс радиосвязи инженерного факультета. Вместе со мной в этот класс был записан серебряный медалист Евгений Кондратьев.
Предстоял отпуск. Я приехал в Ленинград. Раньше, приезжая в от-пуск, с Московского вокзала шёл всегда на набережную Невы, стоял и вдыхал запахи водорослей, мазута и невской воды, родные запахи моего города. На этот раз меня встретила мама с маленьким братиком Серёжей. Его отцом был наш отчим Смирнов Константин Фёдорович, инвалид войны, старший сержант, миномётчик, участник Сталинградской битвы. Мы сели в такси поехали по Невскому проспекту. Водителем была женщина. Мама спросила, как я окончил училище. Узнав, что у меня Золотая медаль, она от счастья прослезилась. Водительница тоже стала плакать. Ехать не могли, остановились. Когда женщины проплакались, мы двинулись дальше. Приехав домой на Сердобольскую улицу, я открыл форточку и закурил папиросу «Волна». Мать вошла в комнату с кухни, увидела, что я курю, очень расстроилась. Она сказала, что отец не курил, и спросила, могу ли я бросить.
Конечно, могу, хоть сейчас.
– Ну и брось. Дай слово, что никогда не будешь курить. И водку пить, – добавила она.
Пришлось дать такое слово. Я выбросил папиросы в мусорное ведро, спички положил на плиту. С тех пор я никогда не курил и не пил ничего, что называлось водкой.
После отпуска я и Евгений Кондратьев вместе с курсантами, принятыми с «гражданки», жили в палатках в поле около училища. С нами проводились занятия по общевойсковой и строевой подготовкам. Однажды были стрельбы из пистолета Стечкина. Давалось по 10 патронов, из которых 3 были пробными. Я стрелял в очках. Майор Дианов усомнился, видимо, в моём успехе. Но я проделал в «десятке» сплошную дыру. Когда прошло изумление, мне было предложено организовать в училище стрелковую секцию, но это так и не состоялось.
Учёба на первых 3-х курсах была нелёгкой. Предметов было много, а времени – маловато. Но курсанты занимались спортом, участвовали в разных соревнованиях, в работе художественной самодеятельности. Я занимался плаванием и хождением на шлюпках на вёслах и под парусами, однажды участвовал в соревнованиях по штыковому бою. Помню, как командир роты капитан-лейтенант Климин построил роту и из первой шеренги был образован хор училища, а из второй – хореографический коллектив. С восхищением я часто вспоминал нашего руководителя хора Ивана Ивановича Попова. Он вначале провёл прослушивание, отобрал певцов со слухом и голосом. Потом мы серьёзно занимались по вечерам в назначенные дни, пели морские песни и классику, например – «Ноченьку» Рубинштейна. Нашему хору выпала честь участвовать в конкурсе хоров. Выехали в Ленинград на двух крытых грузовиках. По дороге случилась беда: строительная скоба пробила сразу две шины. Как она оказалась на шоссе? Однако до Академической Капеллы им. Глинки мы доехали. Настал наш черёд. Выстроились на сцене перед органом, сильно волновались. Пропели наш репертуар. В итоге мужской хор ВВМУРЭ им. А.С.Попова занял первое место среди чисто мужских хоров и среди смешанных. Есть, что вспомнить с гордостью и благодарностью к И.И.Попову.
В училище была хорошая команда пловцов. Я в ней был старшим. Своего бассейна у нас тогда не было, это сейчас там прекрасный бассейн. А тогда мы летом в любую погоду тренировались в Красном пруду в Петергофе, а зимой ездили в Ленинград и плавали в 18-метровом бассейне в училище им. М.В.Фрунзе. С собой нам выдавали продукты, которые мы съедали в электричке на обратном пути.
В 1957 году в училище была реорганизация: был ликвидирован командный факультет, готовивший командиров БЧ-IV, и училище стало полностью инженерным. Классы проводной связи превратились в факультет проводной связи, а классы радиосвязи – факультет радиосвязи. Кроме того, в том году проходило сокращение Вооружённых Сил на 1 млн 200 тыс. человек. После сдачи сессии за 3-й курс началась практика в походе по Балтийскому морю. Я побывал дизелистом, артиллеристом и штурманом на крейсере «Адмирал Макаров». Была практика и на заводах, но на неё я не попал, т.к. радиофакультет был предназначен для плавсостава, а проводный выпускал офицеров для службы, в основном, на берегу. Из-за близорукости я оказался негодным к службе на кораблях, и, значит, – к обучению на факультете радиосвязи. Кроме того, во время поездок на тренировки зимой я застудил среднее ухо. Начальник медслужбы стал возить меня на медкомиссии, и меня признали негодным к военной службе, присвоили звание мичман запаса и из училища исключили.
Я пытался поступить в Ленинграде в институт им. Бонч-Бруевича, но мне говорили, что нет мест. В другие институты тоже не принимали. Тогда я написал письмо Главкому ВМФ. Через несколько дней утром в квартире раздался звонок. Я открыл дверь. Передо мной стоял контр-адмирал Громов – начальник ВВМУС им. А.С.Попова. Он расспросил меня о делах, потом предложил поехать с ним в институт связи. Мы приехали на «Победе» в институт и прошли к директору. Нас встретил генерал-майор Муравьёв. Оказалось, что наш контр-адмирал и генерал-майор были членами радиотехнического общества им. А.С.Попова и друзьями. В тот же день я был принят на факультет радиосвязи и радиовещания, но не на 4-й курс, а на 3-й, т.к. была разница в программах обучения. На 3-м курсе я в основном отдыхал, посещал музеи и театры, а изучал только два предмета.
Но гражданская жизнь была мне в тягость: никто утром не играл на трубе «Подъём!», не было распорядка дня и т.д. Я тосковал по своим ребятам – гребцам: ведь в училище я был командиром призовой шлюпки, и мы выиграли даже гонки под парусом на 10 миль без рулей. Я стал ездить к адмиралу Громову и просить принять меня обратно в училище. Адмирал мне говорил, что на радиофакультет я не гожусь по зрению, а могу учиться только на проводном факультете, но надо сдать экзамены за годовые курсы по теоретическим основам проводной связи и курс с практикой по линиям связи. Адмирал говорил, что я могу не сдать эти предметы, а из института уйду и останусь ни с чем. Я настаивал на переходе, и был принят на 4-й курс проводного факультета. Я уже год не терял, и оказался снова с друзьями. Для сдачи ТОПС и «Линий связи» у меня было всего 5 недель. А учебник ТОПС – толстая книга со сплошной высшей математикой. Ещё надо было делать курсовой проект по «Линиям связи», и близилась сессия за семестр. Огромное желание остаться в училище помогло мне всё преодолеть, я сдал экзамены в два приёма – по половинам курса, и в училище остался.
Пройдя три курса в радиоклассе и два на проводном факультете, я в 1959 г. был выпущен из училища и назначен в район наблюдения и связи Черноморского флота в Севастополь. После прибытия в часть я и двое товарищей начали службу сменными инженерами линейно-аппаратного зала (ЛАЗ). ЛАЗ, оперативный коммутатор и кросс находились в штольне под землёй рядом с бывшим командным пунктом адмирала Октябрьского во время Великой Отечественной войны. Потом мне пришлось служить начальником усилительного пункта в Никитском ботаническом саду, начальником радиотехнического поста на мысе Ай-Тодор рядом с Ласточкиным гнездом, начальником усилительного пункта на территории завода шампанских вин «Новый Свет», на Краснознамённом узле связи ЧФ командиром телеграфной группы ЗАС.
Выпускники 1954 г. слева направо: Саша Артюхов, Слава Юдин,
Коля Попов, Эдик Карпов, Игорь Альтшулер. Тбилиси, 1978 г.
Коля Попов, Эдик Карпов, Игорь Альтшулер. Тбилиси, 1978 г.
Квартир нам тогда не давали, мыкались по частным.
Из Севастополя я попал в г. Киров, вернее, – в лес под Кировом, в Ракетные Войска Стратегического Назначения инженером узла связи. Затем – помощником начальника связи корпуса в г. Киров.
Ежегодно я подавал рапорты с просьбой вернуть меня на флот. Мне отказывали, т.к. я был неплохим специалистом по засекречивающей телеграфной и телефонной аппаратуре. Я прослужил в РВСН 8 лет. Пришёл приказ расформировать ракетные корпуса. Мне предлагали должности в Чите, Оренбурге, Владимире. Я твердил, что хочу вернуться на флот. Наконец, меня отпустили. Я попал в отдельный морской полк связи в Подмосковье, а через два года перешёл в военное представительство в институт, где разрабатывалась телефонная, а затем и универсальная засекречивающая аппаратура. Служил в нескольких военных представительствах ведущим инженером, руководителем ВП.
В 53 года в звании капитан 2-го ранга по возрасту в 1987 году был уволен в запас. В военном городке я сдал квартиру и приехал в родной Ленинград. С трудом добился квартиры, хотя имел все законные права. В семье тогда было трое малых детей. Работал в Военном санатории в Тарховке под Ленинградом, в школах – преподавал мальчишкам деревообработку, а в 10 и 11 классах – основы безопасности жизнедеятельности (ОБЖ). Когда уроки труда в школах были ликвидированы, пришлось работать в аптеке, охранником, заведующим хозяйством ресторана «Париж». В семье выросли четверо детей.
Все эти годы связь с нахимовцами не терялась. Вспоминается, что председатель ДОСААФ, выпускник ТНВМУ контр-адмирал Ю.С.Пивнев, собираясь напутствовать в Сестрорецке участников ралли «Белые ночи», пригласил меня, и я стоял с ним рядом во время произнесения напутственной речи. Так двое нахимовцев-тбилиссцев провожали участников ралли в путь. Я живу в Санкт-Петербурге вблизи Серафимовского кладбища, где похоронен Ю.С.Пивнев. Памятник ему скромен и прекрасен. На нём изображена атомная подводная лодка в походе."
Фото:
